obscurum

Никто не узнает. Голос шелестит у его уха, в то время как руки с длинными ногтями обхватывают плечи, впиваясь в кожу через шелк рубашки. Язык оставляет влажный след на шее и вниз, к ключицам, по загорелой коже. Серебристые волосы лезут в рот, алая помада мажет по его губам с чужих губ. Всего только раз. Ему хочется отмахнуться, уйти, сбежать от навязчивых ласк, из этого места, пропитанного фальшью и неоном, пронизанного мигающим светом. Никто не узнает. Она пьяна, и это очевидно, ведь она не из тех, для кого его объятия становятся центром вселенной. Она и вовсе привыкла к другим рукам, и об этом шепчутся на каждом углу. Финник не рискнул бы утверждать, но в это нетрудно поверить, он ведь слышал, что их часто берут вместе, этих дьявольски красивых брата и сестру. Дьяволам - порок, но ему, ангелу, - морская нимфа, и это как нельзя кстати, эта мысль, потому что рука Кашмиры уже у него в штанах. Она не просто пьяна, и может быть, это даже морфлинг, или те таблетки, что так любит Фликерман - настолько, что дилеры каждый сезон подгоняют ему пакетики с колесами в цвет очередного парика. Но Фликерману по душе задницы молоденьких победителей, а между ног Кашмиры побывала добрая половина Капитолия, и это, в сущности, нормально, этим здесь никого не шокируешь, не отвратишь, и возможно даже найдется кто-нибудь, кто скажет, что это ничто, кто-нибудь, миновавший постели гораздо больше, чем половины столичного бомонда. Финник повидал немало, может, гораздо больше Кашмиры, но он не часть капитолийского сознания, и она кажется ему грязной, как, впрочем, и он сам, липкими кажутся ее руки, хватающие его за волосы, пошлыми - ее слова, шелестящие в ушах. Хочешь, брат будет с нами. Кашмира не открывает глаз и трется о его бедро, трется своим телом о его, но Финник все еще не находит слов для того, чтобы прогнать ее. Крейн заинтересованно наблюдает за ними с кожаного дивана в углу, и Финник может представить, насколько завораживающе выглядят они с Кашмирой сейчас, молодые, прекрасные, порочные убийцы, и, пожалуй, будь в этот момент ее брат с ними, это зрелище подавно не оставило бы равнодушным никого. Финник представляет его рядом: сильный, всегда категорически спокойный, хладнокровный, Блеск словно статуя, одаренная дыханием жизни. Финник представляет его руки на бедрах Кашмиры, его губы, целующие ее плечи, и очевидно, что Блеск не может быть с ними, потому что иначе не останется места самому Одэйру. Он не может представить себя разделяющим этих двоих, но он может представить себе их, и опаляющая волна возбуждения скользит по телу, то ли от собственных фантазий, то ли от рук Кашмиры. Это ведь не так как с ними. Голос вырывает из оцепенения, и в один миг все вокруг становится невыносимо четким. Она убеждает ласково и оттого временами кажется Финнику трезвой, заботливой и походит на Энни, но это лишь алкоголь, потому что Энни не бывает такой, по-матерински теплой с обволакивающим голосом и шелковистой кожей. Энни - беспомощное дитя, до которого он не позволяет себе дотронуться несколько лет, но Кашмира другая, она создана для того, чтобы быть осязаемой, вожделенной. Он дает ей поцелуй в ответ, сухо касаясь губами ее обнаженного плеча, впервые за этот вечер проявляя инициативу, поддаваясь ее напору. Она одобрительно улыбается и берет его за руку, ведет за собой, приковывая к ним двоим взгляды всех капитолийских фриков, собравшихся этим вечером в клубе. Мелькают огни, мелькает стекло бокалов, и среди бликов мелькают гневным отвращением глаза дикарки Мэйсон, Финник успевает это заметить, пока шумный зал не остается за его спиной. Сегодня чествуют нового Победителя Игр, но внимание все еще приковано к тем, кто взошел на олимп десяток лет назад. Кашмира тянется за поцелуем словно девчонка, и это ее третья грань, обратная сторона распутства и нерастраченной материнской ласки. Она отступает на шаг, и ее взгляд проясняется, становясь насмешливым и оценивающим. Финник не понимает, какого черта она творит, какого черта она разыграла весь этот спектакль, зачем впутала его в эту грязную игру на глазах у всех. Финник готов посыпать голову пеплом за то, что поддался, дал ей снова втолкнуть его в эту липкую мерзость продажной любви и случайных связей, особенно теперь, когда Финник окончательно, казалось, осознал для себя то, что кроме Энни, морской рыжеволосой девы, ему не нужна ни одна. Особенно такая как Кашмира. - Ждем твоего брата? - беспощадный электрический свет уборной бьет по глазам, и Финник жмурится, не смотря на Кашмиру, которая лишь усмехается в ответ, просовывая руку в глубокий вырез платья, аккурат между ее красивых упругих грудей. - Я надеялась, ты сам доберешься, - Кашмира фыркает, выуживая из декольте несколько снимков, - Нашла у клиента. Со мной они редко бывают бдительны. Финник растерянно принимает карточки из ее рук. Отпечатанные на глянце, они с Энни гуляют по берегу, валяясь на песке и обмениваясь поцелуями. - Не все наши возлюбленные горазды постоять за себя, - горячее дыхание касается его уха, но Финник даже не успевает заметить, что Кашмира сдвинулась с места, - Аккуратнее, Одэйр. Наше маленькое шоу отвлечет их на пару недель. Но дальше - выкручивайся сам, в моей постели есть место только для одного мужчины. Финник, конечно же, знает для кого, но у каждого из них есть право на это - право любить. Главное для них - уметь им распорядиться, главное уметь держать самое ценное подальше от чужих глаз. - Спасибо, - говорит Финник какое-то время спустя, - И да, кажется твоему роману с Крейном конец. Кашмира картинно смеется, и смех у нее такой же идеальный, как все остальное. - В таком случае, спасибо и тебе, Финник Одэйр. Она целует его в щеку и треплет волосы, к черту сбивая укладку. Напоследок Кашмира оставляет ему улыбку, слишком человеческую, неуместную, но он отвечает - такой же, человеческой. Завтра утром он обязательно пришлет Кашмире букет лучших роз и бриллиантовое колье, а затем позвонит Мэгз в Четвертый и велит забрать Энни к себе. Капитолий и без того отнял у него слишком многое. Гораздо больше, чем дал взамен. И если все они, победители, лишь часть очередной, сытой игры, то они смогут выстроить свою партию так, чтобы удержаться на олимпе. Все или ничего. Ведь такова участь Победителя.