Латекс

Мугивара из тех законченных психов, которые нравятся всем. Друзьям, врагам... самому Ло, например. Это, конечно, секретный секрет. Мугивара выводил своим идиотизмом ровно столько же, сколько притягивал. Определиться с той чашей весов, которая опустилась ниже, хирург не мог. Идея альянса была опрометчивой, сорвалась с языка сама, вырвалась прямо из горла. Против воли. Против здравого смысла. Против самого Ло. И теперь поток воздуха, разрезаемый носом Санни Го треплет его волосы, а у Мугивары, с ногами забравшегося на лавку, за спиной болтается его неизменная соломенная шляпа. - Не покидай меня, Траффи!!! - невнятно бубнит Монки Ди, продолжая мусолить во рту кость. – Мы теперь чеее… Накама! Для него все одно: что временно, что навсегда. Пока ты рядом - ты друг, и в этом, собственно, вся проблема. Небо затянуто серым, пепельным; облака белые, как выдохнутый Мугиварским коком дым, плывут. А этот сидит рядом: жует, чавкает. Расстояния - всего ничего. У Мугивары пальцы в жиру. И соус на щеке. И пахнет от него едой. И лезет он обниматься. Трафальгар сглатывает скопившуюся во рту слюну, когда Монки Ди стискивает его плечи. На ощупь Мугивара как латекс. Резиновая кожа, растянешь – отдачей резинка больно хлопнет тебя по руке. С «каучуковым» человеком следует быть осторожным. Мугивара гибкий: плавный изгиб шеи, округлые мышцы плеч. Он кажется таким мягким, но на ощупь скользит и противно скрипит. Непробиваемая броня. 0,12 секунды, чтобы влюбиться. Где-то секунда, чтобы коснуться рукой. Все. Дальше по нарастающей. Дальше длительность мысли, длительность каких-то слов. Чтобы заинтриговать Монки Ди много не нужно. Монки Ди на него вылупился - зрачки расширенные, губы, блестящие от мясного жира, вытянул в трубочку. Черт. Ло, кажется, ляпнул что-то непотребное вслух. Но у Мугивары же мозги тоже почти наверняка резиновые. Видно: скрипят своими извилинами, работают шестеренки, решается важный вопрос. Выдал: - Это весело, да? Давай! И чем серьезнее проблема, тем проще он к ней относится. С их союзом ведь то же самое. Созданный, на случай, если что-то пойдет не так, альянс и стал этим самым «пошедшим не так» чем-то. Что-то пошло не так. С легкого шелеста потрепанной соломенной шляпы, пойманной рукой Трафальгара, с гудения турбин, с подлодки, уходящей глубоко, с жары, с догоняющих их кристаллов льда. И назад, возвращаясь назад, на тот проклятый Архипелаг. С той самой первой их встречи. Что-то пошло не так. И, как итог, Мугивара корчит нелепую рожу, ведет его вниз, в трюмы, шепчет заговорщически: - Мы еще так никогда не играли, - по блестящим глазам не понять: не то серьезно не знает, не то издевается. – Ты научи меня, какие там правила. Для него ведь это – новая забава. От него и слова отскочат, отобьются, как от батута. Только расцветет на его лице улыбка, белыми зубами, чуть розовеющая деснами в уголке растянутого до невозможного рта. Трафальгар оттого и молчал. Терпел, но надо же, черт, само по себе вырвалось. Монки Ди тянет за завязки шляпу, смеясь, раздевается медленно. У Трафальгара в горле, как от рыбьей встрявшей кости, першит до рези в глазах. А Мугиваре чертовски весело. Он размазывает смазку по своему члену, каждое движение резиновой ладони по резиновому органу - дикий, вонзающийся глубоко под височную кость скрип. Целует неумело, цепляясь, раня зубами. Оттянул нижнюю губу. Укусил. С ним и поцелуй – агония. С ним и секс - беспорядочное, нелепое движение тел. У Мугивары случилась очередная веселая, безбашенная игра. Он неуклюже толкается глубоко внутрь, заставляя Трафальгара прикусить от боли язык. И невдомек же придурку этому, что не всем как ему, дано так легко растягиваться. Ло его внутрь впустил. Уже давно, если не иметь ввиду физически. Мугивара бы Мугиварой не был, если бы не ломился во все закрытые двери. Но вот сейчас они кончат и разбредутся, сцепленные альянсом, как скрепкой, помятые, вырезанные из прессы, пожелтевшие от времени, не связанные друг с другом заметки ни о чем. От Коразона Ло осталось немного перьев на воротник кофты и прощальная улыбка на пиратский флаг. От Мугивары ему ничего не останется. Ни поцелуя, невесомого, неуверенного - в пупок, ни взгляда сквозь частокол ресниц. Это все сейчас, а потом растворится. Мугивара из тех странных типов, кто не теряется в прошлом, возвращается бумерангом, и лупит уходящему в затылок, или застревает, залипает занозой в самое сердце - у всех одинаково. Со всеми такой. Одинаковый. Обнимает всех своими руками, скрипит резиновыми костями, резиновой растягивающейся до бесконечности кожей, оберегает бесценное, любит всех равносильно. И не принадлежит никому. Он укрыл Трафальгара собой. В ключицу ему сопит (не достает выше), улыбается, довольный – Трафальгар это не видит, но разборчиво чувствует. - Мы потом еще так поиграем, да, Траффи? – его это самое «потом» с языка слетело, из головы вылетело. Сказанул, сам не понял, о чем, и забыл. И Ло хотел бы обидеться, да все без толку. Мугивара коверкает имя его врага, смеется всегда, когда плакать следует. С него все, как с гуся вода - стекают по скользкой коже его живота, как по дождевику, жемчужные капли спермы хирурга, - неверно высказанные Трафальгаром чувства. Он смеется, хихикает, целует Ло в шею, брыкается игриво, коленками острыми и локтями - вроде как все это - шутки шутками. Понимает, наверняка же: из-под полуприкрытых век - серьезный взгляд, мол, выбирай сам: уходи-оставайся. В его резиновом мире есть место для бесконечно большой мечты и десятка дорогих ему важных накама. И только так. Никак больше. И Трафальгар нутром чует, что не сумеет. Сорвется. Застрянет здесь надолго и, может быть, навсегда.

***

Ло потом снится, что исчезает за поворотом чернявая голова, затихают шлепающие шаги (ноги Мугивары вечно обуты в дурацкие сланцы). А в руке Трафальгара - доверительно оставленная ему соломенная шляпа.