Разбитый мир

— Клади его сюда, — быстрым движением Элли поддела коротким кинжалом тесемки доспеха, и стальные пластины распались надвое, обнажая глубокую рваную рану. — Его укусили, — опережая вопрос, прорычал тролль, — много зверей, сильных. — Хорошо, я о нем… позабочусь, — девушка капнула тягучей жидкостью на рану и отскочила, коротко приказав троллю «держи его».       Раненый забился в сильных руках товарища, бешено закричал и так же внезапно затих. Элли склонилась над ним и с усилием заставила себя вздохнуть: от запаха грязного, потного тела и крови, вперемешку с ядовитой слюной, кружилась голова и подташнивало. Рана глубокая — зверь порвал доспех и толстую кожу тролля, а затем вгрызся в ребра; маленький обломок кости Элли смогла вытащить, но общей картины это не изменило — солдат доживал свои последние минуты. В себя он так и не пришел, и девушка искренне этому радовалась. В академии им говорили, что для каждого смертельно больного пациента нужно находить свой подход: кого-то надо держать за руку и позволять плакать у себя на плече, а с кем-то лучше выпить пива и сходить на футбол. Как вести себя с умирающим троллем, Элли не знала.       Она видела, как тролли в знак уважения обмениваются «братскими» ударами по плечу, видела, как они дерутся между собой в тавернах, слышала их разговоры, но она никогда не видела умирающего на руках его товарища… Нет, за последние четыре месяца Элли вдоволь насмотрелась на смерть, унижения и страдания. Но быть зрителем или жертвой это одно; сейчас она чувствовала себя едва ли не палачом, который объявляет, что нет смысла более пытаться что-то сделать — пациент умер; тем, кто лишает близких, родственников и друзей последней надежды; тем самым человеком в маске, который качает головой, понимающе кладет руку на плечо, а через полчаса готов смеяться над шуткой коллеги.       Да, здесь и сейчас Элли могла бы примерить на себя эту роль, если бы хоть одной живой душе было дело до умирающего тролля. Дружба среди них не была распространенным явлением.       Она с минуту простояла над холодеющим телом, а затем стон другого раненого заставил ее спешно отойти в другой угол наскоро установленной палатки. В их импровизированном лазарете было душно и сумрачно, витал резкий запах, словно кто-то пролил склянку… Впрочем, в традиционной медицине нет препарата со схожим запахом. Вытирая руки окровавленным полотнищем, девушка опустилась на колени перед человеком с очень бледной кожей, которая почти полностью сливалась с серыми бинтами на его теле. — Тебе надо попить, — Элли приподняла голову мужчины и поднесла к губам чашку с мутной жидкостью. Мужчина дернулся, отвернул голову и закашлялся. — Ты умрешь, если и дальше не будешь принимать мою помощь. — Иди к дьяволу, — шепотом бросил он, пробуя подняться с лежанки, — мне не нужна помощь от грязного отребья, рожд… — человек, не закончив, безвольно повалился обратно, издав громкий стон-всхлип.       Элли пожала плечами, отряхнула колени и вернулась к столу, на котором были разложены ее инструменты и лекарства. Полог был откинут и в этой части палатки было светло. Накрыв труп, девушка осторожно выглянула наружу: все тихо, не слышно ни звуков битвы, ни шума зверей; вязкая, неестественная тишина, как перед бурей. Даже кузнечики попрятались. И это на такой красивой поляне: ручеек, густая трава, вековые деревья с густой кроной и раскидистые заросли, кажется, малины. А еще одуванчики, целое море одуванчиков. Только здесь эти сорняки назывались совсем по-другому.       Девушка прислушалась, но битва проходила слишком далеко, и до нее не доходили даже самые тихие ее отголоски: ни звона мечей, ни боевых криков троллей, ни воя волкодлаков. Вспомнив про последних, Элли зябко повела плечами. Маги, демоны, оборотни — она никогда не верила в существование этой нечисти. В ее прежней жизни для них просто не было места: шумный город, освещенные неоновыми вывесками проспекты, машины, огромные электронные табло с рекламными роликами — разве можно поверить в существование демонов в месте, где иногда и ночь не наступает? А здесь… День или ночь — дома и надежные каменные стены городов вовсе не гарантировали безопасность. От страшных животных (Элли до сих пор отказывалась считать их разумными) можно было спастись за крепкими воротами, но от злых духов… В последних Элли пришлось поверить.       Из палатки снова раздался стон; нехотя девушка вернулась обратно, без всякого энтузиазма поднесла к пересохшим губам пленника плошку с водой и с легким злорадством наблюдала, как тот жадно пьет. На краю смерти уже неважно, от кого принимать помощь; можно и от «беглого отребья». Мужчина словно прочитал ее мысли: рот исказился в кривой усмешке, и он тихо заговорил, часто захлебываясь кашлем. — Не думай, что таким, как он… есть дело до таких… как ты, — он чуть прикрыл глаза, наблюдая за бесстрастным лицом девушки. — Пройдет не так много времени, и ты тоже разделишь мою участь… он будет пытать тебя… и муки твои будут в сто крат больше моих, ведь для меня он всегда был врагом. — Может быть и так, — Элли чуть склонила голову, поправляя выбившуюся из хвоста прядь темных волос, — а может быть и нет. — Некроманты всегда предают живых, — мужчина поморщился, прикасаясь к забинтованному торсу, — я знаю… я видел. Я был ребенком, когда казнили одного из них… Перед казнью он, рассказывая про свои злодеяния, смеялся. Он убивал детей и женщин… подчинял их тела своей воле или разрезал на мелкие кусочки. Он убил свою жену, хотя прожил с ней больше десяти лет. Она продавала полевые цветы на базарной площади… иногда плела венки и давала их нам… — мужчина зашелся в диком приступе кашля; на уголках губ выступили темные капли крови. — Он убьет тебя. — Может быть и так, — Элли опять пожала плечами, стирая кровь с его лица; половину его неразборчивой речи она не поняла. — Перед смертью люди часто ведут себя необычно. Тот бедняга обезумел от горя — ему пришлось убить свою жену, и теперь его публично обвинили в этом, не дав возможности оправдать себя. Я бы тоже смеялась. Правосудие в вашем мире однобокое. Ты тоже вот–вот умрешь: уже начал рассказывать мне про свое детство. — Я умру, — легко согласился человек, с ненавистью глядя на Элли, — но я предупредил тебя… и теперь есть шанс, что ты убьешь его раньше, чем он перейдет Провал. На лбу мужчины выступила испарина, глаза бешено сверкали, а пальцы лихорадочно метались по покрывалу. Осторожно прикоснувшись к нему, Элли глубоко вздохнула — последняя надежда на то, что лихорадка могла уйти, рухнула; человек умирал. — Я не убью его, — Элли, внезапно ощутив сострадание к пленнику, взяла его руку в свои и крепко сжала, — ты был хорошим солдатом и хорошо сражался. Но… единственный шанс для меня спастись и вернуться в свой мир — пройти через дорогу, которую вы называете Провалом. Я не плохой человек, я вижу по твоим глазам, что ты думаешь именно так, но разве у нас есть другой выбор? — Ты не понимаешь… — мужчина попытался выдернуть руку, но Элли удержала ее. — Твой мир… место, откуда приходит зло и духи… ты одержима ими… он поработил тебя… не обманывайся — он не станет помогать тебе. Колдуны подчиняют духов, обрекают их на вечные муки и скитания… Ты станешь его рабой… — Уже, — Элли мягко провела по мокрым волосам мужчины, стараясь успокоить его, — я все это знаю. — Ты… видела, что он делал со мной… — лихорадка усилилась, и мужчина почти кричал, — и это он сделает… ты будешь видеть мертвых! Они будут идти за тобой, их будет тысячи… и ты сама будешь мертвой… холодной, гниющей… внутри тебя будут копошиться черви… а он будет наслаждаться твоим страхом… он заставит тебя убить самых дорогих тебе людей! И сожрать их… — по его щекам текли слезы, глаза закатились, и теперь он уже не говорил, а издавал страшные хрипы. — Знаю, — девушка приложила к его лицу мокрую тряпку, — я уже прошла через это. Агония продлилась еще четверть часа; все это время мужчина то упрашивал ее бежать, то беспорядочно предавался воспоминаниям, то плакал, рассказывая пережитые на допросе ужасы. Элли застыла над ним подобно изваянию; она не обращала внимания на затекшие ноги, на царапины, которые оставались на ее ладонях от его хватки, не обращала внимания на жажду и страх. Наконец он затих, и она обрела свободу.       Пошатываясь, она выбралась из палатки и спиной повалилась на землю. Произошедшее оставило тяжелый след, и некоторое время девушка смотрела на голубое небо над головой. Умерший был дозорным на последнем посте, который отделял их небольшой отряд от перехода. Молодой мужчина, далеко не самого крепкого сложения, не самый лучший боец; именно такого человека сегодня ночью поставили в тыл — кто бы мог подумать, что оттуда могут напасть. Его взяли без боя — мужчина был пьян, и первый же удар по голове погрузил его в долгий сон; принесли сюда, привели в чувство и потребовали информацию: расписание патрулей, численность, вооружение… Он оказался поваром. Неудачно брошенные кости, которые взвалили на него сегодняшний караул, обрекли его на испытания, к которым он был не готов.       Элли крепко зажмурилась, пытаясь прогнать прочь воспоминания: связанный, избитый солдат отказывается сказать нужное, а затем… хмурый черноволосый мужчина, некромант, прикладывает руку к его голове, властно требует повиновения, и человек начинает кричать. Ему затыкают рот, и тролль продолжает бить его, несмотря на неодобрение хозяина; но тут пленник начинает плакать; падает на землю, корчится, разрывает на себе остатки одежды, а потом, разом затихнув, на коленях ползет к нему и покорно отвечает на все вопросы.       Что показал ему некромант? Что он заставил его почувствовать? Элли догадалась и поэтому, едва мужчина отказался отвечать, скрылась в палатке, где старательно зажимала себе уши; тщетно — она знала, что происходит, знала, чем все закончится. И ничего не сделала — ее собственная жизнь и ее желание вернуться домой оказались сильнее. Элли накрыла тень; испугавшись, девушка резко вскочила, готовясь встретиться с врагом лицом к лицу. Голубоглазый, черноволосый мужчина, тот самый о котором говорил умирающий, чуть склонил голову набок, разглядывая ее. — Собирайся, — тихо, бесцветно сказал он, заглядывая в палатку. — Мы победили? — Элли торопливо протиснулась внутрь и бросилась к столу. — Нет, — мужчина склонился над трупом пленника. — Как давно? — Полчаса, может быть, чуть больше… — Элли замерла с холщовым мешком в руках. — Мы проиграли? — Да. Этот ублюдок смог мне соврать, — некромант брезгливо пошевелил труп ногой и устало потер лоб. — У них три дозорных отряда, а не два. — А… остальные? — Элли так и не смогла назвать отряд троллей-наемников «нашими». — Их перебьют в течение получаса. А еще через четверть они доберутся до этого места, — некромант с явным раздражением наблюдал, как Элли складывает вещи. — Брось это — у нас нет времени. Девушка послушно оставила открытые склянки и последовала за некромантом. Красивая полянка разом растеряла все остатки уюта, и Элли нервно озиралась, ожидая, что вот-вот из-за деревьев покажутся воины. Лошади были привязаны чуть поодаль. Животные щипали траву, лениво обмахивая бока хвостами; им совершенно не было дела до их мертвых хозяев. Элли потянулась было к поводу своей гнедой кобылы, но некромант жестом остановил ее. — От нее мало толку, — он потрепал по мускулистой шее своего черного жеребца, отвязал повод и протянул девушке. — Когда твоя лошадь почувствует волкодлака, ты не сможешь ею управлять. Поедешь на Мессе.       Элли осторожно приняла поводья; конь громко, недовольно фыркнул. Ласковые слова комом застряли в горле, когда девушка увидела злые, горящие недобрым красным огнем глаза животного. Некромант подсадил ее в седло, прошептал несколько слов на ухо коню и, не глядя на Элли, пошел обратно. — А как же ты? — девушка была вынуждена обернуться; конь решительно отказывался реагировать на рывки поводьев. — Месс сильный конь — он легко выдержит нас обоих! — С двойным грузом он не сможет далеко уйти, — некромант замер посреди поля, запрокинув голову и рассматривая небо. Очередной порыв ветра заставил лошадей нервно переступать с ноги на ногу, пронзительно ржать и фыркать. — Уходи. — А что будет с тобой? Некромант пожал плечами, пригладил растрепанные волосы и махнул рукой. — Тогда я подожду здесь, — откровенно говоря, Элли совсем не хотелось оставаться в диком лесу одной. — У меня не будет времени защищать тебя, — все так же ровно бросил мужчина, проверяя меч на поясе. — Скорее всего, тебя убьют, и тогда весь этот поход будет совсем напрасным. Уходи. Привязанные лошади испуганно визжали, били копытами землю и пытались рвать поводы. Сквозь шум Элли отчетливо услышала вой, но по-прежнему не торопилась спасаться бегством. — Я буду ждать тебя у развилки. — Нет, — мужчина наконец-то посмотрел на нее: обеспокоенно, зло и раздраженно.             Видимо решив, что разговаривать с девушкой больше нет смысла, некромант, коротко бросив несколько фраз на непонятном языке, щелкнул пальцами и конь, ударив в воздухе передними копытами, стрелой помчался в лес. От неожиданности Элли не смогла подавить испуганного возгласа, и что есть силы вцепилась в поводья, распластавшись на шее жеребца. Деревья слились в одну полосу, шум ветра почти оглушил девушку, но она все же смогла расслышать долгий протяжный вой и топот копыт у себя за спиной: мужчина освободил лошадей, и обезумевшие от страха животные бросились спасаться в лес. Это был хороший ход: волкодлаки, напав на след, могут преследовать добычу несколько часов. Даже если некромант не справится, шанс того, что погоню пустят именно по ее следу, стремительно уменьшается; а если учесть, что конь под ней и вовсе пахнет пугающей волкодлаков мертвечиной… За спиной полыхнула ослепительная вспышка, и спину обдало потоком сухого горячего воздуха. Элли зажмурилась, неосознанно понукая жеребца скакать быстрее.