Заместитель

Дневник Фердинанда фон Кляйста 20 июля Все постепенно входит в привычный ритм, нарушенный смертью Стефании. Совершенно неожиданной смертью. Этот идиот был так пьян, что не увидел бы и бронетанковой дивизии! 1,7 грамм алкоголя в крови! Как он вообще вел машину, и почему она ему это позволила? В таком состоянии он должен был шататься при ходьбе! На дороге даже не было следов торможения. Конрад решил похоронить ее в их фамильном склепе в Риме. Ему пришлось общаться с прессой и изображать горе. Он, конечно, не рад ее смерти, но и не горюет. Он на неделю отложил публичные мероприятия и сидел дома с детьми. Думаю, он им ничего не сказал. Стефания никогда им не нравилась, поэтому не имело смысла сообщать им печальную новость. Клауса и Карла интересует только одно: когда вернется Гунтрам и когда он повезет их на каникулы туда, «где пони». Мальчишки уже избавились от двух нянь, и, по словам Конрада, третья уже готова сбежать. Они неуправляемы, даже их отцу приходится с ними трудно. Это загадка, как Гунтраму удавалось держать этих двух монстров в узде. При нем они вели себя нормально. Сейчас это двое хулиганов, покрывающих один другого. Командный дух часто переоценивают. Этим утром Конрад, Михаэль и я прилетели в Нью-Йорк на неформальную встречу в ФРС (1) якобы по вопросам изменений в банковском законодательстве. Это только фасад для прессы. Нам этот ипотечный кризис играет на руку, но от него пострадают многие наши друзья. Бернанке (2) утверждает, что «Фанни Мэй» и «Фредди Мак» (3) «вне опасности». После нескольких миллиардов финансовых вливаний, возможно, они выживут. Мы держались относительно хорошо, продавая от 12 000 до 14 000, хотя нас и называли ненормальными. Учитывая, как выглядит положение дел, мы можем начать осматриваться с 8 000 пунктов. Только валюта, сырье и европейские ценные бумаги. Остальное — наличными или фьючерсными контрактами на золото. У UBS AG (4) сейчас реальные проблемы. «Берн Стернс», (5) к счастью, мертв, следующим будет «Леман» (6), и это случится быстрее, чем все думают. Я до сих пор не понимаю, почему Конрад не предостерег членов Ордена. У нас были определенные потери, и он позаботился только о своих банках и хедж-фондах, увеличив свое личное состояние, и помог только нескольким средним и мелким членам Ордена. Конрад что-то задумал, это точно. Он так и не простил им Репина, принятого в Орден без его одобрения. Если дело пойдет так и дальше, Репину не надо будет разрушать Орден — Конрад позаботится об этом сам. Самое смешное, что все они до сих пор едят у него с руки, опасаясь, что иначе он не поможет им оправиться от удара, который сам же и нанес. Он даже поквитался с Марианной фон Линторфф. Ее деньги и деньги ее мужа были вложены в частный хедж-фонд, учрежденный на Багамах. Почему-то его управляющие играли на американской фондовой бирже и, как ненормальные, скупали CDO (7). Очень агрессивная манера инвестирования, на мой взгляд. В декабре 2007 года Марианна понесла огромные убытки, и у нее теперь долги на сумму около двадцати семи миллионов долларов. За день до Рождества она разъяренной фурией ворвалась в офис Конрада. Подошла прямо к столу сына и влепила ему пощечину. Конрад никак на это не отреагировал, просто смотрел на нее с любопытством, как смотрел в детстве на пойманную саламандру, внимательно изучая ее. — Ты подкупил моих управляющих, чтобы они скупали эти мусорные бумаги! Ты уничтожил моего мужа! — Сейчас небывалый международный кризис. Никто из нас не застрахован от потерь, мадам. — Ты, дьявольское отродье! Надеюсь, что ты будешь мучиться в аду, как и весь твой род. — Ад, должно быть, чудесное место по сравнению с вашим материнским лоном. Вы уничтожили то единственное хорошее, что было в моей жизни. Как вы тогда сказали, мадам? «Теперь мы в расчете»? — Моего мужа отправят в тюрьму за долги! — Вы можете продать мне художественную коллекцию из парижского дома. Гунтраму всегда нравились мейссенские фарфоровые фигурки. Мои банки ссудят вам остальные деньги под залог компаний вашего мужа. Пенсии, которая вам выплачивается по завещанию моего отца, вполне достаточно — если жить в соответствии с вашим новым финансовым положением. Она в гневе вынеслась из комнаты. Я ничего не знал об этом, иначе бы остановил его. Одно дело наказывать своих жадных и глупых ассоциатов, другое дело — собственную мать. — Конрад, это слишком даже по твоим стандартам. — Это всего лишь деньги. Она едва не убила Гунтрама и разрушила мою жизнь, мстя за то, в чем я не виноват. — Она всего лишь психически нездоровая женщина, до сих пор оплакивающая смерть своего сына. Поставь себя на ее место. — Психически нездоровая женщина не должна обладать такой властью. Конец дискуссии, Фердинанд. ...В самый разгар сильнейшего финансового кризиса, какой мы когда-либо видели, хотя и ожидали его с 2006 года, Михаэль Делер играл в пинбол на своем ноутбуке. — Ты не мог бы прекратить? Ты мне мешаешь, — сказал я ему. — Это помогает расслабиться, и мне лучше думается. Некоторым из нас платят за то, чтобы мы думали, — хохотнул Делер. — Именно поэтому мне нужно сосредоточиться на этих отчетах из «Кэпитал Маркетс». — Да, действительно, не стоит мешать твоему хрупкому мыслительному процессу. Твои мозги могут перегореть от нагрузки. — Михаэль, ты — идиот! — Тихо, вы оба! В следующий раз я возьму с собой Клауса Марию и Карла Марию, и с ними мне будет спокойнее, чем с вами, двумя сварливыми старыми бабами! — прикрикнул на нас Конрад. Мы притихли. Он в плохом настроении с тех пор, как сбежал Гунтрам и был опубликован отчет об общих потерях банковских и финансовых организаций в связи с кризисом на рынке высокорисковых ипотечных займов: 435 миллиардов. Каким надо быть идиотом, чтобы приобретать что-то, называющееся «высокорисковым»? Если вы покупаете «мусорные» бумаги, вы должны понимать, что они собой представляют, неважно, насколько продвинуто они выглядят. Правило номер один в нашем бизнесе: если собираешься инвестировать, подумай, сможешь ли ты вернуть капитал. Это справедливо и для промышленности, и для займов государствам, и для сырья – для всего. А люди смотрят только на циферки перед процентами. В тот самый момент, когда Конрад почти успокоился и вернулся к работе, громко зазвонил мой мобильный телефон. Конрад злобно зыркнул на меня. — Фон Кляйст. — Здравствуй, Фердинанд. Я чуть не помер на месте, когда узнал мягкий голос Гунтрама. — Здравствуй, Гунтрам. — Я почувствовал, что Конрад с Михаэлем пристально уставились на меня, и сделал предупреждающий жест, чтобы они не бросились ко мне. — Приятно снова тебя слышать. С тобой все в порядке, дитя? — Да, Фердинанд. У меня все хорошо. Я прочитал в газетах о смерти Стефании. Соболезную. — Это очень неожиданно и ужасно. Она была такой энергичной. — Как герцог? Там написано, что она была беременной. Как он вообще? — Ты же знаешь Конрада, Гунтрам. В глубине души он переживает, но держится. Не хочешь поговорить с ним? Он очень беспокоится о тебе, и ему будет легче, когда он услышит твой голос, дитя. — Нет. Я не знаю, что ему сказать. Просто передай ему, что я соболезную его утрате и буду молиться, чтобы он оправился от горя. Не мог бы ты передать привет его детям? — Да, разумеется. Я скажу ему. Почему бы тебе не приехать и не увидеться с детьми? Им очень грустно без тебя. Ты им нужен. А нам всем нужно, чтобы ты их заткнул, пожалуйста! — Я отправил посылку с рисунками для них. Она должна прийти к тебе домой завтра или послезавтра. Это иллюстрации к их любимой сказке, о которых они меня просили за неделю до того, как я заболел. Не мог бы ты их им отдать — если герцог разрешит? — Конечно. Я спрошу у Конрада. — Конрад в это время чуть ли не сидел у меня на голове, намереваясь вырвать трубку из рук. — Тебе нужно что-нибудь? Ты уехал без лекарств. Мы даже не знаем, где ты сейчас. — Я еще в Европе, и, возможно, мы увидимся скорее, чем ты думаешь. До свидания, Фердинанд. — Подожди! Увы, он повесил трубку. Я чуть не стукнул мобильником об стол. — Что он сказал? — Он в порядке. Хотел узнать, как ты справляешься с потерей ребенка и жены, но с тобой говорить не захотел. Типичный Гунтрам. Он будет молиться, чтобы ты справился с горем. Он послал несколько рисунков для твоих детей на мой адрес, и только если ты позволишь, я должен отдать их мальчикам. Он упомянул, что мы увидимся «скорее, чем ты думаешь». Вот и всё. — Он сказал, где он? — спросил умный Михаэль. — В Европе, но завтра мы увидим конверт. — Пусть люди Горана на него посмотрят, — глубоко задумавшись, сказал Конрад. — Он думает, что Стефания была беременна от меня? — Конрад, Гунтрам всегда был не от мира сего. Разумеется, он так думает! Ты был на ней женат, следовательно, ты — отец, и сейчас ты подавлен потерей ребенка. У него в голосе звучало такое сочувствие. — Интересно… — пробормотал Конрад, возвращаясь к своим бумагам. 24 июля Хотел бы я знать, где сейчас Горан и Алексей. Оба этим утром без объяснений исчезли в неизвестном направлении. Когда вернутся, я скажу им, что думаю о самовольных отлучках. Посылку Гунтрама тщательно проверили. Она отправлена из Парижа. Наши собираются туда… без Горана. В посылке лежала перевитая красной ленточкой самодельная книжечка с девятью акварелями по сказке Братьев Гримм «Бременские музыканты» с немецким текстом, написанным чернилами наверху каждой страницы. — Эта вещь требует бережного обращения. Я покажу им рисунки и прочитаю текст, но хранить её буду у себя, — решил Конрад. — Рисунки похожи на иллюстрации Артура Рэкема, но менее мрачные. Очень изящно. Понятно, почему продано так много экземпляров его книги. * * * * * * * * * * * ** * * * * ** * * * * * 25 июля Этим утром я рисовал, нет, иллюстрировал — это более подходящее слова — историю для нового сборника сказок, которые мадам ван Бреда хочет опубликовать. Она сказала, что первая книга была полностью распродана, и ей пришлось выпустить пятое издание, так что она хочет снова рискнуть. Людям нравится том с «Красной шапочкой», «Русалочкой», «Тремя медведями» и «Спящей красавицей». Поэтому мне рекомендовано сделать новую книгу в точности, как первую. «Пожалуйста, сохрани то же качество рисунка, детальное и изящное одновременно. Я думаю о переводе на английский для мировой дистрибьюции». Поскольку я подустал от заносчивых принцесс, я решил, пусть в этот раз будут животные. «Бременские музыканты», «Король-лягушонок», «Золотая птица», «Кот в сапогах»… Я открыт для предложений. В данный момент я занимаюсь «Золотой птицей». Думаю, что Густав Доре и Артур Рэкем уже до меня проделали фантастическую работу, но современные дети видят так много уродливых вещей вокруг себя, что я постараюсь нарисовать что-нибудь, похожее на настоящего волка или медведя. Снова пришлось отвлечься. Пришел Мальченко и объявил, что Обломов и два других джентльмена желают со мной поговорить. Я вздохнул, вытер руки, разгладил складки на рубашке и надел пиджак. В гостиной сидел Обломов, такой же огромный и серьезный, каким я его запомнил, и Горан с Алексеем. Я почувствовал слабость в ногах. Горан поднялся со стула, подошел ко мне, и вместо заслуженного удара я получил крепкое объятье. — Братик. Я беспокоился за тебя. Как ты мог сюда прийти? — Павичевич, не все из нас разделяют твои увлечения, — проворчал Обломов. — Дай соболю сесть, и мы подумаем, как расхлебать кашу, которую заварили наши боссы. — Гунтрам, рад тебя видеть, — сказал Алексей, обнимая меня. — Я тоже рад видеть вас обоих, — смущенно ответил я. — Сядь, мальчик, — велел мне Обломов. — Как ты знаешь, мистер Репин попросил меня сообщить Алёше о том, что ты здесь. Я сделал это еще одиннадцатого, но в связи с текущими обстоятельствами мы решили отложить эту встречу. Тебя нужно им вернуть. Что они с тобой делают, это их проблемы, но я хочу быть уверен, что ты вернешься к Линторффу и останешься там. — Я не хочу к нему. Пожалуйста, Алексей, есть ли другой выход? — Боюсь, что нет, братик, — печально сказал Горан. — Герцог хочет тебя обратно. В ту минуту, как он обнаружит, что ты был здесь, с Репиным, между ними может снова начаться война. — Гунтрам, возможно, тебе пора услышать нашу версию. Точку зрения солдат, а не генералов, — начал Алексей. — Ты видишь только, как герцог и Репин борются за тебя. Ты слышишь их доводы и узнаешь о по-макиавеллиевски хитрых ходах, которые они делают, чтобы переиграть один другого. Для тебя их борьба носит чисто умозрительный характер. Немного крика, ложь, умолчание, несколько тщательно подобранных слов — это все, что ты видел за шесть-семь последних лет. Однако мы, солдаты, устали от этой войны. Мы платим своей кровью за конфликты наших хозяев. Тебе известно о смерти Амундсена в Лондоне и человека Репина в Цюрихе, но это только двое из гораздо более длинного списка. Из-за этой войны я потерял уже сорок человек. — Как сказал Алёша, если ты не вернешься к Линторффу, он придет за нами, и на этот раз начнется полномасштабная война, потому что мой босс не подчинился Грифону. Репин теперь член Ордена. Вместо сорока, счет пойдет на сотни и тысячи жертв. — Рано или поздно между ними все равно случится столкновение. Этого не избежать. Оба хотят одного и того же, и это не только я. — Да, но, возможно, это произойдет только лет через десять или пятнадцать. Как человек, у которого есть дети, скажи мне, хотел бы ты, чтобы дети этих людей остались без отцов сейчас, а не через десять лет? — проговорил Алексей. — Нет, не хотел бы. — Тогда ты знаешь, что делать. Пойдем с нами. Горан поговорит с герцогом и устроит, чтобы ты остался у кого-нибудь из нас, если хочешь. Должен быть какой-то способ решить ваши разногласия, чтобы вы могли мирно жить вместе ради ваших детей. Бедняги постоянно плачут из-за тебя, Гунтрам. Они считают, что ты умер, а их отец не хочет им говорить. Даже если отец — ублюдок, они не должны платить за его ошибки. Возвращайся, Гунтрам. Установи новые правила вашей совместной жизни, но я молю тебя, останови то, что назревает, — слова Алексея звучали очень убедительно. — Алексей, ты не знаешь, о чем просишь. Тебе неизвестны причины нашего разрыва. — Что бы он ни сделал в прошлом, неужели это стоит сотни невинных жизней? Я не наши жизни имею в виду. Линторфф практически на блюдечке преподнес Российской армии целую чеченскую деревню, чтобы отомстить Морозову за убийство своего человека в Грузии, — печально сказал Обломов. Я вспомнил об этом, и мне стало плохо. — Гунтрам, никто не просит тебя его снова любить. Мы только хотим, чтобы ты дал ему второй шанс оправдаться в твоих глазах, — умоляюще сказал Алексей. — Алексей, я хочу спросить это именно у тебя. Скажи мне, ты мог бы простить Константина? Он озадаченно нахмурился и долго смотрел на меня. — Десять лет назад я бы сказал «нет». Теперь уже и не знаю. Есть несколько смягчающих обстоятельств: он дал мне новую жизнь и защитил от других волков. Мы никогда не будем друзьями, это точно. Я хочу забыть о нем. — А я хочу забыть о Линторффе. Мы с тобой не такие уж и разные. — Гунтрам, я говорил тебе однажды, что ты должен простить и двигаться дальше, потому что жизнь во имя мести за погибших — это не жизнь. Подумай о том, хочешь ли ты провести остаток жизни, бегая от него? У тебя может быть новая жизнь, с детьми. — Горан, последние два года я оставался в замке только из-за детей. Меня не волнует, если он сдохнет — моя жизнь станет только проще, — солгал я, не отводя взгляда от темных глаз Горана. — Неправда. Если бы это было так, ты бы не стал звонить Фердинанду, чтобы узнать, как герцог себя чувствует после смерти жены, — опроверг он мои слова спокойным деловым тоном. — Он до сих пор тебе небезразличен, или ты даже все еще любишь его, но по неким причинам не желаешь это признавать. — У меня есть причины, чтобы ненавидеть его, и они достаточно серьезны. — Гунтрам, рано или поздно нам придется ему сказать, где ты, и начнется ад, — виновато и умоляюще сказал Алексей. — Мальчик, если ты думаешь, что я позволю тебе просто взять и уйти, тем самым лишив мою организацию бесценного козыря, ты глубоко ошибаешься. Если ты не пойдешь с ними, то как только они покинут этот дом, я позвоню Линторффу и скажу ему, чтобы забирал тебя. Или лучше я сам доставлю тебя прямо к его входной двери. Я больше не буду рисковать из-за тебя своими бойцами, — раздраженно сказал Обломов. — Я согласился на этот разговор, чтобы они могли немного умаслить тебя, и ты бы ушел с ними и оставался бы у Линторффа, не создавая мне больше проблем. — Ваш босс не позволит вам это сделать, — твердо сказал я. — Мальчик, несколько ночей секса утолили его одержимость тобой. В настоящее время он доволен тем, что получил. Если его новый любовник будет не твоего уровня, возможно, через несколько месяцев Константину снова захочется найти тебя, но у тебя в запасе нет этих месяцев. Горан и Алексей были шокированы, услышав рассуждения Обломова о моих ночных деяниях, на их щеках проступили красные пятна. — Возвращайся туда, где твое место. Все могло быть гораздо хуже. Линторфф — хороший хозяин, если правильно себя вести, и никто из нас, тем более Репин, ничего ему не скажет о твоих постельных приключениях. Ему не надо об этом знать. У нас сейчас мир. — Я — не одна из ваших шлюх, Обломов. Все, что я делал с твоим боссом, было по обоюдному согласию. — Вот именно. В тот момент, когда ты сделался сучкой Линторффа, ты полностью стал его собственностью. Возвращайся к нему и радуйся, если он не отправит тебя в один из наших борделей или не отдаст своим людям, чтобы они затрахали тебя до смерти. — Не смейте сравнивать Конрада с такими, как вы! — крикнул я, не успев осознать, что делаю. Обломов многозначительно улыбнулся. — Можешь лгать себе, сколько хочешь, но не пытайся обмануть меня. Ты до сих пор его защищаешь. Ты любишь его. Мне этого достаточно. Алеша, забирай мальчишку. У тебя три часа на то, чтобы покинуть страну до того, как вернется Репин. Думаю, ты не захочешь с ним встречаться. — Конечно, нет. Скажи ему, чтобы забыл мой номер телефона, ладно? — Конечно, парень. Гунтрам, отправляйся домой и оставайся там. Я больше никогда не хочу видеть тебя на своей территории. Серьезно. Тебе нечего делать с такими, как мы. Соболи — для королей, — совершенно не обидно улыбнулся он. — Павичевич, в следующий раз, когда мы увидимся, мы с тобой разберемся. — Жду с нетерпением, — ответил Горан, бросив на него презрительный взгляд, и с силой потянул меня за локоть, поднимая со стула. Он потащил меня к двери, и Алексею пришлось поторопиться, чтобы успеть за нами. Снаружи нас ждал большой черный мерседес. Горан затолкал меня туда и сел рядом, а Алексей — спереди на пассажирское место. — В «Крийон», — рявкнул он шоферу. У отеля из машины вышли только мы с Гораном. — Алексей сейчас едет в аэропорт. Ты остаешься со мной, улетим завтра. Нам нужно поговорить. — Он отвел меня в люкс на шестом этаже. — У меня соседний номер. Не пытайся сбежать, Гунтрам. С тобой останется Милан, и наши номера соединены. — Что дальше? Привяжете меня к кровати? — возмутился я. — Нет. Милан будет сидеть в твоей гостиной. Не ссорься с ним. А сейчас тебе надо заучить историю твоей жизни за последний месяц. В ней не должно быть пробелов, Гунтрам. Герцог должен поверить, что ты вернулся к нему добровольно. — Ничего подобного! Меня выгнал Обломов! — Ты не должен говорить герцогу, что изменил ему с Репиным. Я не хочу, чтобы повторилась лондонская история, — продолжал он, не обращая внимания на мои слова. — Какая измена?! Мы порвали отношения два года назад. Он женился и трахал эту женщину чуть ли не у меня на глазах! Я хотел поставить точку в отношениях с человеком, который был влюблен в меня семь лет, и я изменил? — Ты любишь его? Я имею в виду Репина. — Не знаю. Я воспринимаю его, как друга. — Я не сплю со своими друзьями. — Ладно, я его не люблю, но на тот момент это было самым естественным! Это просто секс! — Хорошо, значит, ты не жалеешь? — Конечно, нет! Мы оба взрослые и свободные. Ну, я, по крайней мере. Я просто хотел расслабиться и посмотреть, как это будет с другим мужчиной. — Тебе понравилось? — Я не буду отвечать! — Он посмотрел на меня так, что мне стало не по себе. — Ладно, это было неплохо, но не то чтобы захватывающе. Повторять не буду. Оно не стоит проблем, — смущенно пробормотал я, но он все еще смотрел на меня тем самым «взглядом». — Ладно, с Конрадом в сто раз лучше, с ним, когда он нормальный, это — как Новый год и День рождения сразу (8). Репин неплох в постели, видно, что он опытен, но все делается механически. Я был немного разочарован, — признался я. — Хорошо, это то, что я хотел услышать. Считай это просто экспериментом, не стоящим чувства вины, и забудь о нем. Никогда не рассказывай герцогу. Все закончилось. И он никогда не рассказывал тебе о своих подвигах. Но не повторяй этот опыт — второй раз мы не сможем тебя прикрыть, братик. Давай проверим твою историю. — Горан, ты говоришь мне держать все при себе, а в прошлый раз я из-за одного единственного поцелуя чувствовал себя ужасно виноватым. — Тогда ты был очень юн и впечатлителен и по уши влюблен в него. Сейчас ты старше и мудрее. Он тебя никогда не спросит, и ты никогда не скажешь. Это невообразимо! ОК, я буду держать язык за зубами. И вообще, Конрада больше не касается, с кем я трахаюсь. С каких пор Линторфф снова стал Конрадом? Дерьмо! Обломов ошибается. Они манипулируют мной, как марионеткой. — Гунтрам, надо, чтобы ты выучил свою часть. Мы действительно не хотим новых осложнений. Мы устали. Сделай это для всех нас, — попросил Горан. — Решите ли вы двое свои проблемы, это другое дело. Он хочет тебя вернуть, а дети постоянно плачут. Жан-Жак сказал Алексею, что Клаус думает, что его отец ему лжет. Ты, должно быть, мертв, потому что оставил всю свою одежду в замке, значит, ты не в отпуске. — Он так думает? — я почувствовал себя ужасно виноватым, что Клаусу и Карлу так плохо. — Дети плачут практически каждый день. Они стали неуправляемыми, не слушаются отца и уже выжили из дома двух нянь. Они ненавидят их и говорят, что эти женщины хотели занять твое место. — Как себя чувствует герцог после гибели нерожденного ребенка? — я не хотел спрашивать о ней. Скорее всего, он переживает из-за ее кончины, но я не хочу об этом знать. Это было бы слишком больно. — Как всегда. Делает самое суровое лицо и работает, как маньяк. После смерти герцогини он только один раз ездил в Цюрих. Думаю, он не хочет ничего признавать, — печально вздохнул Горан. Очень похоже на Конрада. Работать до полного изнеможения, чтобы не думать о том, что потерял. Мне стало его жаль. Он ведь как большой ребенок, окруженный акулами и волками, которому приходится бороться изо всех сил, чтобы оставаться на плаву. Должно быть, ему ужасно одиноко. Когда умер Лёвенштайн, я единственный, кто с ним был. Стефания приехала лишь на похороны. — Возможно, мне следует поговорить с ним, чтобы понять, как он справляется с горем, — задумчиво протянул я. — Я тоже скучаю по моим малышам, и несправедливо заставлять их страдать из-за наших разногласий. Но я не знаю, смогу ли жить с ним под одной крышей. — Гунтрам, ты сейчас в выигрышном положении. Герцог отчаялся вернуть тебя и примет твои условия. Он чуть не свел меня с ума за последний месяц, заставляя искать тебя повсюду и постоянно спрашивая о результатах. Уговори его позволить тебе жить в Цюрихе. Ты можешь оставаться с детьми, пока они не лягут спать, а потом уезжать к себе. — Это может сработать. Я люблю детей так же сильно, как сильно мне ненавистен их отец, — задумчиво сказал я. Не совсем так. Я не испытываю ненависти к нему, хотя и должен. Я ничего не чувствую. Правильно. Безразличие. Если я и защищал его перед Обломовым, то только по привычке. Ничего более. Люди вечно видят что-то там, где ничего нет. — Хорошо. А теперь займемся делом, — вернул меня к действительности Горан. Нет, я не люблю этого мудака. Он разрушил мою жизнь. Он сначала подарил мне весь мир, а потом, не задумываясь, отнял. Он — эгоистичный ублюдок, которого волнует лишь собственное благополучие. Он как ребенок. Константин прав: Линторфф увидел меня, я ему приглянулся, и он решил взыскать долг моего отца, неважно, каким образом. Дети эгоистичны, им нужно все внимание и защита, какие вы можете им дать. Но Линторффу уже за пятьдесят, пора повзрослеть. Правильно? ----- (1)ФРС — Федеральная резервная система США — орган банковского надзора. (2)Бен Бернанке был главой ФРС во время ипотечного кризиса в США (2007-2008 гг). (3)«Фанни Мэй» и «Фредди Мак» — крупнейшие ипотечные банки США, которые государство спасло от банкротства во время ипотечного кризиса, взяв под контроль и обеспечив дополнительное финансирование. (4)UBS AG — крупнейший швейцарский финансовый холдинг, во время ипотечного кризиса испытывал сложности, ему, как и «Фанни Мэй» и «Фредди Мак», помогло государство. (5)«Берн Стернс» — крупный инвестиционный банк США, был поглощен во время ипотечного кризиса. (6)«Леман Бразерс» — инвестиционный банк США. Обанкротился во время ипотечного кризиса. Государство его спасать не стало, и в сентябре 2008 года было подписано заявление о банкротстве. Так что Фердинанд, пишущий в июле 2008 года о близящемся крахе «Леман», совершенно прав. 7)CDO — «долговые обязательства, обеспеченные залогом» = ценные бумаги. Невыплаты ипотечных займов привели к резкому падению цен на CDO, которые являлись существенной частью инвестиционных портфелей финансовых организаций, что, в свою очередь, повлекло снижение кредитных рейтингов и обесценивание акций этих компаний. 8)В оригинале Гунтрам сравнивает секс с Конрадом с 14 июля — «День взятия Бастилии», очень бурно отмечаемый во Франции праздник.