Нет вестей с небес

Каждый день — война С окружающим миром, Со зноем солнца И самим собой. © Rosa Infra «Снова Один»

Да еще на переправе ждал сюрприз. На мосту, который по виду напоминал старый-престарый отживший свое железнодорожный, застланный досками, маячила бурая мохнатая гора. Гора оказалась медведем, точнее — медведицей, потому что возле нее неуклюже топтались два лохматых «холмика». Медвежата с опаской глядели в сторону затормозившей машины. На мост звери не ступали, но перегородили дорогу с другой стороны переправы. «Ну, уходи уже…», — сжалась за рулем Джейс, ощущая себя в относительной безопасности в машине, зная, насколько непредсказуемым может быть этот зверь, если речь шла о его потомстве. Тут и автомат мог не помочь, да и охотиться девушка так и не научилась и, не признаваясь Дени, не намеревалась учиться. Убийство животных для нее оказалось более тяжелым испытанием, чем убийство людей. Она-то знала, что животные пытаются убить ее только из страха или от голода. А люди за что? Что она сделала людям? Уже сделала, уже выслеживали ее как врага. «Убив кого-то, будь готов, что тебя назовут врагом», — снова усмехнулась горько она, глядя на недоверчиво встававшую на задние лапы медведицу. Зверь не намеревался пересекать опасный мост. Да и Джейс как-то не хотелось туда ехать на машине, доверия шаткая постройка не внушала. Выходить из машины она тоже теперь боялась. Медведица все не уходила, точно не желая пропускать, точно кто-то сделал ее стражем. Но по карте это была единственная переправа. Лезть в воду не хотелось. Девушка понимала, что злится, теряет время, драгоценное время. И неизвестно, что ждало ее за мостом и что мог придумать этот зверь, а пираты тем более могли появиться откуда угодно. Джейс сидела, сгорбившись, перебирая пальцами по кругу руля, а потом вдруг распахнула дверь, встала в полный рост, практически напротив медведицы. — Уходи! — крикнула Джейс, повелительно вытягивая вперед руку. Глаза экзальтированно расширились, она словно гипнотизировала животное, говорила с ним, хотя это уже что-то из области мистики, которой не содержалось на этой земле, это все люди ее придумали. Впрочем… Зверь зарычал, встал на задние лапы, заслоняя собой медвежат. Девушка немедленно вскочила в машину, считая, что теперь-то на нее точно нападут. Но медведица резко кинулась в заросли, уводя потомство. Путь оказался свободен. — Ну, вот, с самого начала бы так. Молодец, уже животными управляешь, — трясла головой девушка, нервно разговаривая сама с собой. Машина загудела, пуще прежнего задрожала, подскочила на кое-как сбитых досках, но мост пересекла успешно, что даже удивило. Однако впереди маячил столб черного дыма, так пираты отмечали свои аванпосты, подавая сигналы друг другу. Еще пребывая на возвышенности, Джейс успела заметить, как много вьется над лесом таких дымовых сигналов. А вроде бы и близко, но бесконечно далеко расстались все с судьбой, а вроде бы и просто, но совсем ведь не легко расстались вдруг с собою. Земля была, корабль вел, но здесь иное все, а двери в жизнь прошедшую разъехались, как растворились, а потом, как в лифте, вдруг сомкнулись. И на дно. И, может, на вершину. И что оставили они? Вершину дна иль дно вершины? Эти острова. Иные. Танцы собак, расколотые стекла ветровые. Век веку волочить на грудах павших тел. И кто ответственен, а остальные — не у дел. И точно бы окрик в ночи. Но, сколько ни кричи, там, где земля большая, мелки уши. (И сердца не больше). Здесь мира нет, а там война навеки. И звери здесь, а там ведь вроде «человеки». И память, послушная змейка песка, сквозь пальцы упрямо стекала. И вместо улыбки не сходила с лица ужасная примесь оскала. Но камни дорожные, свидетели мира, молчали, умели молчать. И яд в сорняках жег сильнее крапивы. Никогда не понять, почему там, где теплее и для жизни эдем, там все больше яда, все больше запретных тем, никому и не рады. Люди, злые, как сорняки, на заброшенный сад нападали. И розы сквозь колючки прорастали. Зачарованный сон, но слишком похожий на смерть. Только птицы устало кричали, разноцветные птицы, пестрые, яркие, живущие в небе. Не могли они, быстрые, ни весточки, ни просьбочки сказать. Да куда говорить? Над небом — лишь космос. Есть небо иное, повсюду. В душе. Но нет в нем покоя, а мира везде. Планета — война, планета — не мир. Создали систему. И каждый вампир. И от земли бы отлечь в холодный перезвон, услышать бы там речь, значение имен… Но к дну земли притачан беспечный человек, а век его растрачен, казной крутился век. Все покупалось, все продавалось. Сырье и надежды. И так все сломалось, сомкнув духа вежды. Джейс оказалась на горной тропе, вроде бы она вела к радару, который находился на возвышении для лучшего покрытия сигнала. Но ехать на легковушке в гору оказалось совершенно невозможно, машина просто отказывалась двигаться, хотя спидометр показывал приличную скорость, вот только уже не разобрать в милях или в километрах, да и не важно. Зрячая память сыпалась в песок, душа как камень отмеряла срок. Душа — лишь скорлупа, на вид как камень, а внутри все жизнь. Но если камень и внутри, то никуда уж не сбежишь, лишь у подножья мирового древа среди гадов лежать, молчать, без мыслей и мечты. Джейс резко затормозила и заглушила двигатель, видя с уступа, как у подножья холма, недалеко от нее, по узкой тропинке между скал шла «процессия» из двух пиратов и пленного. Вдоль горной дороги вели на расстрел. Куда-то вели. Зачем? О, зачем? Человек с завязанными глазами и связанными руками покорно шел под конвоем двух пиратов на показательный расстрел себя. Почему это люди так шли? Ведь и так бы убили! Но, может, стоило бежать, биться, вырываться? А то ведь тыкали в спину дулом автомата, а он будто надеялся, что так спасется, может, надеялся, что за него дадут выкуп? Так же, как Оливер… Оливер, Оливер. Какая участь постигла его? Может, и вправду за него дали выкуп. Может, уже отпустили домой? Но, может, продали в рабство? Неизвестно, но Райли в любом случае ждала самая худшая участь. И это из-за Оливера. Может, стоило им забаррикадироваться в трюме тогда? Может, и погибли бы, но все вместе! И Джейс ощутила приступ ярости, да такой, что руки задрожали. И эта ярость взревела в заведенном моторе. Видимо, не соображая, что творит, девушка съехала с дороги, вдавливая педаль газа. И оскал застыл на лице, вместе с ужасом в расширенных глазах, точно у ведьмы на костре. Вот только ведьмы ли? Вопрос и крах. Машина съехала с холма, пираты встрепенулись, приготовились стрелять, но автомобиль оказался быстрее. Джейс резко дернула руль, автомобиль занесло, чего она и добивалась. И вот один из врагов оказался раздавлен, расплющен между капотом и скалой. Капот тоже вдавился в скалу, ветровое стекло потрескалось. Джейс ударилась о него лбом, но даже не почувствовала образовавшейся кровавой отметины. Пригнулась, скатившись под сидение, когда второй враг прошил металл седана автоматной очередью, но выхватила оружие и открыла стрельбу в ответ, дырявя дверь. Отдача оказалась сильной, намного более сильной, чем от спортивной винтовки. Но все-таки она знала, как держать оружие, хотя синяки все равно обещали проступить. Стрелять, затиснутой в уже дымящейся машине было неудобно. И не сказать насколько жутко... Но, наткнувшись на ответный огонь, пират решил сменить позицию для стрельбы, что позволило Джейс выбраться из машины. Враг же, очевидно, прятался с другой стороны. Стоило девушке высунуться из-за двери, как пират выпрыгнул со стороны длинного багажника автомобиля. Вот она игра — быстрый или мертвый. Время. Время. Гонка. Гонка. Лыжи, палки, старт, финиш, круг, повторение. Мир. А здесь ставка: на первое место — жизнь, а для второго — могила. Глаза Джейс еще больше расширились, но она успела. Успела на долю секунды быстрее пирата. Враг только вскрикнул, разинув рот, подскакивая и выгибаясь назад от количества всаженных в него пуль. А патроны неопытный воин еще не умела экономить, не зная точно, куда стрелять, чтобы убить врага, не рискуя целиться прямо в голову. Поэтому выходило еще более жестоко, как будто изощренно. Но она просто боялась. Вот и все, закончился еще один кошмар этого дня. И с опаской приблизилась к трупу, снова словно задыхаясь. Обернулась на то, что осталось от первого врага. Потрясла головой: — Это я?.. Как я… Она не могла поверить, что способна так хладнокровно и стремительно превратить в фарш живого человека. Притом она намеренно практически охотилась за ним, сколько бы он ни пытался уклониться. И как ей хватило искусства вождения, чтобы не застрять на узкой горной тропе, которая для машин едва ли была приспособлена! Но вот теперь осталась вовсе без машины. «Что же за чудовище во мне живет», — обессилено подумала она, хватаясь дрожащими руками за голову, но проводила дальше по волосам, выдыхая. И дрожь пропадала… И где-то музыка звучала в Метрополитен-опера, а где-то — залпы выстрелов. И каждый оценивал свое. Как много звуков в голове певицы, как много глухоты в закате ядерной зарницы. И голос остается тенью на стене, когда все залы вдруг закатятся в огне, как в гуле аплодисментов, а и не найти уже каких-нибудь моментов трагических. Ромео и Джульетта не убьют себя в десятый за день раз. Среди обломков выжившие тихо в пепле угасали б только раз. И драмы на сценах страшнее драм в жизни, на вид все страшнее, столько в них мысли. Но драмы в жизни реальны, а там — только сцена. И если бы в едином сплавить их изможденье души, чтобы сцена сказала: небо здесь, небо рядом. Каждый близок далекий. Но ведь все лишь истоки. Не на той территории и уже лишь изгой. Странной страшной истории. Не предстать пред собой. Да, вот она из прошлого со спортивной винтовкой в ярко-алом лыжном костюме глянула на себя из настоящего. И почему-то все равно узнала и приняла. Даже такую. С боевым оружием, забрызганную кровью, то глядящую исподлобья, то запрокидывающую голову, точно пыталась что-то узреть, а мир все ускользал и ускользал. Между тем, человек с завязанными глазами тихо охал, сжавшись на корточках. — Пощадите! Пощадите! — бормотал он. У кого он ныне просил пощады? Его ведь вели на расстрел. Но хорошо, что он был здесь, кем бы ни был. Ведь ради него снова пошла на убийства. Ради себя давно бы уж сдалась, не жалко себя. Может, позволила бы себя убить. Толку-то? Или нет… Но что-то гнало ее вперед. Нет. Умереть сейчас означало скитаться вечным неупокоенным призраком, который жаждет отомстить за брата и его друзей. Джейс подскочила к мужчине в выцветших обносках, перезала ножом его путы, сняла тряпку с глаз. — Ох… Я думал, мне конец… — сел устало человек, рассматривая с нескрываемым интересом пиратов, точно убили сейчас не людей, а каких-то демонов, точно не верил он, что их можно точно так же уничтожать, как и все из плоти и крови. — За что тебя? — отрывисто спрашивала Джейс. Она по-другому не умела начинать диалог, всегда как-то рвано, кратко, по делу, но слишком спонтанно. Человек понял, что спас его не воин племени. Осознал ли, что перед ним вдобавок еще и девчонка… Да это не имело значения, он даже не смотрел. В тусклых, как будто у слепого, его глазах зажегся на миг оживший энтузиазм, осмысленность, он охотно объяснил: — Всех сочувствующих ракьят… А не сочувствуют им только на острове Хойта, там их уже нет лет десять. Вот в ракьят всегда стреляют на поражение. Из них плохие рабы. Они никогда не сдаются. Ну, а мне, потомку шотландцев-переселенцев, пристало ли сдаваться? Человек гордо встал и приосанился, похоже, он вспомнил нечто действительно важное для него: — Спасибо! Пойду в деревню. Человек помахал рукой, косолапой походкой невозмутимо побрел вдоль холма, да с таким видом, будто это он кого-то спас, а не его. Но Джейс так даже больше нравилось. Если бы он начал изливать душу в комплиментах и благопожеланиях или, чего доброго, принялся бы в ноги кидаться, она бы ощутила не радость, а в высшей мере отвращение и досаду. Жгучие неприятные чувства. Не верила она такой похвале переслащенной. Но все-таки его уход оставил снова одну в окружении двух свежих трупов и одной сломанной машины. Нет, глядеть на убитых девушка не желала, похоронить у нее не хватило бы сил, тем более, кругом были одни камни. Но глядеть… Уж тем более на того, раздавленного. Хотя, чего глядеть? Что-то новое? Если бы. Она видела однажды, как легковой автомобиль попал под грузовик на трассе. Еще в детстве видела. Отец тогда приказал им с Райли закрыть глаза, отвернуться. До сих пор слышался его до надрыва тревожный голос. Они стояли в жуткой дорожной пробке, пока из-под перегородившего шоссе грузовика доставали то, что являлось пассажирами и водителем легкового автомобиля. Райли и правда тогда закрыл глаза, он всегда слушался отца. А Джейс позволила себе ослушаться тогда… В десять лет. И смотрела через стекло. И становилось страшно, холодно. Почти как теперь. Но она продолжала смотреть, точно готовила себя еще тогда, точно знала, что жизнь без пикселей цензуры страшна и неприглядна в некоторых своих проявлениях. Но с ними приходилось мириться, ведь в страшное время жили. Как и во все времена. Джейс продолжила восхождение к радару пешком. Автомат на одном плече и рюкзак на другом сильно натирали кожу даже через ткань, потом она додумалась подложить порванную водолазку. Вот снова пригодился отцовский подарок, последняя весточка из дома. Стало как-то легче. Еще издалека маяк напоминал какое-то нагромождение металлолома, Джейс глянула на него из-под руки, щурясь на солнце. И поняла, что вблизи он больше похож на металлоломом: более ржавых строений она в своей жизни не встречала. Что-то среднее между высоковольткой и Эйфелевой башней. Но и то, и другое не описывали фантастичность этой конструкции, жалобно поскрипывавшей при каждом дуновении ветра. — Ну, нет! Я туда не полезу! — потрясла головой Джейс, поняв, что к радару даже лестница не ведет, только какие-то слабо закрепленные канаты. Как послать сигнал бедствия, она вообще-то тоже не представляла, но питала надежду, что на своем корабле разберется. И корила себя, что не спросила у Дени. Хотя, если бы он знал, вероятно, давно бы уж послал. Но, кто его знает, из-за чего тропический остров оказался базой наркоторговцев? Международное право, нарушение прав человека… Нет, никому не было дела до этого места, где проржавели не только машины и вышки, а сама природа человеческая. Верхушка радара кружилась, точно дырявя небо. Только вот Джейс поняла скоро, что это вовсе не вершина кружится, это у нее в глазах темнеет. — Не падать! Не падать! — бормотала она в бреду, понимая, что вторая травма головы сказалась, аукнулась и первая. Надо было все-таки ехать мимо казни, мимо расстрела, мимо человека, оставить его на произвол судьбы, сейчас-то он все равно ничем не собирался помогать. Да она и не ждала помощи. Ехать мимо, чтобы не болела голова. Как удобно. Так целые страны проезжали мимо расстрелов. Дышать становилось непомерно тяжело, девушка схватилась за сетку-ограду, которая неровными кускам опоясывала подступы к вышке. О восхождении приходилось забыть. Озноб сваливал с ног. С ней уже случались такие приступы. Вроде бы и ничего, все ничего, можно двигаться дальше, а потом вдруг мир начинал вертеться, скакать, земля уходить из-под ног.