Тридцать - и только

«Висельник», люкс Варрика. – Варрик, теперь ты должен мне уже двадцать золотых, – довольно усмехнулась Изабелла, открывая карты. – Может, вместо денег возьмешь эту цепочку? – из выреза рубашки гном вытащил массивную золотую цепь толщиной с его большой палец на руке. – Она неплохо будет смотреться на твоей шейке. Гораздо лучше, чем это ожерелье, которое ты, кстати, носишь уже больше года. Удивительное постоянство для женщины. – Ну, не только гномов тянет на все блестящее. А это ожерелье мне дорого примерно так же, как тебе – твоя Бьянка. – Ривейни, ты ранила меня в самое сердце! – гном картинно прижал руку к левой стороне груди и трагично возвел взгляд вверх. – Как ты могла сравнить благородный арбалет, имеющий имя и историю, с каким-то ошейником, пусть и из чистого золота. – Варрик, – внезапно посерьезнела пиратка, – Это ты что, меня сейчас за свой проигрыш тактично «сукой» обозвал, предлагая «цепочку» в пару к «этому ошейнику»? – Сузив глаза, Изабелла завела руку за спину, чтобы вытащить из ножен кинжал. – Изабелла, – севшим голосом пробормотал ошарашенный Варрик, стараясь незаметно для нее достать засапожный нож, – я даже и не думал оскорбить тебя… – Купился, купился! – рассмеялась пиратка, так и не коснувшаяся рукояти «Сердцееда», – Видел бы ты сейчас свою рожу, гном! И вообще, может, у этого «ошейника» тоже есть имя и история? – Расскажешь? – расслабившийся Варрик заинтересованно подался вперед, привычно нащупывая на поясе блокнот и перо с походной чернильницей. – Только в обмен на историю о Бьянке, – усмехнулась Изабелла. – Ривейни, – разочарованно простонал гном, понявший, что «сказ об ожерелье» ему не услышать никогда, – ты же знаешь, что это единственная история, которую я не могу рассказать. – Да-да-да… «Тут замешана девушка, и я обещал ей не рассказывать…» – кажется, именно так ты сказал Мерриль, и вид у тебя при этом был такой возвышенно-одухотворенный, а тон – такой сентиментальный, что я чуть не прослезилась. – И, между прочим, я ни словом не солгал. – Ну, и я тоже могу тебе сказать, ни словом не солгав, что в моей истории замешан мужчина, и я обещала никому ее не рассказывать. Но если хочешь, можешь всем говорить, что ожерелье на моей шее не снимается из-за страшного проклятья, наложенного на меня его бывшим владельцем… Ну, или что-нибудь в таком роде. Ты ж у нас писатель, вот и солги как-нибудь поправдоподобней. – Пожалуй, история о проклятье будет пользоваться большим спросом, – отрешенно заметил Варрик, уже набрасывая в уме «Легенду о проклятом ожерелье». – Спасибо за идею, Ривейни. – Это ж я. Люблю помогать, – подмигнув крепко задумавшемуся гному, Изабелла сгребла деньги и направилась к барной стойке – отмечать выигрыш. «Висельник». Неделю спустя. – Изабелла, а правда то, что Варрик рассказывает? – сострадающим голосом вопросила Мерриль, с жалостью глядя на шею пиратки. – Что именно, Котеночек? – пробормотала та, оторвавшись от кружки пива, – Варрик много чего рассказывает. – Ну… то, что твое ожерелье не снимается в результате проклятья. Если этот так, я могла бы попробовать снять проклятье при помощи магии крови, или… – Ох, Котеночек! – рассмеялась Изабелла, – Варрик – это Варрик. Не все то, что он говорит, нужно принимать за чистую монету. А эту идею ему подкинула я. Не говорить же гному, мужчине, что многих моих любовников до потери памяти возбуждает то, что я предстаю перед ними, одетая лишь в украшения. – А что, это правда? – заинтересованно спросила Хоук, до того витавшая где-то в своих мыслях. Застенчиво покрасневшая Мерриль тоже с любопытством посмотрела на пиратку. – А ты попробуй, – подмигнула Изабелла, – ручаюсь, это освежит ваши с Андерсом отношения. Спорим? – Нет-нет, верю тебе на слово, – просветлевшая лицом Мэриан чуть ли не вприпрыжку выбежала из таверны, сопровождаемая фырканьем сдерживающей хохот Изабеллы и недоуменным взглядом Мерриль. – Куда это она? – удивилась магесса, – мы же хотели сегодня в «Порочную добродетель» сыграть… – С Блондинчиком мириться побежала, – просветила эльфийку Изабелла, – они вчера опять поссорились из-за разницы в отношении к храмовникам… Поместье Фенриса. День спустя. – Иссабелла! – раздраженно прошипел сквозь зубы Фенрис, в очередной раз поцарапавшись об острый завиток на её ожерелье. – Почему ты никогда не снимаешь эту штуку? Я уже всю грудь разодрал о твое ожерелье! – Дорогой мой… – выдохнула пиратка, обвивая ногами отпрянувшего эльфа, тем самым побуждая его продолжать любить ее, – я же не ворчу каждый раз, когда твои перчатки оставляют царапины на моих бедрах… – Но в постели-то я их снимаю! – возмутился Фенрис, продолжая удерживать на весу торс так, чтобы опять не оцарапаться. – А я не хочу. Мне так нравится. Да и с застежкой потом долго возиться. А вот если я сделаю так… – Изабелла выскользнула из-под любовника, и, толкнув эльфа навзничь, оседлала его, – …то никаких проблем с ожерельем больше не будет… «Висельник», номер Изабеллы. – «Проклятья», «тайные любовники»… – бормотала Изабелла, сидя на кровати и рассматривая в маленькое зеркальце шею, проводя пальцами по линиям морщин, становившихся заметнее и глубже с каждым годом, – какую только чушь не выдумаешь, лишь бы тебя считали моложе твоих тридцати семи лет… Широкое золотое ожерелье лежало на кровати рядом с нею. Вздохнув, Изабелла отложила зеркальце и надела украшение. Она вновь посмотрелась в зеркало, поправила подвески на ожерелье и твердым голосом сказала своему отражению: – Тридцать. И ни годом больше.