Единство и двойственность

Дезмонд пьет кофе, сидя возле своего компа. Дезмонд понимает, что после шестнадцати часов в анимусе ему просто необходимо поспать. Особенно это необходимо ему после критической ошибки программы, когда в его разум хлынули все воспоминания мастера-ассасина. Но он боится засыпать. Боится, потому что каким-то шестым чувством ощущает, что, уснув, он больше не проснется, в том смысле, что его сознание окончательно расслоится и утром в постели Дезмонда проснется совсем не Дезмонд. Да, он понимает, что это совсем нелогично, что без сна он сойдет с ума раньше, чем от расслоения сознания. Так что когда Шон — а Дезмонд пока что уверен, что это именно он — окликает его Альтаиром, юноша криво усмехается — все очень плохо. Он поднимает взгляд на компьютерщика, и ему хочется потереть глаза, чтобы избавиться от пелены перед глазами, когда черты Шона искажаются, превращаясь в черты араба, который был так дорог для мастера-ассасина. Желудок завязывается узлом, и Дезмонд не может понять, чье это ощущение: его или Альтаира, — чье сознание засело в его голове, вгрызаясь во все отделы мозга, не заменяя Дезмонда собой, но смешиваясь с ним. Шон или Малик, — парень уже не разбирал, — что-то говорил ему, но он не слушал, следя за губами. Медленно поднялся на ноги, поддаваясь отчаянному желанию, своему или чужому — не столь важно, коснулся губами чужих губ, притягивая к себе другого парня, запуская пальцы в чужие волосы. Ощущения двоились и в то же время смешивались воедино, Дезмонд не различал, кто кого целовал. Дезмонд понимал, что сходит с ума. И ему это нравилось.