11 ноября 2014 г. в 19:07
Люди — это своеобразные наркотики, которые затягивают и в итоге убивают. Как героин, совсем немножко, и теперь ты мертв.
родители во мне души не чаяли, даже в наркологический центр водили. Отец хотел отправить меня в психушку, но мать не позволила. Не смотря на то, что я долбанная наркоманка, любит меня. Глупая Аника Стонсен. Верит своей дочери, которая лжет о том, что будет стараться выбраться. А я лгу. Постоянно ведь. Когда она обнимает меня на ночь и уходит в другую комнату, мне хочется засмеяться. А верит же!
Под матрасом хранится героин и спайс. А что еще для счастья нужно?
Любовь.
Мое глупое подсознание твердит мне о вечном. Например, о любви. Да кому она, извините, нужна?Приносит ли она счастье, когда ты вдыхаешь запах любимого человека? Ответ грандиозен — нет. Лучше в судорогах помереть от наркотиков, чем от таблеток из-за человека. Люди — наркотики. Они не несут в себе пользы, кроме того как убийственно издеваться над другими. А это ли польза? Люди рождаются, и для них уготована своя судьба; работа, любовь, друзья... а для меня уготована жизнь конченой наркоманки, которая удавиться готова из-за пакетика яда.
Руки в карманах нащупали пакетик с кокаином. Моя подруга отговаривала меня, а я послала ее на три веселых, чтоб знала, тварь продажная. Сырой подвал, который был освещен только тусклым светом лампочки... то, что нужно! Идеальное место для Смерти, но не в этот раз.
Люблю кокаин. Действует на нервную систему, которая рушится с каждым применением. Эйфория разлилась по всему телу, а организм требует еще. Моя тетя — химик. В детстве много рассказывала о наркотиках, и кокаин меня привлек. Знала что опасно, но один раз живем. Мой друг — одышка. Да, теперь она преследует меня, когда бегу по парку в надежде убежать от отца.
Новая белая дорожка из прекрасного вещества. Тонкими пальцами скручиваю трубочку из тетрадного листа, узким отверстием поднося к препарату, а широким к ноздре. Провожу и вдыхаю. Удовольствие с новой волной прокатывается по телу, эйфория поглощает. Сердце бьется учащенно, и тот факт, что у меня широкие зрачки, несказанно радует. Тот момент, когда будет не больно.
Достаю отцовский револьвер, который тот хранил для моего братика. А я любила братика, сильно между прочим. Частенько он останавливал меня, говорил:
— Нельзя, я буду злиться!
И по детски надувал щечки и сводил бровки. Иногда ограждал меня от употребления, но не спас. Спасибо Кевину за помощь. Засовываю пулю в магазин, и как в русской рулетке провожу по руке. Снимаю предохранитель, дуло ввожу в рот. Не больно, наверное. Помру как Курт Кобейн, но в моем случае у меня револьвер.
Выстрел, несколько секундная боль и конец.