Сердце стучит все чаще

— Когда я приехал сюда впервые, — говорит Гилберт, — я хотел, чтобы на город налетел ураган и снес здесь все. Включая меня. Оз смотрит, как его губы двигаются при разговоре и задерживаются на кромке чашки с кофе. Они стоят у окна в квартире Гилберта — оно распахнуто, впуская в комнату летний дождь. Жарко, душно, и впервые за долгое время Гилберт в одежде с короткими рукавами. Один рукав завязан в маленький аккуратный узел, чтобы скрыть культю, но здоровая рука смотрится мило и органично — Оз бы с удовольствием изучал взглядом ее, если бы его внимание так не притягивали губы. — Я действительно ненавидел, — произносит Гилберт с мягкой, нежной улыбкой. — Ненавидел все здесь. Мне приходили в голову такие ужасные вещи... Его глаза светлые, а лицо темное. Отросшие волосы спадают сейчас ниже плеч — ему приходится смахивать чёлку со лба каждые несколько секунд. Озу кажется, что следовало бы помочь Гилберту постричься, но каждый раз находит повод передумать; так получается и сейчас. Кончики проворных пальцев Оза привычно и непринужденно касаются мягких завитков. — Почему ненавидел? — спрашивает Оз, поглаживая волосы Гилберта и наблюдая за его дыханием, за тем, как он говорит. — Причин было много, — чуть качая головой, продолжает тот. Капли дождя сыплются на его плечи. — Люди из квартиры надо мной постоянно роняли что-то на пол. А в квартире напротив шумно ходили. Иногда, по загадочным причинам, они играли на скрипке поздно ночью. На улицах лаяли собаки, истошно орали кошки... — Гилберт отпивает немного кофе, бесстрастно глядя в окно и недовольно поджимая губы. Оз ловит себя на мысли, что он похож на Винсента, когда делает такое лицо. Интересно, осознает ли он, как они с братом похожи друг на друга? — Но больше всего, — говорит Гилберт, — я ненавидел это место потому, что здесь не было тебя. Он плотнее прижимается к пальцам Оза на своих волосах и затихает. Теперь Оз может рассмотреть его полностью: как одни черты его расслабленного лица идеально перетекают в другие; тело, похожее на огонь и воду одновременно — все сразу. Оз не знает, в какой момент стал думать так поэтично, но, когда Гилберт рядом с ним, у окна, в голове путаются мысли, и его бьет мелкая, частая дрожь. — Но теперь я здесь, — откликается Оз. Он чувствует, что должен это сказать, даже если Гилберту и так известно — а может, сам хочет это услышать. — Я больше не собираюсь оставлять тебя, Гил. Гилберт смотрит на него золотом из-под прикрытых тяжелых век. Его длинные ресницы напоминают Озу маленькие темные перья, и он чувствует, как начинает пылать лицо. — Что? — спрашивает Оз. — Что за взгляд? — Ничего, — отвечает Гилберт, смеясь. — Нравится, когда ты так говоришь. Это приятно. Он расплывается в сонной улыбке. Озу хочется поцеловать эту улыбку, и он целует — неуклюже и нежно. Гилберт легко подхватывает его движение и целует в ответ, встречно приоткрывая свои теплые губы. Они никогда не договариваются о поцелуе вслух — это происходит само собой. Иногда посредине предложения, посредине мыслей. — Я знаю, — произносит Гилберт, не прерывая очередного поцелуя. — Я тоже тебя не оставлю. — Кофе свой не пролей, — некстати предупреждает Оз, пропуская между пальцев спутанные кудри Гилберта. — Тогда не делай ничего, что заставило бы меня его пролить, — отвечает Гилберт. Но поставить кружку на подоконник все же приходится: Оз целует в чувствительное место за ухом, и по его телу разливается слабость. — Почему ураган, кстати? — спрашивает Оз, вынуждая Гилберта опереться о подоконник. — Я люблю дождь, — бормочет Гилберт, запрокидывая голову, и негромко стонет. Губы Оза скользят по его шее. — Я думал о том... м-м!.. чтобы оставлять окна открытыми. Тогда здесь стало бы пусто после дождя. — Тогда все твои вещи были бы уничтожены. — Они не нужны мне. — Ладонь Гилберта ложится на затылок Оза, когда тот закусывает кожу на его шее. — Мне нужен только ты. — Это так смущает, — невнятно бормочет Оз, пробуя на вкус его кожу и чувствуя биение пульса каждым касанием губ. Кажется, что они часами стоят так, тихо переговариваясь в объятиях друг друга. Ливень усиливается. Струи дождя заливают рубашку Гилберта, хлещут в открытое окно. Мокрые волосы Гилберта прилипают к щеке Оза, а рука скользит под одежду — почувствовать ладонью грудь, сердце и шрам. Они дышат в унисон. В темном небе где-то далеко ворчит гром, воздух гудит от напряжения. — Ты сам немного ураган, Гил, — шелестит Оз, прижавшись к его уху. Гилберт выдыхает с низким смешком. Его пальцы чертят на шее Оза тонкие линии. Звук и прикосновения наполняют живот Оза теплом, а кровь — жаром. Капли воды скатываются по стене под окном, собираясь в мутные лужи у их ног, но Гилберт не обращает на это внимания, и Оз — тоже. — Ураганы иногда становятся причиной наводнений, не так ли? — спрашивает Оз, поглаживая его тазовые кости чуть выше пояса брюк. — М-м… — тянет Гилберт. Его голова откинута назад, и ливень напитывает волосы влагой. Оз расстегивает ремень Гилберта и немного притягивает его за бедра к себе. — Тогда это ты, — говорит Оз, становясь между раздвинутых ног Гилберта, и дотрагивается до его паха. Гилберт издает стон, одновременно тихий и страстный — похожий на грохочущие в небе раскаты грозы. Дождь смывает с улиц пыль и грязь. Гилберт сейчас темный и красивый, он дрожит и тихо стонет на ухо Озу каждый раз, когда тот двигает рукой. Каждый раз, когда их тела соприкасаются, Оз чувствует перерождение. Когда Гилберт кончает, дождь стекает по его приоткрытым губам.