rehabilitacion

- Ты правда думаешь, что я сейчас хочу есть?! Да ты просто больной, Антонио!!! Ловино, раскрасневшийся и мокрый от пота, сидел на взбитой постели и выпускал пар. Делал он это качественно и старательно – Испания уже отвык от таких децибелов. - У меня течка, и я хочу трахаться! Предлагаешь мне этот чуррос себе в задницу засунуть?! Уйди отсюда, ублюдок!!! Фернандес с будничной улыбкой поставил на стол поднос и вышел из комнаты, сказав напоследок: - Я в гостиной, если что. - Да на кой черт ты мне сдался!!! Антонио прикрыл дверь и растер руками щеки. Он знал, что через полчаса – не больше – Ловино придет в гостиную, сядет рядом на диван и с шалой улыбкой начнет выцеловывать и облизывать смуглые пальцы Испании, прерываясь только для особенно громких стонов. Сам заберется на колени Антонио, наплевав на то, что пачкает смазкой его шорты, обхватит руками крепкую шею, вцепится в волосы и будет хрипло просить, чтобы в него вставили хотя бы пальцы. Испания знает, что пальцев будет мало, очень мало, и что Ловино будет плакать от восторга, принимая всю ладонь разом и кончит, если Антонио немного разведет в стороны пальцы и попытается сжать кулак. Но это не узел, и Ловино вновь будет мало – он начнет вылизывать шею Антонио и стонать, вертеть бедрами, стараясь прижаться раскрытым анусом к ласкавшей его ладони. Испания резко вставит в него кулак, и в который раз охренеет от того, насколько сильно можно растянуть омегу, насколько послушно раскрывается он, часто дышащий и кричащий от удовольствия. Он будет насаживаться сам, прижав голову Антонио к своей груди и горячо выдыхая тому в макушку, а когда вновь кончит, почти сразу же заснет, обняв Испанию за плечи. Дальше будет душ, попытка накормить сонного омегу, и постель, где Ловино выключится на несколько часов, прижавшись к чужому плечу. Отработанная годами схема изменялась очень, очень редко. У Испании не стоял. Он был чертовым импотентом, даже несмотря на то, что от вида течного Ловино у него крышу сносило – порой он вылизывал его всего, снаружи – от обветренных губ до пальчиков ног – и изнутри, своим длинным языком проникая в растянутую дырку; иногда он заставлял Ловино дрочить перед ним, упиваясь молящим выражением лица Варгаса. Они подходили друг другу, как соседние детали паззла – проще и надежнее не придумаешь. В их мире, ограниченном живой изгородью по периметру дома Испании, все было отлажено, от каждой детали веяло уютом и теплом; но Антонио было безмерно стыдно. Он чувствовал себя единственным, ответственным за то напряжение, которое возникало по приезде Ловино: Варгас отводил взгляд, поджимал губы и как будто бы спрашивал себя, стоит ли приходить в следующий раз. Наверное, поэтому их секс был таким крышесносным – Антонио каждый раз выкладывался на полную, не зная, приедет ли Ловино в его дом еще раз. Ловино возвращался, и от этого хотелось плакать и смеяться одновременно, а еще, конечно же, Испании хотелось пожалеть себя и своего омегу. Это было очень, очень больно. - Эй, ты, - Ловино выглянул из-за угла, обмотанный в простыню до самого подбородка. Его взгляд блуждал по комнате, ни разу не затронув Антонио. – Я хочу кое-что сказать. Что-то пошло не так. Антонио принюхался – пахло совсем слабо, сладковато, но едва ощутимо – и выгнул бровь. Ловино потоптался в дверном проеме, скривился и плюхнулся в ближайшее кресло, забираясь в него с ногами. - Я специально приехал позже, чем нужно, потому что… - Ловино густо покраснел и поморщился еще раз. – Потому что иначе я просто не смог бы с тобой разговаривать. Ну, ты понимаешь. Испания озадаченно кивнул. Варгас продолжил: - Я люблю тебя. Хотелось бы сказать, что без всяких «но»… но ты прекрасно знаешь нашу проблему. - Да… - Антонио откашлялся, чувствуя, как кровь приливает к лицу. – Я знаю. - Антонио, я хочу сказать, что мне нужно… - Нет! – Испания неожиданно для самого себя подскочил с дивана, крепко сжимая кулаки. – Молчи, не вздумай что-нибудь сказать! Глаза Ловино округлились, он открывал и закрывал рот, не издавая ни звука – только беспомощно громко дышал. Антонио медленно подошел к креслу, в котором сидел Ловино, и положил ладони ему на щеки, чувствуя их жар ледяными пальцами. - Пожалуйста, молчи, - зашептал Испания, касаясь губами лба омеги. – Я люблю тебя, малыш. Не надо. - Ты ведь не знаешь, о чем я хотел сказать, - не слишком уверенно пробормотал парень, выворачиваясь. - Я знаю, потому и прошу: не надо, - Антонио опустился на подлокотник и вздохнул. – Честно, я не выдержу. Потом, ладно? Я… - Твое потом, - неожиданно прошипел Ловино и столкнул Испанию плечом, поднимаясь, - сплошное вранье, чертов ты ублюдок! Я тоже не в один день все решил, и как же мне теперь? Еще чуть-чуть потерпеть?! Да ты просто трусливая задница!!! Ловино не заплакал, даже голос не дрожал, хоть и был громким, а вот у Испании в болезненном спазме сжалось горло. Он растерянным взглядом проводил Ловино, ринувшегося в спальню. - Постой, давай поговорим! Я тебя выслушаю! – голос сорвался, и Антонио прикрыл глаза ладонью. Он не был готов, не в тот раз. Ловино вышел через минуту, будто невзначай отворачиваясь, стараясь скрыть покрасневшие глаза – он все же готов был разрыдаться. Антонио облегченно вздохнул, не увидев у него в руках дорожной сумки. Выждав несколько секунд, Испания протянул руку к Ловино и ласково провел по темным волосам, подцепляя мизинцем выбившуюся прядь. - Ты сам сказал, что выслушаешь, - сипло произнес Варгас, поднимая на Антонио тяжелый взгляд. - Может, в гостиной… - Нет, давай здесь, - заупрямился Ловино, так и оставшись в дверном проеме; Испания стоял посреди коридора и не знал, куда деть ледяные от волнения руки. – Я тебя люблю. И расскажу тебе, с какой оговоркой. Возможно, когда я прихожу к тебе в… определенное время, может показаться, что я безумно тебя хочу. И все же, тебя я люблю, а хочу альфу. Ты тоже любишь меня, но… чего хочешь ты? Антонио сцепил руки в замок за спиной и пару раз качнулся с пятки на носок. Все ломалось, рушилось, и как глупо – их дальнейшая судьба решалась в коридоре! Даже на заднем сидении такси было бы менее обидно, чем так. - Я хочу… не знаю, жить с тобой?.. - Как раньше, - подсказал Ловино и шмыгнул носом. – Я был первым, кто сделал эту срань. А ты, идиот, даже не остановил меня! Как животное повелся на мои провокации! Я хочу это все прекратить… да и ты, думаю, тоже. Фели давно говорил о том, что надо завязывать. Но я делаю это не из-за брата! – тут же взвился Ловино, но так же быстро остыл. – Это выглядит очень странно, Испания. Это все очень, очень пугает – я не хочу жить в напряжении, это отражается на моем доме… на моем народе. Я принадлежу не только себе, и… черт, я так больше не могу! Антонио молча развел руки в стороны, и Варгас почти упал в его объятия, хватаясь за рубашку. И снова Ловино не плакал, но его била мелкая дрожь – Испания прижал его к себе крепче, унимая и его, и свое собственное тело. Это был конец, и Антонио со стыдом почувствовал трусливое облегчение – стало легче думать о нем, вдыхать его запах, держать его в своих руках. Он понимал, что теперь Ловино никогда больше не приедет в дом за живой изгородью, не прокричит на весь этаж о том, какой же Испания ублюдок, не разбудит его утром тычком пятки по ребрам. Да, терять это было тяжело; но как же легко было представить, что больше не придется терпеть неловкое молчание и пристальные взгляды. И все же, одна мысль не давала Испании покоя. - Скажи, а если у меня... со мной все будет хорошо? - Я... - омега запнулся, отвел взгляд. - Не знаю. Это ведь невозможно. Антонио судорожно вздохнул и крепче сжал в руках футболку Ловино, чувствуя, как тот успокаивается и почти сонно сопит в плечо. - Пойдем спать? – пробормотал Варгас, хмурясь и поджимая губы. - Да, конечно, - Испания отступил на шаг назад, мягко убирая руки омеги со своих плеч. – Ты иди, а я лягу у себя. - А… - Ловино криво улыбнулся и ткнул Антонио кулаком в грудь. – Иди уже, чего встал! Испания кивнул и как можно скорее дошел до своей комнаты, спиной все еще чувствуя напряжение, повисшее в коридоре. Он прикрыл глаза, стараясь запомнить образ хмурого Ловино, в домашней одежде стоящего напротив двери в свою спальню. Утром Испания проснулся от нетерпеливого автомобильного гудка. Затем звякнула связка ключей и протрещал дверной замок. Антонио прикрыл глаза и зарылся лицом в подушку, думая, что уже не заснет – и тут же провалился в неспешную утреннюю дрему. *** Дела накрыли Антонио с головой, не оставляя ни единого шанса на праздные размышления и времени на жалость к самому себе. Босс чувствовал себя преотвратно, но немым укором приходил на работу, и Испания считал своим долгом быть рядом, даже если это не входило в его обязанности. К хорошим новостям можно было отнести больший по сравнению с прошлым годом наплыв туристов; возможно, это было единственной положительной новостью за целый месяц. Даже погода в Мадриде шептала, завывал ледяной ветер, разгулявшийся по всей Европе с завидной резвостью. Он дул на восток, не давая забыть о приближающемся саммите в Берлине, к которому нужно было подготовить целую тонну отчетов и уместить ее в тридцать страниц, иначе Германия вновь высказался бы по поводу его, Испании, безалаберности. Антонио, безусловно, знал об этой черте своего характера, и сам нередко высмеивал ее в себе, но со стороны других стран это звучало как самый настоящий выговор. За всей будничной суетой Испания забыл и про Гилберта, только к концу недели удосужившись прослушать сообщения на автоответчике, в которых Байльшмидт красочно описывал, кем он считает Антонио, и перечислял все места, где ему следует побывать вместе со своим мобильным телефоном. Испания хотел позвонить, но не хотел оправдываться. Телефонный звонок разбудил Антонио поздней ночью. Он долго думал, что это сон, и в своем сне ответил на звонок и даже переговорил с Франциском насчет встречи после саммита. Но когда телефон зазвонил вновь, Антонио все же проснулся, протягивая руку к тумбочке. - Ну неужели!!! Застал его дома! Испания поморщился и ткнулся затылком в спинку кровати. Гилберт был бодр и зол. - Я ему названиваю который день, трачу свое драгоценное время, а он… ты там меня слушаешь?! - Да тебя разве не услышишь… - просипел в трубку Антонио и взглянул на часы. – Полвторого, Гилберт, ты что, лунатик? - Если бы я лунатил, я бы прилетел к тебе и надрал твою задницу. Твое счастье, что днем я помогаю Людвигу с подготовкой к саммиту. Он, кстати, послезавтра, ты же не забыл? - Я не идиот, Гилберт. В трубке послышался хохот. - Просто волнуюсь, - сказал Байльшмидт, отсмеявшись. – Ты не знаешь, что с малышом Ловино? Я был у него пару дней назад, и мне показалось, что его квартира – горячая точка! Он опять истерику закатил? Испания сполз вниз по постели под одеяло, будто рассчитывая тем самым уйти от ответа. Но вездесущий и всезнающий Гилберт желал новостей. - Эй, ты заснул? - Нет… - Антонио рывком скинул с себя одеяло и взъерошил волосы. – Наоборот. Мы пришли к консенсусу. - Не нравится мне, как ты об этом говоришь, - подозрительно протянул Байльшмидт. – Прилетай завтра, посидим где-нибудь вечером. - А Франциск?.. - Дома, наказан, - заржал Гилберт. – Забастовки, ты же знаешь. Приедет вечером, наверняка с больной головой. Испания задумался. Если они встретятся, то придется рассказать все Байльшмидту – иначе никак. - Ладно. Я скину тебе, каким рейсом полечу. - Отлично! Гостиницу сам закажешь? - Да, утром. Антонио распрощался и отложил трубку на подушку справа от себя. В голове шумело, сон как рукой сняло. Он догадывался, что Ловино тоже будет тяжело, вот только не думал, что настолько. Гилберт не был чересчур впечатлительным, а значит, Варгас действительно сильно переживал. Антонио вздохнул, сел на кровати, поднял с пола ноутбук и полез бронировать билет до Берлина и одноместный номер в гостинице. *** С самолета Испания сошел заспанным и недовольным. Слабые, едва различимые запахи людей плотной прослойкой легли в зале ожидания, и Антонио сначала увидел, а только затем почувствовал Гилберта, развалившегося к нему спиной на не слишком удобном кресле. Испания встрепенулся и направился к другу, прижимая ручную кладь к груди. Байльшмидт спал, и Антонио хотел напугать его в отместку за поздний звонок, но Гилберт вдруг наморщил нос и раскрыл глаза. Испания раздосадовано опустился на соседнее кресло и положил голову на плечо Байльшмидта. Тот широко зевнул и дернул плечом. - Не пристраивайся, я все еще обижен. Ты не отвечал на мои звонки две недели. - Прости, дорогая, я исправлюсь, - усмехнулся Испания и тут же охнул от подзатыльника. – Честно, прости. Времени и сил даже на помыться не всегда хватало. Байльшмидт с сомнением оглядел Антонио, а затем кивнул и поднялся на ноги. - Ты прощен на этот раз, но сегодня все за твой счет. - Как скажешь, дорогая! На этот раз Испания ловко увернулся от руки Гилберта и с хохотом побежал от разозленного друга, расталкивая пассажиров и встречающих. Гилберт внимательно слушал Антонио, отстраненно постукивая пальцами по пузатому боку пивной кружки. Испания говорил сумбурно, быстро, и не отрывал взгляд от отполированной столешницы, а когда закончил, подвинул к себе принесенное официанткой пиво. - И все-таки, ты хочешь решить эту проблему? Антонио осушил кружку и поморщился – не от горечи пива, но от досады. - Если бы я знал, как, то не отпустил бы Ловино. Я страна, и на меня, как ты понимаешь, не действуют человеческие лекарства. - А если поговорить с боссом?.. - Ну уж нет, - Антонио напряженно рассмеялся. – И разве ему должно быть дело до моей сексуальной жизни? У некоторых стран ее вообще нет – и даже не жалуются. Вот ты, например, как давно ты занимался сексом? Гилберт неопределенно повел плечами и нахмурился. - Это не то. Я могу сделать это в любой момент – желающие всегда найдутся – и расслабиться. Не то чтобы я думаю, что это опасно, но, знаешь ли, страна-импотент – это как минимум необычно. - О господи, спасибо тебе за поддержку, Байльшмидт, - Антонио закатил глаза. – Ты самый настоящий друг, что бы я делал без твоего сочувствия? - Ты всегда можешь обратиться ко мне – поработаю психологом и денег не возьму. Гилберт пакостливо усмехнулся, под столом толкая ступней ногу слабо улыбнувшегося Антонио. - А если серьезно, - продолжил Байльшмидт, - то у меня предложение. Почему бы тебе не обратиться к Тиму? Испания нахмурился при упоминании Нидерландов и недовольно поджал губы. - И чем же он мне поможет? - Ты же знаешь, что его босс налег на фармацевтику, в частности на то, что касается сексуальной активности: всякие подавители, возбудители, феромоны, противозачаточные и тому подобное. Возможно, стоит поговорить с ним? В пивную ввалилась большая компания, и тут же стало слишком шумно – Испания наклонился ближе к Гилберту, чтобы не повышать голос. - А с чего ты взял, что он может достать нечто и для страны? - Я… слышал, - Гилберт неожиданно замялся. – Да, слышал. - И ты не скажешь, от кого? - Прости, но нет. Испания понимающе кивнул и перевел взгляд на свои сцепленные руки, лежащие на столешнице. Хмель не кружил голову – чтобы опьянеть хоть немного, нужны были бы литры алкоголя, - но все равно в голове шумело, металось, перемешивалось и вспыхивало разными цветами. Гилберт подал идею – не отличную, конечно же, но и не плохую. Антонио не спешил верить в то, что Тим поможет ему, но уже зацепился за эту мысль всем своим существом. - Поговори с ним после саммита, завтра или во второй день, - услышал Антонио и встряхнул головой. - Да, конечно. Я поговорю. Ты прав, нужно что-то делать. Байльшмидт внимательно посмотрел на необычно угрюмого друга. - Не раскисай. Я вижу тебя таким редко, и мне чертовски неуютно! - Ну, зато ты знаешь, как на самом деле выглядит лицо страны-импотента, - рассмеялся Антонио и махнул официантке. – А теперь я хочу не вспоминать об этом до завтрашнего дня. Скоро придет Франциск? - К восьми, - удовлетворенно улыбнулся Байльшмидт и забарабанил по столу ладонями, привлекая внимание. – По кружке пива всем в этом зале! Толпа довольно загудела, послышались выкрики, кто-то по-дружески хлопнул Антонио по плечу, и Испания рассмеялся в ответ, принимая из чьих-то рук алкоголь. Его уже давно не удивляла невероятная способность Гилберта зажечь толпу, встряхнуть и растормошить любого, даже самого хмурого, которым в тот момент являлся сам Антонио. Часы показывали десять минут девятого, но Франция всегда имел привычку опаздывать; пятью минутами позже он ввалился в пивную и тут же прошел через несколько компаний, забрав с чужого стола пару креветок и чесночный тост. - Ох уж эта атмосфера вокруг тебя, мой дорогой! – Франциск присел рядом с Гилбертом и отпил из его кружки. - А ты когда успел так налакаться, мой дорогой? – Байльшмидт заглянул в мутные голубые глаза. - Нет же, - с хитрой улыбкой махнул рукой Франция и скользнул ладонью в карман плаща. – Да где же оно… вот! На стол опустился маленький бумажный конверт, а вслед за ним и Франциск, сползший щекой на столешницу. - По две, господа! Давайте же! И начнется самое интересное!.. - О господи, - Антонио улыбнулся и неуверенно коснулся лба друга пальцами. – Да чем ты так обдолбался, Франц? - А сейчас проверим! – задорно выпалил Гилберт и вытряхнул из конверта четыре таблетки серого цвета. – Ты же хотел забыть обо всем до утра? - Но саммит… - неуверенно начал Антонио, как вдруг Франциск подскочил на стуле и сжал его плечо. - Да все пройдет, - звонко зашептал он, вкладывая в ладонь Испании таблетки. – Я договорился, нас в двенадцать заберет… карета… Франция прыснул и уткнулся лбом в плечо Антонио. - Расслабься, Тони, - подбодрил Гилберт. – Ты же не думаешь, что Франциск сам стал бы так рисковать? И потом, как будто мы с похмелья на саммит не приходили! - Легко тебе говорить, тебе-то завтра не отчитываться! - Мир несправедлив, - произнес Байльшмидт и закинул в рот таблетки. – Так что этим вечером я хочу сделать его немного радужнее! - Тц… Антонио внимательно посмотрел на свою раскрытую ладонь и повторил действие Гилберта, чувствуя, как руки слабеют от одного предвкушения легкости и свободы. - Парни, я вас так люблю, - протянул Франция и поднялся, опираясь на стол кончиками пальцев. – А теперь мы поедем в клуб! Я хочу танцевать! *** Испания уныло сполз по заднему сидению такси и покосился на невозмутимого водителя. - Пробка действительно такая большая? - Там авария, - односложно ответил мужчина и чуть повернулся, не глядя на Антонио. – Но полиция только что подъехала, так что мы будем на месте через десять минут. - Вот только я уже десять минут как должен быть там, - пробормотал Испания и прикрыл глаза, массируя виски. Что бы ни говорил Франциск накануне вечером, от этого голова меньше не болела. Хотя, стоило отдать ему должное, «карета» ровно в двенадцать стояла на парковке клуба - вот только добрались они до нее к часу. До своей гостиницы Испания доехал в полувменяемом состоянии, а наутро открыл глаза и почувствовал, что ад близок – глаза слезились, в горле пересохло, от ужаснейшей для сна позы затекла левая рука и шея; острых ощущений добавили гудящая голова и сорванный голос. Антонио едва успел собраться и прохрипеть диспетчеру в трубку название гостиницы и конечный адрес, сотню раз пожалев о своей непредусмотрительности. Едва такси остановилось, Антонио распахнул дверь, бросил на сидение двадцать евро и рванулся к стеклянному зданию. Правда, затем притормозил – еще несколько автомобилей такси подъехали на парковку, и из одной вышла суетящаяся Бельгия, из другой – уже никуда не спешивший Дания, а чуть позже, с руганью и возмущениями, из тонированного кроссовера выбрался Ловино, подгоняя брата. - Вот черт… - пробормотал Испания и поспешил к проходящей мимо Мишель. В зале свободных мест оказалось до странного много – Антонио предположил, что всему виной была пробка, в которою, по всей видимости, попали все, кто предпочел поспать перед собранием чуть дольше. Испания занял место между Нидерландами и Францией, выдохнул и приложил руку к ноющей голове. - Ты как? – прошептал Франциск, склоняясь к Испании. - Я тебя ненавижу, Франц. Франция виновато поджал губы. - Исчерпывающе. Антонио откинулся на спинку, не отнимая ото лба ладонь, и со вкусом выматерился, чем привлек внимание Нидерландов. Тим чуть повернулся к Антонио и едко усмехнулся: - Паршиво выглядишь. - Ага, - устало ответил Испания, на корню пресекая пикировку остротами. - Неужели так плохо? – с сомнением поинтересовался де Вард. Антонио хотел было вновь отмахнуться от Нидерландов, когда услышал родной недовольный голос – Ловино возмущался по поводу длинны дорожных пробок, размахивая перед Германией руками. Резко выдохнув, Испания развернулся к Тиму и прошептал: - Да, плохо. Де Вард заинтересованно склонил голову. - Все плохо, и мне… я хочу попросить у тебя помощи, - Антонио прикрыл глаза, чувствуя, как биение сердца отдается в гулом в ушах и пульсацией в кончиках пальцев. - После собрания, в ресторане отеля, - шепнул Тим, ловко запихнув визитку гостиницы в пиджак Испании. Антонио выдохнул, успокаиваясь, и тут же вздрогнул от громкого звука: Людвиг раздражено хлопнул папкой по столу и строго произнес: - Итак, со значительным опозданием, но я все же рад объявить саммит Большой Двадцатки открытым. Испания выступал вторым, а потому постарался собраться с мыслями и выпрямил спину, слушая доклад Кику. Через без малого четыре часа Испания, который после своего доклада не слышал уже абсолютно ничего, задумчиво вырисовывая на папке вензеля, поднялся вслед за всеобщей волной – кажется, собрание подошло к концу. Франциск еще раз улыбнулся, извиняясь, и вышел из зала вслед за Яо. Антонио поплелся к лифту, но в последний момент свернул в сторону лестницы: в ожидании лифта стояли Родерих и братья Варгас. Ловино нервно постукивал костяшками пальцев по стене и явно был на взводе. Испания сомневался, что виной тому были пробки на дорогах Германии. За время собрания Ловино посмотрел в сторону Антонио только один раз, но в этом коротком взгляде сосредоточилась энергия атомной боеголовки, готовой разорваться от любого неосторожного движения. Испания тогда успешно изобразил крайне внимательного слушателя, но испытывать судьбу не рисковал. Испания вышел из здания в совершенно неблагоприятном расположении духа. Чем больше времени проходило, тем сильнее становилось волнение, и Антонио с каким-то истеричным настроем захлопывал дверцу автомобиля такси; водитель чуть дернулся, но вежливо промолчал, выслушивая адрес отеля. *** - Долго ждал? Испания оторвался от изучения меню и поднял взгляд на Нидерланды, присаживающегося напротив. - Не очень, - Антонио вновь опустил взгляд, впрочем, даже не пытаясь сосредоточиться на чтении. – С чего вдруг такой дорогой отель? - Скидки, - односложно ответил Тим, ничуть не смутившись, и осмотрелся. – Здесь уютно, к тому же хорошо готовят. И я не скряга, Испания, я просто люблю деньги. Антонио поджал губы и молча рассматривал красочно оформленное меню. Подошла молоденькая официантка, и Тим бросил: «Два эспрессо», - отсылая ее небрежным взмахом руки. Испания хотел сказать, что не хочет кофе, но не смог даже разомкнуть губы, одеревеневшие от волнения так же, как и пальцы. Нидерланды постукивал пальцами по столу в ожидании еще пару минут, после чего ехидно поинтересовался: - Так это свидание или деловой разговор? Антонио зажмурился, тряхнул головой и отложил меню, расцепляя наконец пальцы. - Разговор… - он замялся и добавил уже тише. – Личный. Принесли кофе, и Испания с облечением отвлекся на несколько секунд, с улыбкой кивая девушке. - Вернемся к разговору, - позвал его Тим, дождавшись ухода официантки. - Да, я… - Антонио снова запнулся, не зная, как сказать, и стоит ли вообще говорить. Казалось, он вот-вот пойдет на попятную и сбежит в этом ставшем жутко неудобным костюме и взмокшей на спине рубашке. - Не веди себя как малолетка, - вздохнул Нидерланды, опираясь локтями о стол. – Если ты решил со мной поговорить, будь добр, не трать мое время понапрасну и не молчи. Испания огляделся вокруг – минимум освещения, темные тона в зале, и каждый столик словно обособлен – идеальная атмосфера для раскрытия тайны. Вдохнув поглубже, он решился. - Я импотент. И я хотел у тебя спросить, можно ли меня вылечить. Антонио не видел Тима таким удивленным уже давно, не меньше двухсот лет точно. Нидерланды моргал, широко распахивая свои салатовые глаза. - В смысле… у тебя не стоит? - Разве это имеет еще какой-то смысл? – волнение Испании выплеснулось в раздражение. – Я хочу, но не могу. - Расскажи подробнее, - попросил Тим, наклоняясь ближе к Антонио. – Ты чувствуешь запах? Он тебя возбуждает? - Я чувствую запах омеги, и он приятный, во время течки – тем более, но… я не возбуждаюсь. Я получаю определенное удовольствие от прикосновений к своему телу, хотя у меня не стоит. Антонио замолчал, внимательно наблюдая за реакцией Тима. Тот еще не успел вернуться в свое привычное состояние меланхолии и размышлял с сосредоточенным выражением на его красивом лице. - Проблема может заключаться в обонятельных рефлексах, - наконец он подал голос. - В смысле? Я же сказал, что чувствую… - Нет же, - Нидерланды постучал пальцем по своему лбу. – Запах не воспринимает твой мозг. Обонятельный нерв у бет, альф и омег имеет различия. Самое тонкое и чувствительное обоняние, как и слух – у омег, как у самых физически уязвимых. Беты имеют обоняние примитивное, зато их интеллектуальные способности по статистике выше, чем у других полов. У альф же обонятельный нерв влияет на секрецию гормонов. Скажи, у тебя вообще когда-нибудь… - Никогда, - покачал головой Антонио. – Я знаю обо всем, что ты мне рассказал. - И про то, что именно реакция обонятельного нерва пробуждает в альфе либидо? – Тим победно усмехнулся. – Этому не придают значения, потому что реакции проходят еще в детстве, когда в ближайшем окружении находится омега в течке. Достаточно пары вдохов, чтобы началась выработка гормонов. Ты же, судя по всему, даже не ступил на путь полового созревания. Антонио опустил взгляд, комкая в руках салфетку и краснея от смущения и досады. - Я подумаю над тем, что можно сделать, - к Нидерландам вновь вернулась невозмутимость. Он встал из-за стола, поправляя пиджак. – Думаю, даже сам приеду к тебе, когда найду решение твоей проблемы… - Как скоро? - В течение недели. Жди звонка. Испания с неопределенным выражением лица провожал взглядом фигуру Тима, пока она не скрылась за темными непрозрачными стеклянным дверями. Разговором был перебит весь аппетит, и Антонио, положив на столешницу две купюры, направился к выходу. *** Тим позвонил через восемь дней - Антонио знал точно, потому что каждый раз, беря в руки свой сотовый, он вспоминал про Нидерланды и невольно подмечал дату. Разговор с Тимом продлился всего несколько секунд, но голос, звучавший в трубке, еще долго преследовал Антонио обещанием приезда. Испания не знал, куда пригласить Тима. Было бы грубо поселить его в гостиницу, но квартира в Мадриде, по плану довольно просторная, была не готова к принятию гостей (исключение составляли Гилберт и Франциск, привычные к вечному беспорядку Антонио – как в голове, так и в квартире). Единственным приемлемым вариантом оставался дом под Барселоной – тот самый, который закрылся от дороги зеленой изгородью. Там было чисто, убрано, и все лишние вещи – вещи, безнадежно впитавшие в себя запах Ловино – были убраны в кладовую. Прекрасный, сказочно уютный дом, где только Антонио всегда оставался гостем, будучи хозяином. Нидерланды сказал, что им потребуется три-четыре дня, после чего Испания скорее всего сможет продолжить свою реабилитацию самостоятельно. И это «скорее всего» сбивало с толку. Тим, не безбашенный, но абсолютно непредсказуемый, всегда был конкретен, а когда недоговаривал, мог поступить довольно странным и даже шокирующим образом. Антонио в своей ситуации меньше всего хотел именно странностей и шока, но отказывать было слишком поздно и в какой-то степени глупо, особенно после того, как Испания представлял их с Ловино примирение. Полноценное примирение. - Конечно же, ты не мог не опоздать. Не так уж и важен мой приезд, в целом. Прекрасно понимаю твою безответственность. Тим выдавал саркастичные фразы одну за другой, и Антонио казалось, что резиновый коврик под его ногами вот-вот расплавится и задымится от концентрации желчи. - Хватит тебе, я же сказал, что попал в пробку. - Нет, - Нидерланды с невозмутимым видом достал из кармана пальто смартфон, разблокировал и протянул Испании. – Посмотри, от твоего дома до аэропорта сегодня дорога была свободной. - Я не могу посмотреть, я за рулем, - проворчал Антонио. Он признал за собой поражение. Он проспал, опоздал всего на пятнадцать минут – но Нидерланды не мог промолчать, и теперь со всей своей искренней нелюбовью отчитывал Испанию, припоминая все грехи и ошибки начиная с момента их знакомства. - Ты сегодня необычайно разговорчив, - процедил Антонио, выезжая на трассу. - У меня, знаешь ли, настроение отчего-то поднялось, - бодро ответил Тим и оглядел дорогу. – Мы выезжаем за город? - Да, остановимся в моем доме. В квартире рем… - Бардак, - перебил Тим, бросая на Антонио колючий взгляд. – Это твое вечное состояние. Испания промолчал, в душе негодуя. Нидерланды изрек еще одну фразу, не менее колкую, чем предыдущие, но Антонио ответил тишиной. Оставшийся путь до Барселоны они проехали молча. В ванной комнате было много места и света, и из большого приоткрытого окна открывался вид на потемневшее вечернее море. Испания сидел на стуле лицом к окну и мелко вздрагивал от волнения, в то время как Нидерланды деловито разбирался в привезенной аптечке. - Я вколю тебе гормоны внутривенно, - начал Тим, вскрывая ампулу. – Если проблема в обонятельных рецепторах, то это поможет, и уже в течение получаса будет виден результат. «А если не поможет?» - хотел спросить Антонио, но только передернул плечами и поправил жгут на руке. Тим обернулся, уже держа шприц, и Испании показалось, что его объем уж слишком большой. - Не волнуйся, плохо тебе точно не будет, - очевидно, Нидерланды заметил его замешательство. – Так нужно, чтобы подействовало наверняка, все-таки мы с тобой не обычные люди. - Верно, - кивнул Антонио и положил руку на туалетный столик, стараясь расслабиться. Вена на сгибе проступила четко, и Тим, мягко, но крепко обхватив запястье, потянул руку чуть на себя и уверенным движением ввел иглу. Антонио не почувствовал самого укола – только холод побежал по руке вместе с вводимым препаратом. Тим опустился на край ванной и глянул на часы. - Половина восьмого. Ждем до восьми. После десяти минут молчания Антонио, сосредоточенному на своих ощущениях, начало казаться, что внизу живота тяжелеет, и вдоль позвоночника проходят теплые волны. Тим безучастно смотрел в окно, лишь изредка скашивая взгляд на Испанию. Им не о чем было говорить, они никогда не дружили – даже в те давние времена, когда в заблуждении будущий враг казался самым близким и понимающим. Де Вард всегда его сторонился и разговаривал только по необходимости, при этом стараясь закончить дело как можно быстрее. Антонио в такие моменты притворялся идиотом, который не может ничего понять с первого раза, и непонятно, для чего он это делал и почему же Тим так злился. В своих мыслях Испания отвлекся, и вздрогнул от неожиданности, когда Нидерланды встал, потягиваясь. - Ну что? Антонио перевел взгляд на часы – девятый час, а в трусах, кажется, никаких изменений. - Давай, снимай уже. - Что снимать? – тупо переспросил Антонио и наткнулся на красноречивый взгляд Тима. – А, да, точно… но, кажется, там ничего не получилось… Он несмело потянул вниз домашние шорты вместе с бельем, чувствуя, как горит от смущения лицо. Выражение лица Тима было сосредоточенным, если не сказать нетерпеливым. Антонио отвернулся в сторону, рывком сдергивая одежду до колен, зажмурился и тяжело сглотнул. Прошло некоторое время, прежде чем Тим прокашлялся и заговорил: - Ты прав, да, никакой реакции, - Антонио решился открыть глаза, но увидел только спину Нидерландов. - Эй, ты хоть посмотрел? - А то ты сам не видишь, - огрызнулся де Вард, захлопывая аптечку. - Слушай, ты просто смотрел на него, не трогал же, в конце концов, - Антонио вспылил в ответ, подтягивая шорты. - Пока что, - тихо пробормотал Тим, сгребая осколки в подставленную мусорку. Антонио так и завис с наполовину надетым бельем. Нидерланды поджал губы, оглядывая его с ног до головы, и направился к двери. - Ты тоже готовься. Я буду делать тебе массаж простаты. Хлопнула дверь. Испания крепко сжимал резинку от трусов и чувствовал, что покраснел сильнее, чем когда-либо до этого. - Послушай, это обязательно? - Нет, если ты не хочешь вылечиться. И, знаешь, мне кажется, что это не лучшая тема для разговора за завтраком. Антонио потупил взгляд и уныло провернул вилку в омлете. У него аппетита не было еще со вчерашнего вечера, чего нельзя было сказать о Тиме, который с удовольствием (ну, по крайней мере, так казалось Испании) поедал свою порцию. - Нет, серьезно. Задница альфы – не то место, куда стоит пихать… всякое. Тим поморщился и звякнул вилкой по тарелке, но промолчал. - Сам подумай – у омег там смазка, все дела, и чистенько всегда во время течки… - … - А это же, получается, мне придется клизму делать… Нидерланды неожиданно перегнулся через стол, схватил Испанию за ворот футболки, подтягивая ближе к себе, и прошипел прямо в лицо: - Если ты сейчас не заткнешься, я сделаю тебе клизму уксусом, тоже мне, альфа самец! Иди и прямо сейчас готовь свой неприкосновенный зад, потому что теперь я абсолютно точно настроен на эту чертову процедуру! Антонио нервно облизнул губы, глядя в горящие салатовые глаза, и осторожно разжал пальцы Тима. - Хорошо. Я пойду… в ванную комнату. Тим поморщился и встал из-за стола. - Спасибо за замечательный завтрак. Антонио проводил взглядом Нидерланды, чувствуя за собой вину, но так и не извинился. Встал, собрал посуду, выбросил остатки завтрака Тима и свой изрытый омлет. Проходя мимо стула, на котором сидел де Вард, Испания замер, непроизвольно принюхиваясь. Ставший уже привычным запах гостя показался ему приятнее, чем раньше – словно раскрылись какие-то новые его грани. «Неужели он так пахнет, когда зол?» - подумал Испания и тут же отмахнулся от этой мысли, вспоминая, что ждет его в ближайшие полчаса. Выходя из ванной, Испания был разбит морально и слаб физически: колени подкашивались, руки слегка тряслись, а в голове крутилась мысль о том, что ничего более странного и в неприятном смысле смущающего он не делал никогда в своей жизни. И едва ли сделает когда-нибудь еще. Внутри было как-то непонятно, и при каждом шаге Антонио будто вновь ощущал внутри себя смазанный вазелином резиновый наконечник. Тим ждал на первом этаже в гостиной, рассматривая вина в баре. Антонио привалился к откосу и несмело кашлянул, отводя взгляд. - Я это… все уже. - Угум, - кивнул Нидерланды, и неспешно подошел к Испании. – Пойдем в твою комнату? - Да, наверное, - Антонио запахнул халат посильнее и шагнул на лестницу, спиной чувствуя внимательный взгляд и нервно поводя плечами. Испания распахнул дверь и грустно усмехнулся: спинка его кровати была прямо-таки создана для того, чтобы держаться за нее, стоя раком. Тим прошел вперед, вновь с аптечкой, уложил ее на тумбочку и достал одноразовые перчатки, а затем поднял взгляд на белого как мел Антонио. - Успокойся, это будет даже не больно. - А ты уверен, что сможешь это сделать? – Испания все еще мялся, заламывая пальцы, и не подходил к кровати. Тим неспешно натянул перчатку, громко при этом прищелкнув, и взглянул на Антонио, как на не самого сообразительного ребенка. - Ты мне не доверяешь? - Просто ты поразительно спокоен для того, кто сейчас засунет свой палец кому-то в задницу. - Я много читал на эту тему, - Тим открутил крышку с баночки и поставил ее на кровать ближе к подушке, а затем приглашающе повел рукой. – Прошу в коленно-локтевую. Испания резко выдохнул и едва удержался от вымученного стона. - А разве не стоя? - Это будет неудобно, - терпеливо пояснил Тим. - Ни мне, ни тебе. Становись, Антонио, хуже не будет. Я в себе уверен. Потоптавшись еще несколько секунд, Испания несмело взялся за пояс халата и потянул, развязывая. Мягкая ткань заскользила по телу, вызывая мурашки, и Антонио поспешил стянуть ее и отбросить на подушку. Он шагнул к кровати, оглянулся на кивнувшего Тима и поставил одно колено, чувствуя, как сильно прогибается под его весом матрас. Испания подтянул вторую ногу и наклонился вперед, опираясь на руки и выпрямляя спину. Почти сразу его плеча коснулась холодная рука Тима. - Я начинаю, так что просто расслабься и думай о чем-нибудь… отвлеченном. Испания закрыл глаза, и как ни кстати вспомнил чертовы чуррос, к которым Ловино всегда так старательно приводил неприличные ассоциации. Шумно выдохнув, Антонио прикрыл глаза. Тим переместил руку с лопатки на поясницу, предупреждая, и через мгновение Антонио почувствовал скользкое, прохладное прикосновение к своей промежности. Он тихо охнул, но промолчал, и сжал зубы, ощущая легкую щекотку от скольжения. Тим надавил пальцем сильнее и слегка потер, расслабляя анус и проникая в него самым кончиком пальца. Испания едва сдерживался, чтобы не вздрагивать каждый раз, когда палец приятно упирался в сжатое отверстие. Антонио постепенно расслаблялся, и уже почти сдался на волю приятных ощущений, когда почувствовал полноценное проникновение. Он замер, пытаясь расслабить бедра и не сжиматься. Смазанный палец растягивал тугое колечко мышц, и медленно, очень медленно продвигался вперед, надавливая на мягкие стенки. Испания часто задышал в беспричинной панике, и когда палец прошел достаточно глубоко, попытался сжать мышцы – они крепко обхватили палец, отчего странное, волнующее чувство стало еще острее. Это было не больно, и даже не неприятно – скорее, необычно и отчего-то страшно. Тим замер, не двигаясь, и Антонио смог окончательно расслабить мышцы. Де Вард не спешил, и Антонио непроизвольно принюхался и почувствовал тот самый запах, как на кухне, только еще сильнее и глубже. От него по телу прошла приятная дрожь, и непривычное тепло – не то, придуманное им вчера в ванной, а настоящее – заполнило низ живота. За спиной Тим шумно втянул носом воздух и резко вытащил палец, заставив Антонио болезненно вскрикнуть. - Эй, ты что, двинулся?! – Испания перевернулся на спину, хмурясь от неприятных ощущений. - Ммм, нет, - хрипло ответил де Вард и сделал небольшой шаг назад. Испания принюхался – он все еще распространял этот притягательный запах. - Ты чем-то надушился? Это что, какие-то омежьи феромоны? Тим молчал и тяжело дышал, мелко семеня в сторону двери. Антонио смотрел ему в лицо, но когда он отошел на достаточное расстояние, нельзя было не заметить очевидного – Тим возбудился. Испания резко выдохнул, потеряв дар речи и не смея шевельнуться. Нидерланды медленно отступал, и через несколько секунд скрылся за дверью, так и не объяснившись. Антонио проводил его растерянным, невидящим взглядом, и затем опустил голову – его член напрягся, вздрагивал, покачиваясь над мошонкой. - Охренеть… - пробормотал Испания. Возможно, он захотел бы побежать за Тимом и потребовать объяснений. Возможно, он даже ударил бы его, не выслушав. Но в тот момент он мог думать только о том, что ниже пояса, и нельзя было его за это осуждать. Антонио провел большим пальцем по темным волоскам от пупка до паха и зажмурился от удовольствия – ему никогда раньше не приносили удовольствия такие простые прикосновения: его кожа будто стала чувствительнее в несколько раз. Он огладил раскрытой ладонью напряженный пресс снизу вверх и потер пальцами сосок, томно выдыхая. В голове стоял туман, не дающий Антонио забыть этот волшебный запах, заполнивший все его тело, гонимый вместе с кровью во все мышцы. Испания откинулся на спину, вытянулся, собирая под собой покрывало в складки, и уверенно обхватил напряженную плоть, несдержанно вскрикнув. Повел рукой вниз, оттягивая крайнюю плоть – это было не слишком приятно, но все еще возбуждающе, - и обнажил крупную багровую головку. Испания сладко потянулся, нехотя убрал руку, поморщившись от шлепка чувствительной головки по животу, и обхватил ладонью поджавшиеся яички. «Яйца», - поправил себя мысленно Антонио, ощущая их тяжесть и величину. По сравнению с плотью Ловино его достоинство выглядело намного внушительнее. Антонио с удовольствием сжал ладонь, перекатывая упругие яички, потер пальцем за ними, там, где уже подсыхала смазка, и вернул руку на член, начиная медленно, с нажимом ласкать себя. Он не чувствовал своего запаха, но знал, что прямо сейчас им пропахла вся комната, что запах возбужденного альфы через приоткрытое окно попадает на улицу, и, возможно, особо чуткие смогут уловить его, и это заставляло Антонио подбрасывать бедра вверх, навстречу руке, и метаться по постели, изнемогая от наслаждения. Казалось, все возможное удовольствие сконцентрировалось в его теле, вырываясь наружу со сладкими, почти восхищенными стонами и частым хриплым дыханием. Антонио прикусывал губы, но не пытался сдерживать стоны, зарывался пальцами во взмокшие волосы и блаженно улыбался, сильно прогибаясь в спине. Он ничего не представлял, перед глазами все застелил туман, и Испания мог думать только о собственном удовлетворении, таком давно желанном. Он чувствовал, как сжимается все внутри, и как перестает хватать воздуха, и ускорил движения, теперь постанывая коротко и часто, а затем сорвался на протяжный вскрик, сжимаясь и содрогаясь в приступе оргазма. Его потряхивало еще несколько секунд, прежде чем он сумел открыть глаза. Весь его живот от груди до паха был покрыт каплями вязкой, белесой спермы. Расслабленный Антонио, не задумываясь, собрал немного пальцем и слизнул, морщась, но сглатывая. В тот момент ему было хорошо и спокойно, как никогда раньше; и дурманящий запах Тима уже выветрился, вытесненный новым, более сильным и терпким. Испания проснулся, когда комната окрасилась в алые закатные тона. От прохладного соленого ветра спасало одеяло; но Антонио не помнил, чтобы он укрывался или ходил в душ, чтобы смыть с себя следы недавнего происшествия. Он прикрыл глаза и осторожно принюхался, тут же пожалев об этом – Нидерланды был в комнате, был совсем близко, и этот его чертов возьми-меня-немедленно запах заставил все мышцы напрячься от желания рвануться и схватить, прижать к себе, вылизать, пометить. Антонио крупно задрожал и рывком скинул с себя, уже возбужденного, одеяло. Кажется, он больше не мог думать адекватно. Тим сидел на кровати, на расстоянии вытянутой руки, с влажными волосами и напряженной спиной он выглядел так возбуждающе, что Испания не удержался и подался вперед, отчаянно цепляясь за чужие плечи, притягивая к себе и вжимаясь носом в густые холодные волосы. Нидерланды сдавлено охнул, но ничего не сказал, только обхватил руки Антонио за запястья и потянул ниже, заставив навалиться ему на спину. Испания был вовсе не против, только блаженно сопел в чужой затылок и едва ощутимо толкался бедрами вперед, теперь уже в поясницу Тима. Тот, чувствуя несдержанные движения, наклонил голову вбок, открывая не тронутую загаром шею оголодавшему Антонио, который тут же прижался к ней, широко и влажно вылизывая от уха до ключицы, как будто бы урча, а руками гладил грудь, задевая большими пальцами напряженные соски. Испания терял голову, он сжимал тело перед собой, наконец не боясь причинить вред своей силой, и шарил руками по взмокшей коже, предельно возбуждаясь от твердости мышц и хриплого дыхания Тима. - Теперь тебя это уже не пугает, - прошептал он прерывисто и провел ладонями по рукам Антонио, переводя их ниже, на прикрытые полотенцем бедра. - Заткнись, - прошипел Испания и застонал, не в силах терпеть накатившее возбуждение, когда его ладонь прижали к твердому члену через влажную ткань. Ему было плевать, что он подумает об этом завтра и как посмотрит в глаза Тиму, пока тот выгибался под его прикосновениями и терся раскрасневшейся щекой о темные растрепанные волосы. Другой, совершенно незнакомый Нидерланды, был безумно хорош и пах как бог. Испания хотел так много всего и сразу, что просто растерялся, и от досады стал сильнее тереться о Тима, отчаянно впиваясь зубами в его плечо. - Спокойнее, тише. Тим ласково вплел пальцы в кудри на чужом затылке и оттянул назад, и Испания послушно поднял голову, тут же чувствуя теплое дыхание на своих губах. Нидерланды осторожно, не спеша, прикоснулся к его губам, прихватил зубами нижнюю и лизнул языком, неотрывно глядя своими шальными глазами Антонио прямо в душу. Испания прикрыл глаза, отвечая на поцелуй, и, стараясь делать все неспешно, скользнул ладонью под полотенце, костяшками пальцев задевая горячую плоть. Запах стал еще сильнее, и Антонио прильнул к Тиму, не в силах иначе объяснить, с какой силой его к нему тянет, насколько ошеломляюще охватившее его чувство. Пальцы сомкнулись на возбужденном члене, и Тим простонал в поцелуй, стискивая темные кудри. Испания водил ладонью медленно, с удовольствием, сдвигал крайнюю плоть с крупной головки и вел по всему длинному, массивному стволу – возможно, даже большему, чем у него самого. Он чувствовал, как поджимаются яички, как сочится из уретры смазка, и это показалось ему настолько восхитительным, что он не смог промолчать. - Это просто… невероятно… - прошептал Антонио во влажные губы. – Я хочу… - Я тоже, - кивнул Тим с шальной улыбкой в светлых глазах. – Мы можем, я готов. - Ты… Тим, не дожидаясь продолжения, довольно грубо дернул Антонио за запястье, вынуждая отпустить член и скользнуть ниже, за мошонку; Испания провел указательным пальцем до самого ануса и судорожно выдохнул, чувствуя, как тот свободно проскользнул на одну фалангу, после чего Тим сжался и сладко зажмурился, шире расставляя ноги. - Ну же, не медли, - Нидерланды откинул голову на плечо Испании и сжал губами мочку уха, потеребив ее кончиком языка. Антонио рыкнул, втягивая носом воздух – к яркому, терпкому запаху возбуждения Тима примешался легкий искусственный аромат смазки, очень непривычный и немного раздражающий. Одну ладонь Антонио положил на грудь Тима, сжимая темный сосок, а другую – на мошонку, массируя и перекатывая упругие яички. Тим дернулся в его руках, сдавленно простонал и раздвинул ноги еще шире, подтягивая и упираясь пятками в матрас. Антонио шумно сглотнул, глядя на прижавшийся к животу крупный член, поросшую светлыми волосками мошонку и сильные бедра, раздвинувшиеся для него. Он скользнул по ложбинке и ввел палец, преодолевая легкое сопротивление. Так странно было чувствовать, с какой силой мышцы давят всего на один палец – омег в течке можно брать и вовсе без подготовки, но с альфами… до того момента Антонио был уверен, что альф вообще «не можно» брать. Тим немного поерзал, невольно чуть сжимаясь, и пробормотал: - Если ты думаешь, что мне сейчас больно или неприятно, то ты действительно придурок. Испания усмехнулся: голос Тима был возбужденным, чуть дрожащим, и выдавал его с головой. Устроившись поудобнее, Антонио уже более уверенно ввел два пальца, надавливая на мягкие стенки прохода, и начал поступательные движения, наслаждаясь прерывистым дыханием Тима и тем, как подергивается его сочащийся смазкой член. Увлекшись, Антонио добавил третий палец, вошедший уже с большим сопротивлением, и слишком сильно согнул пальцы, упираясь в небольшой бугорок. Тим дернулся и не по-альфьи высоко простонал на вдохе, комкая в руках одеяло. - Это же… - начал было Антонио, но Тим перебил его. - О, просто заткнись и продолжай! И он продолжил, и с каждой фрикцией Тим вздрагивал уже всем телом, коротко выстанывая перевозбужденному Антонио в шею. Он скользил пальцами в тугом отверстии и не мог даже представить себе, каково будет войти в него членом, насадить на себя, и двигаться в жаркой тесноте чужого тела. - Все… стой! – Тим неожиданно схватил его чуть выше локтя, останавливая движения. – Дальше я сам. Испания растерянно убрал руки, чувствуя пробежавший по нагретому животу холодок, как только Нидерланды отстранился, поднимаясь с кровати. - Ложись, - скомандовал он, склонившись над Антонио и подталкивая его, откидывая поперек кровати. Антонио послушно замер, борясь с желанием схватить Тима, повалить его рядом с собой и войти наконец в желанное тело. Тим опустился на колени рядом с кроватью, и Антонио проехался по гладкому постельному белью, подтянутый к краю кровати. Сильные руки развели в стороны бедра, и Испания подавился воздухом, когда Тим вобрал его плоть до половины в рот, втягивая щеки. Он не поджимал губы, наоборот, мягко скользил ими по стволу, да и какая к черту разница, ведь у Испании это было в первый раз. Он сладко жмурился, пытался подаваться бедрами наверх, но Тим крепко прижимал его к постели, в размеренном темпе скользя по напряженному стволу. Через несколько мгновений Тим выпустил член, а затем насадился на него до самого конца, упираясь носом в жесткие паховые волосы. Антонио сильно прогнулся в спине, срываясь на стон от того, как плотно сжималось горло Тима на его плоти, подводя к оргазму. Нидерланды неспешно отстранился, стер с уголка губ слюну и одним ловким движением оседлал Испанию, прижимаясь промежностью к влажному стволу и сдвинувшись вперед-назад. Антонио с нажимом провел от колен до торса Тима, наслаждаясь твердыми, но гибкими мышцами, и завел руки за спину, впиваясь пальцами в упругие ягодицы и подаваясь тазом наверх. Тим рвано выдохнул, уперся одной ладонью в грудь Антонио, а другую отвел назад, направляя в себя возбужденную плоть. Испания захлебнулся стоном, чувствуя, как сопротивляется колечко мышц, а затем горячие стенки туго обхватывают его член. Тим был одуряюще тесным, сладким, и его запах усилился в разы; Антонио не удержался, провел по его члену ладонью, сорвав хриплый стон, и слизнул оставшуюся на пальцах смазку, окончательно пьянея. Тим перехватил его руки, прижал к постели над головой и начал медленные, тягучие движения, морща свой прямой нос. Антонио старался не подаваться вперед, наблюдая за тем, как мягко прогибается Тим в пояснице, ощущая, как восхитительно тесно внутри него, и тонул в неизведанных чувствах. Казалось, его качает на волнах океан, с каждым разом поднимая все выше и выше над землей. Движения Тима стали рваными, сбились с темпа, он не сдерживал голоса и изредка вместо стонов позволял себе тихие ругательства, слыша которые, Антонио непроизвольно дергался и вскидывал бедра, встречая каждый толчок. В какой-то момент Тим перестал держать запястья Антонио, одну руку запустил в волосы, красиво прогибая блестящий от пота торс, а другой сжал у основания свою плоть, ни на секунду не прекращая движений. Получивший свободу Испания с рыком схватил Тима под ягодицы и в отчаянно быстром темпе начал вбиваться в растянутое отверстие. Высокий протяжный стон Тима подвел Антонио к черте, и он сорвался с огромной высоты в пучину оргазма. Он продолжал фрикции, с хриплым стоном изливаясь в горячее тело, и сквозь пелену удовольствия услышал вскрик Тима. Тяжело дыша, Нидерланды повалился на грудь Испании. Антонио немедленно обхватил его ослабевшими руками и прихватил губами прядь мокрых волос, стараясь запомнить его запах, попробовать на вкус. Тим не двигался, и только широкая спина вздымалась в такт дыханию. - Я сейчас так счастлив, - бездумно произнес Антонио; Тим замер, а затем приподнялся на локтях, заглядывая в изумрудные глаза. - Если повторишь это через час, я смогу сказать то же самое. *** - Держи, - Испания протянул коробку с пончиками Тиму и присел рядом на скамейку, закутываясь в толстовку. Они решили прогуляться по Мадриду перед отлетом Нидерландов. Пуэрта дель Соль заполонили туристы, Антонио несколько раз просили сделать фото, и когда они наконец добрались до тихого тенистого сквера, был уже вечер – не слишком поздний, но обещавший скорую ночь. Антонио задумчиво смотрел на пончик в руках Тима и думал о том, что общаться им проще не стало. Диалог все так же затухал сам собой, общих тем было слишком мало, и де Вард по обыкновению язвил, переводя любой разговор в спор. "С Ловино было чуть проще", - с легкой грустью подумал Антонио. И, тем не менее, ему совсем не хотелось лететь в Италию для Великого Примирения. Возможно, дело было в том, насколько остро Антонио стал чувствовать настроение Нидерландов ("Кажется, это называют связью Пары?" - с опаской подумалось Испании ранее). "Не хочу уезжать" - это Тим с неопределенной тоской посмотрел на покрасневший солнечный диск. "А самолет совсем скоро", - вот глянул на часы, а затем на Антонио: "И чего этот идиот смотрит на меня?" - Будешь? – бесцветным голосом поинтересовался Тим, пододвигая коробку. - Да, спасибо! "Сколько радости от одних только пончиков", - вновь понимает Испания и тепло улыбается, обнимая Нидерланды за плечи. Тот не отстраняется, но только тяжело вздыхает. - Твоя реабилитация… - начинает он, глядя куда-то на небо. – Конечно, я уже заказал билет, но не думаю, что ты справишься сам. Поэтому я взял два. Смена обстановки будет полезна для тебя. Антонио улыбнулся Тиму в макушку, вдохнул ставший родным запах и сжал в объятиях еще сильнее, заставляя де Варда кряхтеть и барахтаться. - Как скажете, доктор!