Механизатор

— Шны­рёк опять уто­пил якорь! Фред­риксон, ты слы­шишь? — Дру­жочек, по­мол­чи, не ру­гай ме­ня! Дя­дя за­нят, не ви­дишь, что ли, на ко­раб­ле, и… — Я ви­жу! — …и по­том, ско­ро бу­дет ура­ган, а мо­ре боль­шое, хо­лод­ное, мы по­тонем, нас не най­дут, вот уви­дишь… Фред­риксон не дос­лу­шивает эту мо­нотон­ную нер­вную ти­раду — это для не­го не но­во. Пе­реп­ро­верив все по­каза­ния при­боров в на­вига­ци­он­ной ка­юте, смотрит на ру­ки — их ко­лоти­т мел­кая дрожь. Вы­нимает проз­рачную склян­ку, на­ливает пол­то­ра глот­ка, зал­пом от­пивает. В го­лове нем­но­го про­яс­няется, ту­ман уходит. За­учен­но-при­вет­ли­во улыб­ается сам се­бе. За­думывается. Вспоминает.

***

Ме­ханиз­мы, цеп­ля­ющи­еся друг за друж­ку то­нень­кие шес­те­рён­ки, бес­ко­неч­ное дви­жение, смаз­ка, пру­жины, опять шес­те­рён­ки… Всё это для Фре­до — рас­кры­тая кни­га, всё это он знает как свои пять паль­цев. К не­му идут за со­ветом луч­шие мас­те­ра го­рода — и не толь­ко их го­рода, но и дру­гих, за де­сять миль вок­руг, он с за­вязан­ны­ми гла­зами может ус­тра­нить в ме­ханиз­ме по­лом­ку. Его зна­ют, ува­жают, у не­го есть средс­тва и не­об­хо­димое прос­транс­тво для воп­ло­щения сво­их фан­та­зий и ме­хани­зиро­ван­ных иде­алов — не­сок­ру­шимых, пра­виль­ных, не стра­шащих­ся во­ды и мо­роза. Но толь­ко сей­час он осоз­наёт, что он, Фре­до Фред­риксон, — не кто иной, как са­мый бед­ный из лю­дей. Ни­щий ду­хом, да вот толь­ко не счас­тли­вый — прос­то-нап­росто ни­какой. Опус­то­шён­ный, выс­коблен­ный из­нутри, пус­тая ви­димость, ко­торая толь­ко для ви­ду хо­дит, го­ворит, спо­рит, ра­бота­ет. Ник­то. Кон­че­ный че­ловек. Он знает: этот маль­чу­ган, его пле­мян­ник, тон­ко вы­рисо­выва­ющий­ся в сво­ей зе­лёной коф­те на фо­не рас­свет­но­го не­ба и по­лус­мёр­зшей­ся зем­ли, ху­день­кий, рас­трё­пан­ный, скор­чивший­ся на ко­лен­ках око­ло све­жей мо­гилы, этот шум­ли­вый, лю­бопыт­ный до на­зой­ли­вос­ти и на­ив­ный под­росток, не впол­не гра­мот­ный оле­невод, в сто раз боль­ше че­ловек, чем он — вы­чищен­ный, бе­зуп­речный ме­хани­зиро­ван­ный изоб­ре­татель, ко­торо­му смот­рят в рот и ве­рят все, кто толь­ко встре­тит­ся со взгля­дом его спо­кой­ных се­рых глаз. Ник­то, кро­ме с по­зав­че­раш­не­го дня по­кой­но­го бра­та, скуч­но­го и не­люди­мого по­эта, не знает, что преж­де гла­за у Фре­до бы­ли ва­силь­ко­вые, лю­бопыт­ные. Ме­хани­ка не тер­пит неж­ностей и сан­ти­мен­тов, она тре­бу­ет все­го це­ликом, как есть. Телом, разумом, сердцем. И он по­винуется этому — глу­пый, на­ив­ный пар­нишка. И его гла­за выц­ветают, а внут­ри всё индевеет, хоть зи­ма в их кра­ях и сме­няется на че­тыре ме­сяца за­тяж­ным лип­ким све­том.

***

Он не знает, как го­ворить с пле­мян­ни­ком, с че­го на­чинать. Ли­хора­доч­но прок­ру­чиваются в го­лове пре­дыду­щие встре­чи… "Не тро­гай мои чер­те­жи", "Не лезь ту­да, то­ком ша­рах­нет", "По­шёл вон!" — не­уже­ли он дей­стви­тель­но ра­зучил­ся го­ворить с жи­выми людь­ми, у ко­торых в гру­ди сер­дце? Мо­жет, у не­го в гру­ди уже дав­но пуль­си­ру­ет мо­тор, а он и не за­меча­ет под­ме­ны? Нек­ста­ти вспом­инается, как пле­мян­ник, ли­хо свис­тя на­пере­гон­ки с вет­ром, про­носит­ся ми­мо не­го на при­митив­ной по­воз­ке, зап­ря­жён­ной оле­нем — имен­но это он со сме­хом на­зывает "на­вес­тить дя­день­ку". Об­го­няет, ог­ля­дывает­ся и гром­ко хо­хочет, стря­хивая с пёс­тро­го сви­тера на­метён­ный пу­шис­тый снег. Озор­ной маль­чик, ка­лев­ский по­гон­щик, чер­ногла­зая звёз­дочка. Не­уже­ли это он си­дит на мо­гиле ро­дите­лей и не ре­вёт толь­ко по­тому, что все слё­зы уже за­кон­чи­лись? — Лат­ти… — роб­ко и равнодушно ок­ликает его Фре­до и тро­гает за пле­чо. Лат­ти. Лар­сон Хиль­форс. Дет­ское имя, поч­ти проз­ви­ще. Впер­вые он про­из­носит его вслух. По ху­день­ко­му те­лу под­рос­тка слов­но про­бегает галь­ва­ничес­кий ток, но он не оборачивается, сре­аги­ровав на при­кос­но­вение ко­рот­кой от­машкой: от­стань, не до те­бя. — Лат­ти, что у те­бя с ру­кой? — вздрагивает ме­ханик и, пе­рех­ва­тив его за за­пястье, пытается по­вер­нуть ру­ку в свою сто­рону. Это ока­зывается де­лом неп­ростым, по­тому что Лат­ти, ка­жется, весь на­ливается свин­цом. Но ког­да дя­дя всё же дос­тигает це­ли, его пробирает ка­кое-то бо­лез­ненно-ко­лючее чувс­тво, слов­но по его ве­нам про­пус­ти­ли ток: уз­кая ла­донь пле­мян­ни­ка вся в за­пёк­шей­ся кро­ви, паль­цы стёр­ты до кро­вавых мо­золей, а в ми­зинец заг­на­на длин­ная за­ноза. Ря­дом ле­жит кир­ка с тём­ной, за­ляпан­ной ру­ко­ятью. Ми­нуту… не­уже­ли он ко­пал мо­гилу, хо­ронил от­ца и мать сам? Да, вер­но. Сам. Ник­то не хо­тел скреб­стись об фев­раль­скую гли­ну. Фре­до глу­боко вдыхает ме­тал­ли­чес­кий тре­пещу­щий воз­дух, за­дер­живает ды­хание. Становится страш­но — страш­но от собственного ту­пого рав­но­душия, бес­чувс­твен­ности, рас­чётли­вос­ти. Да не это­го ли ты сам хочешь и по­лучаешь от сво­их ма­шин? Рыв­ком изоб­ре­татель раз­ворачивает пле­мян­ни­ка к се­бе и от опус­то­ша­юще­го изум­ле­ния да­же вскрик­нуть не может. На нек­ра­сивом, дет­ском ещё ли­це Лат­ти, за­мазан­ном, с глу­бокой ца­рапи­ной на но­су, блуж­да­ет бе­шеная, пло­хо скла­дыва­юща­яся улыб­ка, ли­цо из смуг­ло­го ста­ло поч­ти бе­лым, но ху­же все­го гла­за, из ко­торых уш­ла вся ос­мыслен­ность — они на­поми­нают чёрные ды­ры. Фре­до преж­де не стал­ки­вал­ся с су­мас­шедши­ми, да и во­об­ще не ви­дел их ни ра­зу, и ему от­че­го-то жут­ко. Страх пе­реме­шивается с кровью, на­пол­няя её вмес­то кис­ло­рода, а в го­лову, обыч­но трез­во-хо­лод­ную, не при­ходит ни еди­ной мыс­ли. Лат­ти, бес­смыс­ленно хи­хикая, суёт ему в ру­ки пот­рё­пан­ную кни­жон­ку, то­же всю в пят­нах при­сох­шей кро­ви. Дя­дя ав­то­мати­чес­ки сжимает её, и на­мётан­ный глаз вы­цепляет на си­ней об­ложке фа­милию ав­то­ра и наз­ва­ние: Фред­риксон, "Мор­ской ор­кестр". Да, точ­но. Его брат ус­пел из­дать толь­ко од­ну кни­гу сво­их сти­хов, и один из эк­зем­пля­ров те­перь на­ходится в ру­ках маль­чиш­ки. Пос­леднее, что ос­та­лось. Ну, и ещё эти две пу­гови­цы с паль­то ма­тери Лат­ти, ко­торые он на­зой­ли­во по­казы­вает дя­де, не впол­не со­об­ра­жая, что, собс­твен­но, де­ла­ет. Ва­ку­ум из го­ловы ухо­дит, и на его мес­те пры­гает пер­вая за се­год­няшнее ран­нее ут­ро здра­вая мысль — от­вести Лат­ти к вра­чу, но вто­рая лишь тяжко взды­хает — это уже не по­может это­му то­нень­ко­му рас­те­нию. Ин­стинктив­но Фре­до об­нимает пле­мян­ни­ка. Ощу­щает под локтем его тре­вож­ное нер­вное теп­ло. Мы в от­ве­те за тех, пе­ред кем ви­нов­ны в бес­чувс­твии.

***

Сол­нце по­казы­вает над го­ризон­том свой ма­лино­вый кра­ешек. Бредут по ули­це двое. Ме­ханизм и рас­те­ние, вце­пив­ши­еся друг в дру­га. Стран­ная па­роч­ка. Фред­риксон, тол­ком не по­нимая, что идёт зиг­за­гами, под­держи­вает Лат­ти за пле­чи, а тот, то и де­ло зап­ле­та­ясь но­га об но­гу и бес­созна­тель­но цеп­ля­ясь за дя­дину кур­тку, быс­тро бор­мо­чет — с каж­дой ми­нутой всё бес­связ­нее и ис­те­рич­нее, зах­лё­быва­ясь, слов­но запущенный эпи­леп­тик: — Дя­дя Фред­риксон, дя­дя Фред­риксон, а я шап­ку по­терял. Хо­рошая та­кая шап­ка бы­ла, вот жа­лость, а ещё мне но­вые шнур­ки нуж­ны, я тол­ком ид­ти не мо­гу, эти пор­ва­лись, и бо­тин­ки вот-вот сва­лят­ся. Дя­дя, у те­бя есть клей? У ме­ня пра­вый бо­тинок ско­ро раз­ва­лит­ся, и но­га за­мёр­зла, ой, пло­хо это, об­мо­рожусь как пить дать, мне ещё оле­ней че­рез пе­ревал гнать… где оле­ни? Дя­дя Фред­риксон, ма­ма в вос­кре­сенье пи­рог ис­пе­чёт, те­бя зва­ла, ты уж при­ходи, а то ско­ро сов­сем за­паришь­ся с эти­ми сво­ими ко­лёса­ми, бу­дет хо­рошо, я обе­щаю, я то­же го­товить бу­ду, ом­лет сде­лаю. При­неси мне ко­робоч­ку, ку­да-то на­до бы эти пу­гови­цы по­ложить, а то возь­му и по­теряю, у те­бя нет ещё пу­говиц? Ска­жи, прав­да нет, ты мне най­дёшь? Дя­дя, у ме­ня го­лова мёр­знет, сле­ва хо­лод­но, зе­лёные кру­ги пе­ред гла­зами, отог­рей ме­ня, рас­то­пи лёд! Фред­риксон с ка­мен­ным ли­цом кое-как стаскивает с се­бя ши­рокий шарф и за­кутывает в не­го пле­мян­ни­ка. Лат­ти безнадёжно схо­дит с ума.

***

Фред­риксон не бо­ит­ся смер­ти. Он ни­чего не бо­ит­ся. Ведь для ма­шины, точ­но­го до каж­до­го мил­ли­мет­ра ме­ханиз­ма, её поп­росту не су­щес­тву­ет.