Le chef-d'oeuvre

В художниках, как во всех творцах, есть что-то не от этого мира — в каждом своё, глубоко личное, близкое до боли. Единственным, в чём они сходятся, является жажда обладания. Желание присвоить фантастические грёзы наяву. Физическая потребность сделать их принадлежащими себе, запечатлеть на любой поверхности и любым способом. Всё это было когда-то и где-то, но искусство обновляется, проходя через душу художника, и плагиата нет — есть заимствования. Сара искренне хотела помочь человеку, вторгшемуся в её сны. В его истории было столько боли, что он не мог не вернуться под знаком ворона. Если дорога судьбы привела его к ней, Сара попытается — пусть она понятия не имела, чем это обернётся для неё. Она уже сталкивалась с подобным, ей было известно о том, кем стал Эш, больше, чем ему самому. И хотя его вела месть, подсказывая и направляя, Ворон не исправит всё в одиночку. Воспоминания накладывались одно на другое, и Сара неожиданно увидела одетого в чёрное грустного музыканта в чуть потёкшем от казавшегося вечным дождя гриме Пьеро. Только на мгновение — но теперь она знала, что делать. И ещё у неё мелькнула мысль о том, что ей выпал редкий шанс создать шедевр, воплотив искусство в жизнь в прямом смысле этого слова, и она получила возможность наблюдать за действиями созданного её воображением и принадлежащего лишь ей. Какой художник устоит перед таким соблазном? Сара отвела с лица Эша спутанные волосы и окунула руки в баночку с белилами. Растёрла краску на ладонях и уверенными движениями нанесла её на скулы сидящего перед ней мужчины, чувствуя, как замирает сердце и сбивается дыхание от вдохновения. Начинать всегда стоит с чистого листа — или с белой фарфоровой маски, на которой так легко несколькими штрихами обозначить характер и роль. Сара обмакнула в тушь тонкую кисть. Грим отличался от маски, но она впервые задумалась, почему, и удивилась смешению символов. Шрамы — месть слепа и оттого беспощадна. Слёзы — Вороны чёрной кровью оплакивают всех жертв. Улыбка — вызывающий оскал миру сквозь боль, неуместная клоунада на грани небытия. Рука Сары слегка дрожала, проводя линии, и эта сладостная дрожь, возникающая глубоко внутри и пронизывающая её до кончиков пальцев, означала рождение шедевра. Её песни песней, одновременно древней и только что появившейся на свет, восхитительно прекрасной и столь же восхитительно мучительной.