Под кроватью

Дочка возникла в дверях неожиданно и совершенно бесшумно. И, как всегда, встала там, чуть прислонившись к косяку и изредка переступая босыми ногами. Она никогда не пыталась привлечь к себе внимание. Просто стояла и смотрела на взрослых огромными золотистыми глазами, дожидаясь, пока на неё обратят внимание. Иногда Никитину казалось, что она может простоять так несколько часов. Но не проверять же гипотезу экспериментальным путём. - Что тебе, Лисёнок? – спросил мужчина, оборачиваясь. - Свет погас, - вздохнула девочка. - Опять? - Опять, - потупилась Лисёнок, - Прости. - Ладно, возвращайся пока в комнату, а я сейчас что-нибудь придумаю. Златоглазое чудо умчалось, а Никитин привычно зашуршал ящиками в поисках свечек. Свечки да ещё допотопная керосинка – вот что развеивало темноту в спальне его дочери. А иногда и в других комнатах, если Лисёнок умудрялась задержаться там чуть дольше положенного. Все остальные осветительные приборы возле девочки начинали сбоить, а затем и вовсе отказывались работать. Да и не только осветительные. Электронные замки на двери регулярно заклинивало. Часы показывали неправильное время. Компьютер радовал окружающих синим экраном. Телефон терял сеть. А Никитин терял сон. Нормально выспаться у него получалось лишь тогда, когда дочка уезжала в свой интернат. Электроника в доме переставала выкидывать фокусы, свечи исчезали в недрах шкафа, возвращалась от родителей Ольга, и в доме на целый год воцарялся покой. Но в ближайшую неделю о покое даже речи быть не могло. Например, прямо сейчас на кухне что-то громко бухнуло. И, судя по всему, раскололось – по кафелю застучали осколки. - Лисёнок! – крикнул мужчина, ни капли не сомневаясь, кто виноват в случившемся. – Я же просил тебя вернуться в комнату! - Я просто хотела молока. - Надо было попросить, я бы принёс. - Прости, - едва слышно пробормотала девочка. Но Никитин к этому времени уже добрался до кухни и мог прочитать её извинения по губам. Дочка стояла посреди тёмной лужи со стаканом в руке. Стакан был цел, молоко в нём тоже не собиралось взрываться или спонтанно выстреливать в потолок. Зато стеклянный резервуар кофеварки разлетелся по всему полу. Вместе с содержимым. - Что тебе сделала кофеварка? – вздохнул Никитин. - Я её даже не касалась. Только молока налила. Из холодильника. А она вдруг плюнула в меня эту банку. - Холодильник цел? - Кажется, да. - А ты? - Вроде. - Тогда иди в комнату и сиди там. Никуда не выходи. - Там темно. Я боюсь. - Лисёнок… - Мужчина замешкался, не зная, как объяснить дочери очевидные факты. – Послушай, если ты пробудешь здесь ещё пару минут, то тут тоже будет темно. А мне надо убрать осколки. На вот, возьми свечку – будет не так страшно. Спички у тебя есть? Девочка кивнула и покорно отправилась к себе, оставляя босыми ногами на полу кофейные следы. Когда она проходила мимо посудомоечной машины, та негодующе пикнула, вздрогнула и выплюнула струю воды через неплотно закрытую дверцу. Никитин вздохнул. Неделя. Ему надо продержаться всего неделю. Целую неделю с этой ходячей катастрофой, от которой не спрятаться. И которая, несмотря на возраст, всё понимает. Трепещущий свечной огонёк не развеивал темноту, а лишь чуть-чуть раздвигал её в стороны. Лисёнок забралась на кровать и устроилась там, поджав ноги. Спать не хотелось. Даже в интернате в это время ещё никто не спал – можно было болтать, или играть с многочисленными местными кошками, или просто тихо сидеть у костра и изредка подбрасывая в огонь мелкие веточки. Там никто не говорил, что спички детям не игрушка. Не игрушка – это сейф Антонины Ивановны. Или машина Виктора Сергеевича, которую он оставлял почти в двух километрах от жилого корпуса и строго следил, чтоб никто из ребят не приближался к транспорту. Виктора Сергеевича в интернате любили, поэтому наказ выполняли. Но как же было любопытно. И как хотелось хоть раз в жизни прокатиться на настоящей машине. Или даже, может быть, полетать на самолёте. Очень хотелось, просто до дрожи. Но ведь невозможно же. С таким грузом самолёт даже взлететь не сможет. Но, с другой стороны, у них были лошади. И ручные кролики в клетке. И много книг – не электронных, а обычных, бумажных, с ароматными шелестящими страницами. Здесь, дома, книги тоже были. Две или три. Очень старые, очень толстые и очень скучные – ни картинок, ни диалогов. За шкафом что-то зашуршало. В интернате Лисёнок без сомнений списала бы звук на одну из кошек, но дома даже мыши не водились. Девочка спрыгнула с кровати и, прихватив свечку, отправилась исследовать комнату. На первый взгляд, в темноте никого не было. На второй – тоже. Лисёнок добросовестно пошерудила рукой сначала за шкафом, вдоль стены, а потом и под ним. Никого не было. Но шуршание повторилось. Теперь – из другого угла. И, кажется, оно стало немного громче. - Эй, кто здесь? – прошептала девочка. В ответ босые ноги обдало сквозняком, словно кто-то быстро прошёл мимо. Кто-то невидимый и почти неслышимый. Лисёнок читала, что многие дети боятся неведомого монстра, живущего в темноте под кроватью. Но под её кроватью никого не было, она много раз проверяла. Как-то даже специально караулила всю ночь, вслушиваясь в тишину. Долежала почти до рассвета, а потом не выдержала и заснула. Монстр так и не объявился. А Антонина Ивановна очень ругалась, когда узнала, почему воспитанница проспала завтрак и первый урок. Но здесь-то явно кто-то обитал! Воодушевившись, девочка обшарила все углы, но загадочный шуршун больше не появлялся. До тех пор, пока она снова не забралась на кровать. Тогда снизу что-то немедленно стукнулось в матрас. Раз, другой. Лисёнок свесилась с кровати, подметая пол волосами, и всмотрелась в темноту. Темнота в ответ не среагировала, но девочка была уверена – там кто-то есть. Но лезть под кровать с горящей свечкой было опасно. Срочно нужен был фонарик. Желательно, работающий. Или папин мобильник, им тоже можно светить. Продержится, конечно, недолго. Но ведь ей долго и не надо! Дверь в папину комнату была открыта. С тех пор, как она приехала домой, их не запирали – боялись, что замок заклинит, и потом придётся выламывать. Правда, сразу стало понятно, что с телефоном не получится – он был занят. - Не могу я так больше! – приглушённо говорил папа невидимому собеседнику. – Вчера телевизор, сегодня кофеварка. А завтра что? Унитаз? Почему нельзя держать их в этом интернате постоянно? Лес, природа, свежий воздух! - Потому что воспитателям тоже нужен перерыв. А детям – общение с родителями, - донёсся из трубки женский голос. Лисёнок не общалась с мамой уже несколько лет, но почему-то сразу поняла, что это она. И привычно замерла в дверях, чтобы не прервать беседу. Они не виделись с тех пор, как мама заболела, и ей поставили внутрь какую-то электронную штуковину. Теперь она не могла находиться рядом с дочерью, и Лисёнок видела только папу. Иногда. Раз в год. Впрочем, и тогда они почти не общались. У папы был компьютер. У Лисёнка – раскраска, две куклы и маленькие дорожные шахматы, в которые она иногда играла сама с собой. - А ты в порядке? Как себя чувствуешь? – спрашивал папа у телефона. - Да всё у меня хорошо, не волнуйся, - отвечала трубка маминым голосом. – Беременность – это же не болезнь. - Надеюсь, в этот раз обойдётся без аварий и всякого такого. Про аварию Лисёнок знала. Кажется, это было первое, что она узнала. Ещё до того, как научилась читать и считать. До того, как научилась говорить. До того, как запомнила своё имя. С самого рождения она знала, что особенная. Потому что была авария в большом исследовательском центре. Что-то они там экспериментировали с магнитными полями – и доэкспериментировались. Установка взорвалась, а магнитная волна (какая-то совершенно особенная волна с совершенно-особенными свойствами) раскатилась на пару километров вокруг. Кое-где вырубилось электричество, у некоторых заглохли машины, ненадолго потерял управление пролетавший мимо вертолёт. Впрочем, быстро выровнялся. Так что обошлось без особых последствий. Почти везде. Кроме одного находившегося неподалёку роддома. Новорождённые дети оказались очень восприимчивы к такому воздействию. И результат получился своеобразный. - Уверена, что всё будет хорошо, - говорила мама. - Вот увидишь, скоро у нас будет двое нормальных здоровых детей. И при их приближении не будет верещать сигнализация на всех окрестных машинах. - Да, я тоже так ду… Что? Извини, солнышко, связь куда-то пропадает. Видимо, Алиска неподалёку. Я перезвоню. Но прежде, чем папа обернулся, чтоб проверить своё предположение, Лисёнок уже исчезла в своей комнате и аккуратно закрыла за собой дверь. Было так грустно, что не хотелось искать даже неведомого шуршуна. Да, конечно, у них скоро будут нормальные дети. Двое. Её, Лисёнка, братья. Или сёстры. Или даже и брат, и сестра. У многих её друзей в интернате были братья и сёстры, старшие или младшие. И они часто приезжали в гости на выходные. И родители приезжали. И даже бабушки, дедушки и прочие дяди-тёти. К Лисёнку не приезжал никто. От этого всегда было горько и обидно, но это была привычная обида. Но теперь всё было по-новому. Ведь если теперь у родителей будут новые дети то они, наверное, даже забирать её домой перестанут. Зачем им она, когда есть другие… нормальные… Лисёнок не раз натыкалась с книгах на фразу про кошек, скребущих на душе, но не совсем понимала, как это. Оказалось – больно. Так больно, что хочется разорвать себе грудь и вытащить оттуда то злое и колючее, которое там скребётся. Под кроватью тоже заскреблось. Тихо и будто бы вопросительно. - Отстань, не до тебя сейчас, - отмахнулась девочка и улеглась на кровать, с головой накрывшись одеялом. Но снизу немедленно зашуршало с удвоенной силой. А потом словно торопливо затопотали чьи-то маленькие лапки. Слева. И справа. А теперь опять слева. Лисёнок не выдержала, и высунулась из-под одеяла. По комнате бегал белый кролик. Он был совсем как те, что жили в интернате – самый обычный кролик, короткоухий и красноглазый. Только почему-то в жилетке. И на задних лапах. И ещё… (Лисёнок прислушалась…) Да, точно, он что-то бормотал себе под нос вполне человеческим языком. Про ушки, усики и опоздания. Увидев, что за ним наблюдают, кролик мигом нырнул под кровать. Лисёнок немедленно бросилась за ним в погоню. И даже не заметила, как отброшенное в сторону одеяло столкнуло свечку. И уж подавно не обратила внимания, как над шкафом вдруг соткалась из воздуха кошачья улыбка. Повисела немного, будто дожидаясь, пока маленький свечной огонёк разгорится как следует и переберётся по одеялу на кровать, и снова исчезла. Всё шло своим чередом. Так, как и было задумано. Просто на пару сотен лет позже.