Братец

- Братец! – в руках Акари из неоткуда появляется молот. - А ну прекрати совращать невинную девушку! - Я? Совращать? – едва увернувшись, Тору чувствует, как от удивления ему даже дыхание перехватило. - Да я же только… - Я тебе покажу! – девушка не слушает и вовсю махает оружием, поднимая в воздух столбы пыли. - Я тебе… Голова Tору едва не встречается с молотом, но в последний момент трагедию удается предотвратить – Акари останавливается и оборачивается себе за спину. Там, в нескольких метрах от разгоревшейся баталии, сидит Чайка. И она смеется. - Чего ты ржешь? – вскипает Тору, отползая в сторону, под защиту деревьев. - Она же меня чуть не убила! - Акари и Тору весело, - улыбается девушка, поднимаясь с земли, где еще минуту назад они вместе с диверсантом обсуждали свои дальнейшие действия. Каким боком Акари решила, что это было похоже на совращение, как всегда оставалось непонятным. - Весело?! – Тору отчаянно выдыхает, махнув на Чайку рукой – пусть думает, как хочет. - Ну давайте, поубивайте тут друг друга! – слышится насмешливый голос откуда-то сверху. Там, свесив ноги, сидит Федерика. - А мне что делать прикажете? - Сиди и не высовывайся, – бурчит Тору, из-за чего немедля получает шишкой в лоб. Чайка продолжает смеяться, раззадоренная Федерика, недолго думая, следует её примеру, и вскоре обе девушки заливаются хохотом. Тору не выглядит довольным, но и он, где-то в самой глубине души, смеется от чистого сердца. Девушка с фиалковыми глазами и вот эта, что желает его убить – обе они какие-то странные, но вместе с тем... Близкие. Странное слово, но другого не подобрать – они дружат, не смотря ни на что. А Акари… А что Акари? Она его единственная сестра, любимая, буквально родная, и этого не изменить. - Я пойду спать, - бросает зеленоволосая девушка, глядя на то, как солнце медленно, но верно клонится к чернеющему горизонту. - И вам советую. - Мы посидеть здесь еще немного, - улыбается Чайка, подбрасывая палочку в костер. - Хорошо? Акари кивает, стиснув зубы – и уходит, прячась внутри машины. Она прислоняется к стенке, притянув ноги к груди, и закидывает голову назад, устремляя взгляд изумрудно-зеленых глаз в потолок. Какое-то время до неё все еще доносится смех снаружи, девушка старается игнорировать, но не выходит – от собственного бессилия она хватает скомканное одеяло и швыряет его к двери. Надоело. Каждый день, с самого детства, она видит его. Брат и сестра ни разу они не расставались за все эти бесчисленные годы - клан, учеба на диверсанта, война – все это они пережили вместе. Вдвоем. Только её Тору мог назвать близким человеком. Только её мог называть… Пока не появилась эта Чайка. Акари не испытывала ненависти – это было бы глупо и неразумно. Она злилась на себя за собственное бессилие, за ревность к Чайке – за все. Акари любила Тору. По-настоящему, а не как сестра, чувства её пылали огнем каждый раз, когда подходила настолько близко, чтобы можно было расслышать его ровное дыхание, прикоснуться рукой к мягкой белой коже. Ей сносило голову, бросало то в жар, то в холод, но… Все это лишь в душе. Акари – диверсант. Диверсанты вообще не должны ничего чувствовать. Ну или показывать – это неправильно. Поэтому, каждый раз, находясь рядом с Тору, она будет городить чушь и размахивать молотом – этого не изменить. Она никогда не признается. Вечность будет скрывать свои чувства, запирать их за железными ставнями, прятать от чужих глаз. Ничего не изменится. Звуки снаружи внезапно затихают. Акари удивленно моргает и приоткрывает шторку – Тору и Чайка сидят около костра, прижавшись друг к другу. Федерика скачет где-то рядом, и Акари улыбается, глядя на всю эту идиллию. Братец выглядит уставшим, он явно клюет носом, а Чайка, кажется, уже спит, положив голову на плечо диверсанта. Акари усмехается и, подняв с пола одеяло, идет прямо к ним. Спящий Тору выглядит умиротворенным и расслабленным, Акари редко видит его таким – далеким от жестокой реальности. Она накрывает его и Чайку одеялом, а сама, постояв еще минуту в нерешительности, возвращается обратно в машину. Может быть, однажды она признается. А пока пускай Чайка сторожит его сон.