Заместитель

3 августа, понедельник Уже пять дней, как я в Буэнос-Айресе, но не в городе, а в поместье. Так что в центре я пока не был. 29 июля мы с Хайндриком сели на самолет. Летели, конечно же, первым классом. Хайндрик был более чем доволен, он любит, когда вокруг него прыгают. Отращиваешь себе мягкое место? Погоди, Горан или Алексей узнают. Хайндрик большую часть времени смотрел номера «Jane's Navy International» и «Jane's Intelligence Review».# Понятия не имею, где он их взял. — Можно взглянуть? — Они для взрослых. Почитай “The Economist” или посмотри фильм, — рявкнул он со своего места напротив. — Удивлен, что ты умеешь читать. Мне просто хотелось убедиться, что там кроме картинок есть еще и текст, — подначил я его. — Думал, я всего лишь горячий блондин? Гунтрам, не цепляйся ко мне. У меня осталось всего двенадцать спокойных часов, потом мы приземлимся, и начнется кошмар. — Хайндрик, я не собираюсь никуда сбегать. Только схожу в пятницу на встречу с друзьями. Из фанклуба звездных войн, знаешь такой? — Забудь об этом. Ты едешь на асьенду и остаешься там. Такой мне был дан приказ. Наши уже там, — усмехнулся он. — И ты утверждаешь, что откажешься побывать на встрече фанатов Звездных войн?! — В жизни нельзя иметь все сразу, парень. Не знаешь, как вообще этот отель, “Плаза”, ничего, сносный? — Конечно же, знаю — я каждые выходные ходил туда пить чай, — очень серьезно сказал я. Он посмотрел на меня с надеждой. — Это один из самых дорогих отелей в Буэнос-Айресе! На площади сан Мартин, рядом с улицей Флорида, где вы все в прошлый раз бегали по магазинам. Откуда мне знать?! — раздраженно воскликнул я. Хайндрик иногда такой сноб! — Хорошо. Потому что другой отель не очень — слишком современный. И в этом нет вины Моники — ее предупредили всего за два дня. А как тебе «Альвеар»? — Ты теперь выполняешь работу Моники? Про него я тоже не в курсе. — Плохо. Придется ей сказать, что ты не знаешь. — Я, правда, не знаю. Я был в «Альвеаре» лет в пятнадцать на дне рождения сестры друга. Очень элегантный отель, во французском стиле. — Хорошо. Я скажу про него Монике. И если герцогу он не понравится, виноват будешь ты. Тот, где мы останавливались в прошлый раз, его раздражает. Он категорически не хочет там жить... и мы тоже не жаждем, если ты понимаешь, что я имею в виду. Сердитый герцог — это плохо для бизнеса. — Ты не знаешь, когда он приедет? — Без понятия. Мы получили приказ отвезти тебя в поместье и предоставить свободу... в разумных пределах, конечно. Проклятье! Опять мне дали шведа в няньки, а он не будет рисковать. Хорошо, если меня выпустят хотя бы в сад. — «Мы» — это кто? — Да ты их знаешь: Ларс Амундсен и Петер Янсон. Они уже на месте. Все проверяют. Мистер Павичевич не доверяет местным. Зашибись! Два сварливых шведа и вечно недовольный голландец, не считая аргентинцев. Мы прилетели очень рано, в семь утра, и застряли на таможенном контроле из-за нового (слишком нового) лэптопа Хайндрика. А вдруг мы его продадим и не заплатим налоги? Мне пришлось с самым лучшим местным произношением жаловаться, какие идиоты эти гринго: привозят сюда такие дорогие вещи. И объяснять, что в Европе люди меняют лэптопы чуть ли не каждые полгода. Я посоветовал им проверить Хайндрика, когда он будет выезжать из страны, и если девайса при нем не окажется, обложить его налогом. Они приняли меня за его переводчика и отпустили нас с миром. Снаружи нас ждал человек. Герман Майер, новый глава здешнего отделения. Он должен был отвезти нас в Канделарию на своей машине. Я поздоровался с ним, удивляясь, куда делся Ландау. — С мистером Ландау в июле произошел несчастный случай, когда он катался на лыжах на юге. Я назначен вместо него, сэр. Мы все были шокированы его смертью. — Не знал. Ужасно. Как это случилось? — Деталей я не знаю, но он на полной скорости врезался в столб. Тяжелая трасса и отвратительная погода. Он так и не вышел из комы, — мягко ответил Майер. Оставшуюся часть пути я молчал, уставившись за окно. Дом очень изменился. Во-первых, из розового он вернулся к первоначальному цвету — беж. Мартиниано, прежний управляющий, и его жена все еще были здесь, но большинство персонала в течение года предпочло уволиться или уйти на пенсию, очень неплохую. Внутреннее убранство тоже поменяли. Оно стало строже; мебель заменили на более дорогую. Теперь здесь были настоящие вещи, а не их копии. Получилось аристократично и элегантно. Больше не рассчитано на неловких туристов, проливающих апельсиновый сок на дамасскую парчу. Настоящий колониальный стиль с мебелью красного дерева, хорошими коврами и отделочными тканями. По словам Марии, большинство людей уволили из-за бардака, учиненного рабочими, менявшими трубы, окна, проводку и тому подобное. Даже ее чудесную кухню переделали, и ей выдали руководство по правилам безопасности на кухне. Потом пришел новый "домоуправитель", который отвратительно с ними обращается. Он — бывший управляющий в пятизвездочном отеле, везде сует свой нос, установил правила ведения дома по очень жестким стандартам; новое постельное белье сделано из ужасного, плохо гладящегося, хлопка, наняты новые горничные (две) и дворецкие (еще двое), куплен новый, страшно дорогой фарфор. Домом иногда пользуются сотрудники герцога, работающие в центре города, для проведения деловых встреч (основные комнаты были зарезервированы для Конрада и меня, и посторонним туда ходу нет). Всё должно поддерживаться в идеальном состоянии, поскольку эти немцы гораздо строже, чем старый герр Долленберг когда-либо был. Охрану тоже ужесточили, в дом невозможно попасть, не договорившись заранее — как все привыкли в старые времена. К нашему приезду количество охранников и камер увеличили, и замучили всех бесконечными проверками. Большинство старых гостевых спален было превращено в кабинеты, студии или гостиные. Нанятый декоратор немилосердно обошелся с работой мисс Лусианы, и почти всё отправилось в мусорный контейнер или было роздано рабочим, словно ненужный хлам. И последней оскорбительной точкой стал найм новым управляющим повара, который приходит, когда в дом приезжают гости, и ее, Марию, на это время освобождают от обязанностей по приготовлению пищи. Единственной причиной, по которой они до сих пор остаются в Канделарии, это увеличение количества земли, которой управляет Мартиниано. Он очень доволен — целых 5 000 акров; много и по европейским стандартам, и по аргентинским. Так что это был далеко не косметический ремонт. Если такие изменения Конрад именует минимальными, то что же тогда в его представлении серьезные изменения? Важный вопрос: позвонить ему или нет? Кто знает, чем Конрад сейчас занят… или где он находится — он отвез меня в аэропорт и улетел куда-то на своем самолете. Может, мне следует позвонить Монике? Нет, лучше не надо. Отправлю-ка я ему СМС. «Можно тебе позвонить?» Почти сразу же пришел ответ: «Нет». Ну, по крайней мере, он теперь знает, что я хотел поговорить. Пойду, погуляю. У выхода я был остановлен Амундсеном, телохранителем-шведом. — Простите, сэр, мистер Холгерсен хотел бы вас на два слова, — вежливо сказал он. — Хорошо. Скажите ему, что я буду у озера. Ничего, Хайндрик, пройдешься — ты пока не достиг уровня Алексея или Горана. Вот они могут заставить меня побегать. Я взял пальто, поскольку солнце спряталось за облаками и стало очень холодно, и пошел к пруду (оно же озеро). Главный лебедь-самец до сих пор здесь. И всё так же вызывающе взирает на людей. Этого парня отсюда просто так не выгонишь. Он правит этим прудом аж с 1995 года. Я уселся на одну из новых металлических скамеек, очень удобных, с подушками, и стал смотреть по сторонам. — Ну вот, теперь еще и ты отдаешь мне приказы. Не слишком привыкай к этому. Я отвечаю за тебя, пока не приедет герцог, — сердито сказал мне Хайндрик. — Ох, извини, Хайндрик. Я погладил тебя против шерсти? Ты выглядишь запыхавшимся, — поддразнил я его. — Послушай, Гунтрам, я сейчас не в том настроении, чтобы выслушивать твои подначки. Я не понимаю ни слова из того, что говорят эти ненормальные туземцы, а местная охрана с трудом говорит по-английски и совершенно непрофессиональна. Кто нанял этих идиотов? Я точно пожалуюсь Горану. — Эй, стоп. Посиди со мной, расслабься. Мы на каникулах. Скоро будет барбекю — нормальная еда, не то что вся эта модная европейская стряпня, — хихикнул я. — Оно будет единственной хорошей вещью за весь день. Такое впечатление, что организацией охраны здесь занимались наши злейшие враги. Майеру придется попотеть, если он хочет выжить после того, как герцог узнает, какой тут творится бедлам. — Только что Мария жаловалась мне, что тут шагу свободно не ступишь, и везде охранники с оружием. — Потому что все неправильно устроено. Глупые запутанные правила. Неудачное расположение видеокамер. Сотни слепых пятен у датчиков движения. Охрана, которая не может собрать винтовку (которые, кстати, производятся здесь, в Аргентине) без инструкции. Амундсен и Хартик вообще не понимают, как таких могли взять на работу. — Прости. Понятия не имел, что у тебя столько проблем. Я могу чем-нибудь помочь? Ага, конечно… — Нет. Я поговорю с Гораном, и он примет решение. А тебе — инструкции: 1. Не покидай территорию — я имею в виду дом и сад до озера. Не уходи от дома дальше, чем на сто акров, пока я не дам тебе разрешения. 2. Мобильный телефон должен быть всегда с тобой. 3. Когда темно, ты сидишь в доме, Гунтрам. 4. Амундсен и Хартик сопровождают тебя каждый раз, когда захочешь выйти, — перечислял он. — Хайндрик! Это уж слишком! Мы в самой глуши! Или нас собираются атаковать соевые посевы? — Ради моего спокойствия, ладно? — улыбнулся он. — Герцог сказал бы: «Просто поверь и сделай, как я говорю». Звучит гораздо убедительней, — раздраженно сказал я. Что дальше? Он подоткнет мне одеяло и поцелует на ночь? О, нет, это вряд ли. Конрад убьет его. — Буду знать. А сейчас иди в дом. Мне надо поговорить с Гораном, — он потянул меня за руку, заставляя подняться. После обеда Амундсен взял меня на прогулку в компании Мопси (да, она тоже приехала с нами) и дал мне спокойно порисовать в саду до чая, а потом загнал нас обратно в дом. Хайндрик ждал меня в гостиной, за столом. Он едва не вскинул винтовку, когда пришла Мария налить мне мате. — Хайндрик, убери свою игрушку. Это всего лишь чай, — устало сказал я ему. Он неохотно подчинился. — Этот блондинчик еще тупее, чем остальные. Ему надо быть осторожнее, не то я подложу ему листья омбу* в чай, — сказала Мария по-испански, посылая Хайндрику недобрый взгляд. — Это относится и к остальным. — Мария, не ввязывайся в неприятности. Пусть делают, что хотят. Хайндрик не имел намерений тебя оскорбить. Он просто не знает наших традиций, — объяснил я ей по-испански. — Этот твой герцог ничем не лучше. Посмотри, как он все тут перевернул. Он разрушил мирную атмосферу этого места. Здесь никогда не водилось оружия. — Мария, у него много денег, и ему приходится быть осторожным. — Значит, его деньги добыты нечестным путем. Люди с чистой совестью не окружают себя головорезами с винтовками. Он не подходит тебе, Гунтрам. — Мария, не говори так. Ты только наживешь себе с ним неприятностей. Он очень добр ко мне. В прошлый раз, когда мы тут были, на нас напали, и я чуть не отправился на тот свет. — Ему надо было положить тебя в здешнюю больницу, а не увозить из страны. Мистер Долленберг рассказывал мне, что с тобой случилось. Это его вина, что ты так плохо себя чувствуешь. Ты был здоровым, энергичным ребенком, и посмотри, что с тобой стало. — Я не собираюсь с тобой спорить. Герцог всегда думает о моем благе, — сказал я, выведенный из себя ее бесцеремонностью. — Тебе с ним плохо. У него холодные глаза, глаза убийцы. Старый извращенец! — Мария, хватит! Ты видела его один раз в жизни, а уже так сурово осудила. Он теперь твой хозяин, — рявкнул я, теряя терпение. Меня уже не волновало, что она старше. Мария развернулась и, очень сердитая, вышла из комнаты. Замечательно! Теперь листья омбу точно окажутся в моем чае! — Что тебе наговорила эта ведьма? Почему ты так расстроился? — резко спросил Хайндрик. — Ничего, — отрезал я. Я тоже умею быть неприятным. Было у кого научиться. Остаток дня я провел за рисованием, сидя в гостиной вместе с Хайндриком, который что-то там делал на своем ноутбуке. Он сидел тихо, и единственным звуком, нарушающим тишину в комнате, был храп Мопси. Потом мы поужинали и разошлись по спальням. Мопси я взял к себе, потому что не было никого, кто бы велел мне отправить ее на кухню. Главная спальня напоминала номер в дорогом отеле — с небольшой гостиной, ванной и спальным пространством, занятым огромной кроватью в классическом стиле и французским камином. Все было отделано ценной древесиной и золотистой тканью. Интересно узнать имя декоратора. Очень хорошая работа. Я уже крепко спал, когда раздался звонок мобильного телефона. Пришлось ответить, потому что Мопси начала лаять, возмущаясь неурочной побудкой… в два часа ночи. — Здравствуй, милый. У тебя всё хорошо? — О, Конрад, это ты… Рад тебя слышать. Тихо, Мопси! Извини, — пробормотал я, пытаясь прогнать сон. — Не прошло и двух дней с нашего расставания, а собака уже заняла мое место в постели. Скажи ей, что наслаждаться осталось недолго, она скоро будет выселена. Сколько у вас там времени? — Она не в постели. В корзинке, рядом с камином. Ей не понравилось, что ее разбудили. Здесь уже ночь. — Извини. Я перезвоню тебе. — Нет, нет. Все нормально. Кто знает, когда снова удастся тебя поймать. Ты где сейчас? — На борту самолета в Лондон. Тебе понравился дом? — Фантастическая работа! Напоминает твой дом в Лондоне. Этот более сдержанный, но, в то же время, роскошный. Очень элегантный. Кто декоратор? — Не помню сейчас ее имени, но она уже переделывала одно поместье на севере, которое принадлежало какому-то из президентов в XIX веке. Рад, что тебе понравилось. Я просил, чтобы все было сделано как можно проще и выглядело, как лондонский дом. Помню, что тебе там понравилось. — Я влюбился в дом. Пусть он не в георгианском стиле, но тем не менее чувствуется классика, и в то же время интерьер удивительно подходит деревенскому поместью. Кирпичной кладки больше не видно. — Исчезла атмосфера отеля? Хорошо. На мой взгляд, это было чересчур. Думаю, мы увидимся с декоратором в Канделарии, а потом встретимся с ней в городе. Я хотел бы купить несколько аргентинских картин, и мне нужен ее совет, куда их повесить. — Полностью исчезла. Жаль, что старые слуги почти все ушли, а оставшиеся не очень довольны переменами. — Тебе известно, котенок, что у меня есть минимальные требования к персоналу. Если люди не соответствуют им, их приходится увольнять. Большинство из них перешло в другие места. — Знаю, но Хайндрик почему-то недоволен организацией охраны. Он, наверное, сейчас ездит по мозгам Горану. — Завтра все будет улажено, не беспокойся. Слушайся Хольгерсена. — Скучаю по тебе. Когда ты приедешь? — Я тоже. Точно не знаю. Пока все хорошо, но никогда не знаешь, как повернется. Постарайся хорошо отдохнуть там. — Ты такой милый. Люблю тебя. — Я тоже. Будь умницей и не терроризируй Хайндрика. В ближайшие дни у него будет много хлопот. Мне пора возвращаться к работе. Скоро увидимся. Признаться, я ожидал немного другого. Разве, обнаружив, что твой любовник сейчас лежит в постели, не принято вовлечь его в телефонный секс? Видимо, нет, если ты сейчас летишь в самолете в Лондон, чтобы успеть к открытию фондовых рынков. 16 августа Сейчас субботний вечер. Если бы я был нормальным, среднестатистическим парнем, я бы сейчас отправился развлекаться. Но, увы. По крайней мере, я не в деревне, а в одном из самых престижных мест Буэнос-Айреса. В отеле «Альвеар» — как девичья фамилия матери Федерико. Отель получил название от улицы, на которой находится. Странно, но Конрада совершенно не смущает то, что придется спать в комнате, где на постельных подушках вышито ее имя. Или он вообще не собирается ничем таким заниматься в этой конкретной постели. Лучше не спрашивать у него — вдруг мне не понравится ответ. Вчера, в пятницу, я как всегда рисовал в парке рядом с озером. После почти двух недель в деревне я уже умирал от скуки. Каждый день одно и то же: прогулки пешком и верхом, здоровый сон и зарисовки — пейзажей, животных, растений, людей, посевов, дома, курятника и прочая, и прочая. Да, я — городской мальчик. Мне нужно хоть что-нибудь делать и видеть каких-нибудь людей, кроме Хайндрика, его двух товарищей, управляющего, его жены и прислуги. В довершение ко всему Мария начала кампанию против Конрада и его «извращенного внимания» ко мне. Она так достала меня этим, что мое терпение грозило вот-вот закончиться. Поэтому когда я увидел, что к нам с Ларсом приближается незнакомая высокая женщина, то очень удивился. Она помахала нам рукой. Ларс никак не отреагировал на ее появление и даже не принял свою «оборонительную позу», к которой обычно прибегал, когда Мария нарушала «безопасную дистанцию» (именно так!). — Ты случайно не Гунтрам? — вежливо спросила женщина. — Рада тебя видеть. Я — Малу Арриола де Блакье. Декоратор. — Здравствуйте. Очень приятно. Простите, что не узнал. Совершенно не ожидал вас увидеть. — Ну, это должно было стать сюрпризом. Ты не сильно изменился, Гунтрам. Помнишь меня? Я — тетя Коко Блакье. Вы вместе ходили в школу. Мы с тобой несколько раз встречались на его днях рождения. Теперь я ее вспомнил, но то ли с черными, то ли с каштановыми волосами. С женщинами никогда точно не знаешь. Одета она была неформально, но очень элегантно. Джинсы и твидовый пиджак под накидкой из альпаки и соответствующая шляпа. Не удивительно, что интерьеры дома выглядят элегантно и сдержанно. Насколько я помню, она замужем за аргентинским сахаропромышленником. — Еще раз прошу прощения за бестолковость. Да, я помню вас, Малу. Какую невероятную работу вы проделали в доме! Он изменился до неузнаваемости. Кстати, как поживает Коко? (Коко — это прозвище; Кориолано Козме Блакье, — да уж, ему еще меньше повезло с именем, чем мне). Давно его не видел. — Он передает наилучшие пожелания. Коко сейчас в юридической школе. Он просил тебе сказать, чтобы ты позвонил ему, когда будешь в Буэнос-Айресе, договоритесь куда-нибудь сходить выпить с одноклассниками. — Спасибо. Не хотите ли зайти в дом? Становится холодно. Впрочем, вы знаете это место лучше меня. — О да. Это была бесконечная работа. Ужасно, но я счастлива, что она закончена. Я бы хотела попросить у герцога разрешение опубликовать несколько фотографий в журнале. Как иллюстрацию того, что можно сделать, когда бюджет неограничен, а заказчик знает, чего хочет. Представляешь, я была в его доме в Кенсингтоне. Невероятно! За такой дом можно умереть. После того, как герцог купил Канделарию, он позвонил мне, где-то в ноябре, и попросил переделать интерьеры. Мой номер он узнал от Эрнесто, владельца строительной компании в Пуэрто-Мадеро**, и лично обратился ко мне, поскольку видел мои работы в Кордобе.*** Пока мы шли к дому, она болтала без умолку, не давая мне вставить и слова, но меня это устраивало, потому что я понятия не имел, о чем с ней говорить. Когда мы вошли внутрь, она на секунду замолчала, и я смог спросить, не хочет ли она выпить кофе. — Кофе портит аппетит. Пожалуйста, колу-лайт. Как я уже сказала, я встретилась с герцогом в Лондоне в его офисе в феврале, и мы разговаривали всего полчаса. У этого человека сумасшедшее расписание. На его фоне Хорхе, моему мужу, грех жаловаться — он целый день болтается у себя в офисе или в клубе. Так вот, потом я съездила в лондонский дом герцога, вернулась сюда, взяла фотографии, поговорила с архитектором, отвечавшим за перестройку, и мы с ним договорились по поводу этой дурацкой кирпичной кладки — наследия восьмидесятых годов — потом я отправилась в Париж, чтобы купить ткани и показать герцогу предварительные эскизы. Они ему очень понравились, и он даже посоветовал мне съездить в Венецию, чтобы купить остальные материалы. Ты видел его венецианский дом? Он позволил мне остановиться там на неделю. Такая леди, как я, не должна жить в отелях, сказал он. Восхитительно! Висящие там картины Мери Кассат великолепны, да и остальная коллекция превосходна. Как Конрад, ведя войну с русскими и управляя собственным бизнесом, находит время вникать в качество драпировок, выше моего разумения. Я бы не смог. — Если бы я не была замужем, я бы на него запала, Гунтрам. Какая удача, что ты замужем, милочка. Я выдавил улыбку. — Он элегантный, образованный, хорошо выглядит; слегка старомоден, но это только придает ему шарма. Вообрази, он ни разу не позволил мне остановиться в Европе в отеле, только в Париже, но это был Георг V, потому что даме, путешествующей в одиночку, следует избегать таких мест. Это был очень интересный год. Думаю, муж ревнует меня к нему. Чем ты сейчас занимаешься? — Изучаю экономику в Цюрихе. Больше ничего, — ответил я, не зная, как понимать ее последнюю реплику. Она знает, что я — бойфренд Конрада? — Да, он говорил мне. Мне казалось, что ты еще рисуешь. — Иногда. Ничего выдающегося. Просто хобби. Когда же наконец подадут ланч? Мне захотелось сбежать. Она удивленно взглянула на меня: — Герцог очень хорошо отзывался о твоих работах, а он-то в этом разбирается, если вспомнить о его коллекции живописи. Я думала, он тебя спонсирует. Спонсирует? Возможно. Он собирает мою мазню и не жалуется, когда Остерман присылает ему ежемесячный счет (я больше чем уверен в этом, старик никогда не упустит ни цента). Дружеская поддержка — более удачное слово. — Он заботится о плате за обучение в университете. Я живу с ним. Вместе, — сказал я, понизив голос, чувствуя, как загорелись щеки. До нее наконец-то дошло положение вещей. Она кашлянула. Да, точно, дошло. — Ты не мог бы показать мне свои работы? Коко говорил, что в школе ты постоянно рисовал, — быстро сориентировалась Малу. Слава Богу, в этот момент в комнату вошел Хайндрик с видом застенчивого викинга. Он объявил, что мы должны поесть, а потом совершить экскурсию по дому. Я был слегка удивлен, но ничего не сказал. Мы вместе пообедали; Хайндрик затеял разговор об аргентинской истории. Он действительно кое-что знает об этом, и не только общеизвестные факты. Наверное, он всё-таки иногда читает книги. В три начался дождь. Мы вернулись в гостиную из сада, и Малу продолжила свою героическую сагу о переделке дома. Я отключился, когда она стала описывать венецианский бархат и жаловаться, что не смогла устоять и скупила почти весь магазин. Глянув в окно, я увидел, что перед домом остановились две большие черные машины. Хайндрик вскочил и убежал (счастливчик), а она продолжала свою историю. Я снова посмотрел во двор и к своему крайнему удивлению увидел Конрада, выходящего из машины вместе с Майером и телохранителями. Мне отчаянно захотелось скорее туда и броситься ему на шею — я был так счастлив наконец его увидеть! Господи, как же я скучал по нему все это время! Было слышно, как Хайндрик и остальной персонал приветствуют его у главного входа. Зная Карлоса, дворецкого и нового управляющего, можно догадаться, что он выстроил людей в линейку, чтобы они встречали герцога. Я попытался справиться с нетерпением, но тщетно. С улицы доносилось радостное повизгивание Мопси, увидевшей Конрада. — Кажется, герцог приехал, — прервал я ее невыносимую болтовню. — Да. Странно. Предполагалось, что мы увидимся за обедом. Дверь открылась, и появился Конрад, одетый в брюки в мелкий рубчик, рубашку, джерси и консервативный клетчатый пиджак. Под ногами у него путалась Мопси. Я встал, но не двинулся с места, хотя мне очень хотелось его обнять. Я послал ему широкую улыбку. Он подошел к нам и поцеловал Малу руку. — Миссис Блакье, простите за опоздание. Мы попали в блокаду, устроенную рабочими, и застряли там на три часа. — Рада видеть вас снова, герцог. Мы с Гунтрамом долго разговаривали, и я потеряла счет времени. Вы выехали на автостраду после одиннадцати? — Да, я задержался на встрече в нашем офисе в Пуэрто-Мадеро, и мы поехали по тому большому бульвару, что ведет к автостраде, но въезд оказался заблокирован демонстрантами. Все полосы. Не пропускали никого, даже машины скорой помощи. Полиция просто наблюдала и не реагировала на наши жалобы. Невероятно. — Сегодня пятница. Безработные протестуют у Министерства социального обеспечения. Они собираются там, где вам пришлось остановиться, в два идут к Министерству, а в пять всё заканчивается. — У них есть график? — пораженно спросил он. — Боюсь, что да, — мягко ответила она. — Здравствуй, Конрад, — тихо сказал я, протягивая ему руку, Конрад притянул меня к себе, приобнял и быстро, но ласково потрепал по щеке. — Здравствуй, Гунтрам, — ответил он, снова переключаясь на Малу. — Надеюсь, мадам, вы мне принесете удачу. С тех пор, как я приехал в Аргентину, я словно попал в иное измерение. Не возражаете, если чай подадут к четырем? В последний раз я ел в самолете в пять утра. — Конечно, нет. Похоже, у вас было много приключений сегодня. — Да, из разряда тех, о которых рассказывают потомкам, — фыркнул Конрад, садясь рядом со мной, напротив Малу. — Я прилетел из Нью-Йорка в шесть утра вместе с сотрудниками моего банка. Первая остановка — пограничный пункт. Он был закрыт. Открывается в полседьмого. Должно быть, наши все часы бежали, потому что открылся он в шесть сорок. Поскольку мы единственные стояли там, сотрудник решил проверить наши паспорта. Он не говорил по-английски, а с нами не было переводчика. Так что он пошел звать своего коллегу. Мне показалось это странным, ведь частные рейсы обычно обслуживают быстрее. Его рассказ был прерван появлением дворецкого с чайным подносом… с пирогом и сэндвичами. Кто-то действительно очень проголодался. Но, несмотря на это, Конрад подождал, пока Малу взяла чашку. — В семь десять вышла женщина, знавшая английский, но в это время стали подходить пассажиры с регулярного рейса. Она открыла свое окошко — очень медленно — и подозвала нас поближе. «Форма 452», — крикнула она мне. Я понятия не имел, что это такое, и поблизости не было никаких бланков для заполнения. «Простите, я не понимаю», — сказал я ей. «Чтобы въехать в эту страну, вы должны заполнить форму 452. В самолете должны были их раздавать». «Я прилетел частным рейсом», — ответил я, и она сделала недовольное лицо. Порылась в своих ящиках и достала оттуда бланки. Мы взяли по одному и заполнили. Помещение стало заполняться пассажирами с других рейсов, но она не торопилась. Она взяла мой паспорт, взглянула на заполненный бланк и порвала его, закатив глаза. «Полное имя должно быть, как в паспорте. Заполняйте заново. Это касается всех», — крикнула она в зал. Она откусила от своего сэндвича, а мы едва не покатились от смеха. Высшее достижение цивилизации — чиновник. Они бывают очень забавными. Я написал свое полное имя, Конрад Мария Ульрих фон Линторфф Заксн Лёвенштайн, и вернул ей бумажку. Она прочла и сказала: «Семь слов! Если вы это сократите, то сэкономите себе в жизни много времени». На этот раз мы не смогли сдержать смех. Малу хохотала чуть ли не до слёз. Конрад тоже рассмеялся, но не очень-то невесело. — Она стала читать форму дальше. «У вас есть деньги?» — спросила она меня. «Что, простите?» «Наличные, кредитная карта, медицинская страховка. Если вы собираетесь остаться здесь на неделю, вы должны показать мне минимум 1500 долларов наличными или на кредитной карте. И ваш ваучер из отеля». Малу закашлялась от смеха, а я попытался успокоиться. — Вот тут я едва сдержался. «Уверяю вас, у меня есть деньги, и я не ношу ваучер отеля с собой. Мне достаточно сказать свое имя. Все документы у тех, кто нас встречает». «Послушайте, нам тут нелегалы не нужны. Вы швейцарец?» «Да». «Покажите мне кредитную карту. Это обязательное требование». Мне пришлось достать бумажник и показать свою кредитку. За мной, между тем, уже выстроилась длинная очередь. «Хорошо. Вот здесь неправильно. Вы написали «банкир». Надо писать «банковский служащий». Не беспокойтесь, я исправлю». К счастью, потом она поставила штамп в паспорт и отпустила меня. Моим спутникам она задавала те же вопросы с минимальными отличиями, — вздохнул Конрад. — Ничего личного, — хихикнул я. — На этом все не закончилось. В восемь мы вышли из аэропорта, и нам пришлось ехать сразу в офис в Пуэрто-Мадеро, потому что встреча была назначена на половину десятого. Мы едва не попали в пробку. К счастью, мне не нужно было переодеваться, и ещё осталось время для того, чтобы Майер ввел меня в курс дела. Это был деловой завтрак с местными банкирами, которые хотели присоединиться к нам. У них неплохие коммерческие предложения, но я хотел послушать представителей руководства банков. Один из них стал говорить то, что я уже читал, и меня это рассердило. Поскольку они хотят представлять нас в Латинской Америке, мне нужно было выяснить некоторые нюансы их финансового положения. Я всего лишь спросил, выполняют ли они требования Базеля-II**** и каковы показатели левериджа***** для капитала первого и второго уровня. Самое простое. В этой части их документация содержала неясности, — Конрад глубоко вздохнул. — И вот что мне ответили: «Если вы хотите увеличить вашу долю прибыли, так и скажите». Я не поверил собственным ушам. Какая жалкая трата моего времени! После этого я сразу же завершил встречу. Они ушли. Одна из секретарш так нервничала, что опрокинула на меня полную чашку кофе. Пришлось ехать в отель переодеваться. — Это был один из таких дней, когда лучше оставаться в постели, — с сочувствием сказала Малу. — Дальше еще лучше. Я приехал в отель. Сменил костюм и вместе с Майером сел в машину. Тогда я еще верил, что приеду сюда к обеду, но мы попали в блокаду. Не могу поверить, что жалкая сотня людей перекрывает движение всем остальным. Неужели нет закона против этого? — Есть, но самое лучшее, что вы можете сделать — прочитать в утренней газете хронограмму движения демонстрантов и избегать соответствующих мест, — сказала Малу словно само собой разумеющееся. — Невероятно, — пробормотал Конрад. Кажется, аргентинские ценные бумаги только что упали еще на четверть. — Однако я не могу отрицать, что здешние люди — прирожденные предприниматели. В течение трех часов, пока мы стояли (обратно повернуть было невозможно), нам несколько раз предложили помыть ветровые стекла, купить поддельные часы и парфюмерию, несколько видов еды; к нам подходили нищие, а потом какие-то цирковые артисты устроили представление. Я пытался работать, но это оказалось невозможным из-за музыки и барабанов. В итоге один из наших местных телохранителей достиг соглашения с организационным комитетом демонстрантов, и я заплатил «революционный» налог. Они берут песо, доллары, евро и, видимо, скоро будут принимать к оплате кредитные карты, — с сухим смешком сказал Конрад. — Меня даже обозвали олигархом, как объяснил мне Майер. — Как торжественно тебя здесь встретили, — мягко сказал я, стараясь сдержать смех. Его немецкая душа, должно быть, в полном ужасе. Конрад, не стоит так жаловаться, потому что я со школы знаю несколько протестных лозунгов, и тебе бы не понравилось, если б ты их услышал. Многие начинаются со слова «олигарх», а затем перечисляются все ваши предки. Демонстранты из Давоса — милейшие люди по сравнению с местными бардами. — Да уж. Миссис Блакье, вы должны показать мне дом. То, что я успел увидеть, соответствует моим ожиданиям. — Я буду счастлива показать вам его. Это была очень вдохновляющая работа. Пойдемте? — Да, конечно, — Конрад поднялся со стула, поскольку она уже вскочила со своего. Бедный Конрад, ты потерял шанс съесть еще один сэндвич! Сегодня явно не лучший твой день. — Гунтрам, собери вещи. Мы уезжаем, как только закончим здесь. Я подавил желание разбить новый китайский сервиз об его голову. Почему нельзя было сказать мне заранее? Просто предупредить. Его невыносимая манера ставить перед фактом! Я мысленно досчитал до десяти… потом до двадцати и, стиснув зубы, ответил: — Да, конечно. Они отправились в тур по дому, а я ворвался в библиотеку, чтобы собрать свои бумаги. Там, за столом, сидели Хайндрик и Майер и, как нормальные люди, пили кофе, а не чай. — Простите. Я на минуточку. Заберу вещи. Герцог желает вернуться в Буэнос-Айрес. — Карлос, дворецкий, уже упаковал все твои вещи, кроме рисунков. Нет нужды торопиться. Посиди с нами, — беззаботно сказал Хайндрик. — Тяжелый день? — спросил я Майера, чтобы начать разговор. — Вы себе не представляете, насколько! И он еще не закончился. — На герцога в самом деле вылили чашку с кофе? — Это моя ошибка. Он спросил меня о несчастном случае с Ландау, я стал рассказывать подробности, и в этот момент пришла София, мой секретарь, с подносом и стала сервировать кофе, но у нее так тряслись руки, что она опрокинула чашку на рукав его пиджака и зарыдала. — Это случайность. Он не должен на нее сердиться. — София была подружкой Ландау, — объяснил мне Майер, а Хайндрик сочувственно вздохнул. — Герцог попытался успокоить ее, но она словно обезумела от горя. С ней случилась истерика. Не стоило говорить о Ландау при ней. Потом мы попали в блокаду, и я подумал, что потерял работу. Как только не оскорбляли нас эти левые! Хорошо, что герцог не понимает язык. Пожалуйста, не учите его испанскому. Нам пришлось их подкупить, иначе бы мы до сих пор стояли там. Сейчас мы едем в отель, и у герцога намечен ужин с утренними банкирами и конгрессменами. Надеюсь, что они исправят свои просчеты. Я проверил их предложения несколько раз, прежде чем представить их герцогу, и все шло хорошо, пока этот толстяк не надерзил ему. От владельца одного из крупнейших банков в Аргентине и любимца местных властей ожидаешь большей тактичности, а он оказался обыкновенным грубияном. Настоящий мужлан. — Если вас это утешит — герцог вообще презирает аргентинцев. Он не станет возлагать вину на вас, — мягко сказал я. — Нам всем это хорошо известно. Мы до сих пор здесь только потому, что герцог видит потенциал в сельскохозяйственной отрасли. Только поэтому. Каждый проект, связанный с недвижимостью, промышленностью, туризмом, представленный нами, отклонялся менее чем за двадцать четыре часа. А вот Бразилия ему очень нравится. Мы вскоре перенесем штаб-квартиру в Сан-Паулу. До несчастного случая с Ландау я отвечал за весь этот регион, и после этого несчастного случая мне пришлось перебраться сюда, чтобы подхватить дела. Моя семья до сих пор там, потому что настоящие деньги делаются в Бразилии. — Но их новый президент — левый, из рабочей партии, — сказал я ошарашенно. — Да, но, несмотря на это, с семидесятых годов основные принципы бразильской политики не изменились. Бразильцы заработали уважение герцога: его, прежде всего, привлекает стабильность и прозрачность действий их правительства, а какая партия у власти — дело второе. Если хотите знать мое мнение о сегодняшней встрече, у аргентинцев нет шансов заключить с нами контракты. В испаноязычных странах нас, скорее всего, будут представлять уругвайцы, потому что они хорошо себя показали на презентации в Нью-Йорке. Хотя сумма капиталов у них меньше, чем у аргентинских банков, но зато они имеют представление об оффшорном банковском бизнесе. Корпоративная структура их холдингов напоминает швейцарскую. — Гунтрам, коровы не так привлекательны, как ты думаешь. Со временем надоедает есть одно лишь мясо, — непривычно серьезно сказал мне Хайндрик. Был ли в его словах другой, скрытый смысл? Кто знает… Может быть, Конрад устал от меня, и сейчас ищет удобный способ расстаться. Это объясняет, почему он отослал меня сюда на каникулы. Поднявшись, я стал складывать свои рисунки в папку. — Мне нужно собраться, господа. Увидимся позже. Кстати, всё сходится. Одноразовые любовники обычно получали подарки, подготовленные Моникой. Ну а если твоими услугами пользовались больше года, тогда прощальным подарком может стать дом. Это всего лишь вопрос цены, как любит говорить Конрад. Возможно, борьба с Репиным была только местью. Бизнес есть бизнес. Следующей неожиданностью для меня стало узнать, что я еду с Майером и Хайндриком, а Конрад — с Малу, «миссис Блакье», и с телохранителями. Один из них поведет ее машину, поскольку Конрад не может позволить леди сесть за руль в темноте. Он довезет ее до дома, а потом вернется в отель. Они договорились встретиться в понедельник, чтобы посетить арт-дилера. Я всю дорогу молчал, пытаясь угадать, что прячется в тени приближающейся ночи. Отель, как обычно, оказался очень впечатляющим. И, несомненно, «отвечал стандартам» Конрада. В номере имелся холл, гостиная, маленькая столовая (всего-то на восемь человек), большая спальня и гостевая спальня поменьше, с отдельными ванными. Нанятый дворецкий принялся распаковывать мою сумку в маленькой спальне. «Очень прозрачный намек», — подумал я и отправился в гостиную с сегодняшними набросками. Рисование всегда помогает мне отвлечься. Около девяти в комнату в спешке заглянул Конрад. Он быстро поцеловал меня в лоб, помчался в свою спальню и вернулся оттуда, одетый для вечернего приема. — Не жди меня. Я ужинаю с местными. Увидимся завтра, — сообщил он мне чуть ли не на бегу. Похоже, мне придется есть одному… Только не здесь. Я позвонил Хайндрику и спросил, могу ли куда-нибудь пойти. — Да, Гунтрам. Конечно. Когда рак на горе свистнет. Ты?! Один в ночном Буэнос-Айресе?! Видимо, тот удар по голове был сильнее, чем думали врачи. Я поужинаю с тобой в номере. Так что мы ели вдвоем. Хайндрик был не слишком доволен. Не волнуйся. Я лягу рано, так что ты сможешь пойти искать приключения, как делают все настоящие моряки. После ужина я отправился в постель и тотчас заснул. Поздно ночью кто-то не очень-то ласково меня растолкал. — Что ты здесь делаешь? Твое место не здесь, — раздраженно сказал Конрад. — Я думал, ты не хочешь видеть меня в своей постели; мои вещи принесли сюда, — устало ответил я. — Вечером ты ушел без меня, и, по словам Майера, ты рвешь все связи с Аргентиной. — Я должен спать один из-за ошибки прислуги? Две прошедшие недели мне очень плохо спалось без тебя, — расстроенно сказал он, словно пятилетний ребенок, который остался без своей любимой игрушки. — Я тебе не плюшевый медвежонок! Если хочешь избавиться от меня, потому что стесняешься наших отношений, просто сделай это раз и навсегда. Он удивленно воззрился на меня: — Ты что, напился, пока меня не было? Ты несправедлив. Я всегда беру тебя с собой на приемы в Цюрихе, где присутствуют люди, мнение которых для меня имеет значение. Вчера же был идиотский прием с конгрессменами. Я не хотел, чтобы ты чувствовал себя неловко, столкнувшись с этой сумасшедшей коровой Альвеар. Теперь я был ошарашен. Мать Фефо в одной комнате с Конрадом? Они же страстно ненавидят друг друга. — Что вы с ней делали? — крикнул я. — Ничего. Бизнес, ничего больше. Для очистки совести я предоставил им еще один шанс, но они его упустили. Снова. — Не понимаю. — Я уже почти пришел к решению по этому вопросу, но прежде мне хотелось узнать твое мнение. Ты очень огорчишься, если я в ближайшие три года полностью выйду из всех аргентинских проектов? Мне не хочется опять с тобой воевать по этому поводу, — серьезно сказал он. — С каких пор ты консультируешься со мной по вопросам бизнеса? Если хочешь сказать что-то другое, говори. — Ты же любишь терроризировать меня и жалеть тех, кого безжалостный банкир вроде меня сделал вдовами и сиротами, — бросил он, переводя ссору на новый уровень. Мои политические убеждения кажутся ему смешными? — Кажется, кое-кто сильно расстроился, услышав правду о своем бизнесе от людей, которым нечего терять… — Гунтрам, у тебя есть ровно три минуты, чтобы перебраться в мою постель, и лучше бы тебе это сделать, если не хочешь, чтобы я тащил тебя туда волоком. Черт меня побери, если я пойду! Не собираюсь всё это терпеть! Я вскочил с кровати и пошел в гостиную, где он прикладывался к коньяку. — Иди в постель, Гунтрам, поговорим завтра, — сказал он, не глядя на меня. — В какую из них? — с вызовом спросил я. — Тебе было сказано, в какую. Вот кем ты меня на самом деле считаешь! Одним из твоих рабов. Я развернулся, пошел в главную спальню и залез под одеяло. Через несколько часов и через несколько бокалов коньяка Конрад вернулся в комнату и разделся, бросив одежду кучкой на полу. Он устроился на другой стороне кровати и повернулся ко мне спиной. Я сделал то же самое. Суббота, шестнадцатое Я проснулся, когда солнце уже ярко сияло над нашими головами. Конрад обвился вокруг меня. Я попытался высвободиться, но это оказалось невозможным. Его хватка стала еще более удушающей. Похоже, меня выбрали плюшевым медвежонком. — Конрад, пожалуйста, подвинься. — Он только захрапел в ответ. — Уже очень поздно, и я хочу встать, — настаивал я. Ноль реакции. Тогда я пихнул его локтем под ребра. Он подскочил, как на пружинах, и его правая рука молниеносно сжала мне горло, душа. Очень быстро он осознал, что это я, и отпустил мою шею. — Проклятье, Гунтрам! Что с тобой сегодня? — заорал он. — Ты всегда душишь своих партнеров по постели? Ты ненормальный! — я закашлялся, восстанавливая дыхание. — Как ты, котенок? Прости меня. Больше так не делай, пожалуйста, — смущенно и обеспокоенно сказал Конрад. Он попытался осмотреть мою шею, но я отпихнул его. — Пожалуйста, не сердись. Я не хотел. — Конечно, не хотел. У тебя всегда всё как-то само собой выходит. — Я думал, что напился, но ты до сих пор такой же злющий, как и вчера. Я летел к тебе, двенадцать часов. Терпел сначала семерых идиотов, потом сотню левых демонстрантов, потерял целое рабочее утро, и все это — для того, чтобы быть с тобой, но ты упорно ищешь ссоры с тех пор, как мы приехали в отель. Если тебе не понравился дом, так и скажи. — Дом прекрасен. Проблема — в тебе. — Только не заводи опять свои ревнивые инсинуации, — простонал он. — Мне показать свое расписание, чтобы ты поверил, что я ничего плохого не делал эти две недели? — Ради Бога, Конрад! Ты хочешь прекратить наши отношения, но у тебя не хватает смелости сказать мне это в лицо! — истерически воскликнул я. — ЧТО?! С чего ты это взял?! — Всё совершенно очевидно. Можно было бы понять и раньше. Я получил в подарок на Новый год прекрасный дом, и сейчас его обновили. Это фантастически щедрый прощальный подарок, — иронически сказал я. — Я переделал дом, потому что он выглядел, как дешевый отель для молодежи. Не думал же ты, что я буду спать в такой убогой обстановке. Ни за что! — И ты не собираешься расстаться со мной? — НЕТ! — Но почему тогда ты вчера спрашивал меня о том, чтобы свернуть бизнес в Аргентине? — Потому что не хочу с тобой ссориться! Я очень разочарован умонастроениями в этой стране и хочу закончить здесь дела, как только мы получим некоторую прибыль. Я намерен оставить только дом — твой дом — чтобы приезжать на каникулы. Ты уже жаловался от имени ленивого персонала, что они недовольны мною, когда на самом деле они ушли сами по себе. Мне стало стыдно за собственное поведение. Он не собирался бросать меня и великодушно отпустил меня сюда, а я затеял ссору. Я пристыженно опустил взгляд, не смея глянуть ему в глаза. Он взял мое лицо в ладони и заставил меня посмотреть на него. — У меня и в мыслях не было оскорбить тебя, не взяв с собой на этот ужин. Я просто хотел защитить тебя от неловких моментов, — он нежно поцеловал меня в губы. — Прости, Конрад. Я — полный идиот. Не знаю, почему мне это пришло в голову, — промямлил я. Ну, возможно, две недели постоянных разговоров о том, что я всего лишь игрушка старого извращенца, не прошли для меня даром. Мария очень упорная женщина, но я ему не скажу об этом. Это только прибавит ей проблем. — Такое впечатление, что здесь что-то не то в воде, или воздух отравлен, Maus. Почему каждый раз, когда ты попадаешь сюда, у тебя возникают какие-то бредовые идеи? В прошлом году, приехав в Буэнос-Айрес, ты нормально вел себя со мной неделю, а потом все непонятно почему изменилось, и мы едва не разрушили всё, что у нас было, — пожаловался он, усиливая у меня чувство вины. — Не знаю, — прошептал я, пряча лицо у него на груди и царапаясь о пуговицы его пижамы. Он крепче обнял меня. — Я начинаю верить, что тут что-то нечисто. Правда. Я бывал в проблемных местах, имел дело с неуступчивыми властями, но здесь творится что-то невообразимое. Словно всех охватило коллективное помешательство. Вчера всего пятьдесят человек несколько часов держали в заложниках сотни людей, и полиция беспокоилась лишь о том, чтобы не дай Бог кто-то из нас не побеспокоил бы нарушающих закон демонстрантов. Потом эта сенаторша вещала на публику, что ее сын ходил в школу с моим протеже, и вы двое — лучшие друзья и собираетесь встретиться. Я неверяще фыркнул. — Я не настолько сумасшедший, чтобы с ним встречаться, — отмел я эту идею. Это не может быть правдой. Она презирает меня с самого первого дня, и венецианская заваруха только усилила ее ненависть. Я вспоминаю о том, что она сделала, каждое утро — когда пью пригоршню разноцветных таблеток. — Пожалуйста, поедем домой, — умоляюще сказал я. — Гунтрам, всё не так уж плохо. Мы уедем дней через пять-шесть. Тебе еще надо встретиться со школьными друзьями. Многие из них писали тебе, и ты до сих пор обмениваешься с ними и-мейлами. А как же тот священник, которому ты помогал? Ты должен повидаться с ним. У тебя еще есть сосед, которому я благодарен за то, что он подкармливал тебя все эти годы, — перечислял Конрад. Он благодарен Жоржу? Ладно, такой возможностью нельзя не воспользоваться. — Ну же, Maus, — утешал он меня. — Ты забыл упомянуть фан-клуб Звездных войн. — Собираешься притащить домой очередную дрянь? Сходите туда с Хольгерсеном. Я засмеялся. Похоже, он до сих пор не признает ценность подлинного искусства. — Может, позавтракаем? — Почему ты не накидываешься на меня? Обычно он ведет себя не так. По идее, сейчас нам полагается страстно заняться любовью. — Потому что если мы начнем, мы не управимся до заката. Но вечером ты будешь моим, — он горячо поцеловал меня, его язык приласкал мои губы, просясь внутрь. Я игриво приоткрыл рот, впуская его. Он так увлекся поцелуем, что не заметил, что я заставил его лечь на постель. Я устроился сверху, не прерывая поцелуя. Вот теперь ты не сбежишь, Конрад. Ты сейчас там, где должен быть. Моя победа была недолгой. Он внезапно дернулся, и я потерял равновесие. Менее чем за секунду Конрад оказался сверху, припечатав меня своим телом и крепко прижав руки к матрасу. — Strolch! (Плут). Это у тебя не пройдет. Ну-ка вставай. Сейчас же, — сказал он полуигриво, полустрого. — Я не могу. Ты лежишь на мне, — сказал я, собрав остатки достоинства. Он издал сухой смешок и, снова пробормотав «Strolch» , отпустил меня. Забудь про это слово, оно мне не нравится. Он отправился в душ, а я посмотрел на часы. 12:30! Мы так долго спали? Я вылез из постели и воспользовался другой ванной комнатой. Одевшись, я попросил дворецкого накрыть нам завтрак (извини, Конрад, никаких атак на нашу говядину до вечера) и пошел в столовую, обнаружив там Конрада, читающего Argentinisches Tageblatt,* мелкую местную газету на немецком языке. — Где ты ее взял? — спросил я, садясь на свое обычное место справа от него. — Кстати, она не так уж и плоха. Я хотел понять, как некоторые из нас выживают здесь, сохранив при этом психическое здоровье, — ответил он, не поднимая глаз от газеты. Он читал статью о местных социальных организациях и кооперативах, учрежденных после того, как новое правительство экспроприировало закрытые и заброшенные фабрики, чтобы передать их бывшим рабочим коллективам. Не самая подходящая новость для утреннего чтения банкира. — У тебя вообще когда-нибудь бывают каникулы? В это время пришел дворецкий с двумя официантами, и они стали накрывать на стол, расставляя еду. — Недавно я отклонил приглашение встретиться с лидерами партии большинства. Nur Kaffee bitte.** Конрад, они здесь говорят только по-английски или по-испански, собирался сказать я ему. — Jawohl, mein Herzog.*** Великолепно. Он не только нашел здесь немецкую газету, но и немецкоговорящего дворецкого! И ты еще смеешь на нас жаловаться! Я услышал, как он распорядился, чтобы мои вещи перенесли в его спальню. — Я взял на себя смелость позвонить твоей бывшей учительнице, Аннелизе. Она согласилась встретиться с нами в пять часов и попить чай. Здесь. В будни у нее работа. В половине четвертого у меня встреча с Майером. А ты можешь погулять с Хольгерсеном и вернуться где-нибудь в четыре. Я так и знал! У него были тайные причины сбежать из постели! Я-то думал, что он хочет поиграть в туриста вместе со мной. Ну ладно, мы посмотрим вечером, захочу ли я вообще с тобой играть! Я сладко ему улыбнулся и вздохнул. Конрад посмотрел на меня с подозрением. — Если хочешь, — добавил он. — Замечательно. Я пойду с Хайндриком гулять, если тебе так удобнее. — Очень хорошо. Это будет очень нудная встреча. Нам придется свернуть некоторые инвестиционные проекты. Майер хочет как можно скорее вернуться в Сан-Паулу. — Всё уже решено? — удивленно спросил я. Он же только полчаса назад спрашивал мое мнение. — Да. Здесь небезопасно. Я установлю трехлетний срок для продажи сельхозугодий. Коровы и соя — это не мой стиль. Я предпочитаю финансы и промышленность. — А что с Долленбергом? Ты его уволишь? — Нет. Он лоялен нам и разобрался с тем, почему его жена работала на Репина. Он либо останется на своем месте в Лондоне, либо поедет в Сан-Паулу с Майером. — Конрад, нельзя его винить за то, что случилось с Репиным! Он же даже отказался продавать ему мои рисунки! — Я и не виню. Именно поэтому он до сих пор с нами, — ответил Конрад, занявшись маленькими шатобрианами, которые поставил перед ним дворецкий. — Я попросил Майера присоединиться к нам. Я оставил тебя всего на двадцать минут, и ты уже организовал мой день, назначил деловую встречу, нашел немецко-аргентинскую газету, велел перенести мои вещи к себе, изменил мой заказ, и, скорее всего, успел сделать еще что-то, о чем я скоро узнаю. Я решил заняться своим чаем и сэндвичем с лососиной. Через несколько минут пришел Майер в неформальной одежде, с лэптопом и портфелем, набитым бумагами, который он положил на стул, и вежливо нас поприветствовал. Они с Конрадом заговорили по-немецки, и мне приходилось прилагать усилия, чтобы понимать их быструю речь. В конце концов я сдался. Появился Хайндрик, но за стол не сел, а встал у дверей. Я извинился и ушел с ним. У него с собой был путеводитель по Буэнос-Айресу. — Раз уж мне приходится тебя выгуливать, то лучше заранее знать, где. — Хайндрик, я прожил в этом городе пятнадцать лет. Поверь мне, я знаю, на какой автобус садиться. — Автобус? — он вылупился в ответ, словно у меня отросли рога. — Или метро. — Мечтай, — ухмыльнулся он. — Это будет машина. Маленький Мерседес, — сообщил он мне с очень довольным выражением лица. — Это очень опасно, Хайндрик. Ты знаешь, здешние воришки сразу же нацелятся на тебя, если увидят хорошую машину, — сказал я невинно. — Немного спорта — это даже хорошо, — фыркнул он. — Мерседес вокруг города или пешая прогулка по Реколете на полтора часа. Выбирай. — Прогулка, и я хотел бы зайти в книжный магазин, купить несколько книг на испанском. Ты потом можешь донести их до отеля, — радостно предложил я. — Гунтрам, я офицер шведского королевского флота, а не чертов раб. Ты сам носишь свои вещи. Если ты можешь гулять пешком, значит, и вещи донесешь, — сурово сказал он, угрожающе возвышаясь надо мной посередине холла отеля. Наши местные карманники должны подумать дважды, прежде чем с ним связываться. — Это была шутка, Хайндрик. Извини, если оскорбил, — смиренно сказал я. — То-то же. Здесь рядом торговый центр. Можем пойти за книгами туда. — Мне бы хотелось сходить туда, где я раньше работал. Там очень большой магазин, и он принадлежит герцогу. — Знаю. Ладно. Мы пойдем по Кальяо Авеню до Санта-Фе. — Ты учил наизусть карту? — Нет. Только путь к тем местам, куда ты мог захотеть пойти. Я вдумчиво подхожу к своей работе. Мы пошли по проспекту с элегантными магазинами, засаженному большими деревьями, и на меня нахлынула ностальгия. Я скучал по всему этому. Разноцветные автобусы, черные с желтым такси, сумасшедшие водители, экспрессивно выражающие свое недовольство субботней пробкой. Как ни странно, гуляя со мной, Хайндрик расслабился; он не бежал, как обычно, даже разглядывал витрины и заинтересованно посматривал на девушек… и девушки тоже кидали на него любопытные взгляды. Да, викинги тут обречены на успех из-за своей экзотической внешности. Я заметил одну очень симпатичную девушку, двадцати с чем-то лет, которая улыбнулась мягко и смущенно, в точности как это делают аргентинки, когда они заинтересованы. — Осторожней, Хайндрик, а то не успеешь оглянуться, как будешь представлен ее матери, а через месяц — священнику. — Мои холостяцкие деньки сочтены с тех пор, как я приехал в эту страну. Я чувствую. Все здешние женщины такие? — Какие? Они симпатичные, это да. Местная легенда объясняет это смешением разных европейских типов, но ты еще не видел колумбиек! Они красивы и сексуальны. Будь здесь осторожней. Та, на которую ты смотришь прямо сейчас, из хорошей семьи, и ты будешь не первым иностранцем, который попал в тюрьму за приставание. Видишь ли, девушки здесь показывают много, но делают мало, пока не убедятся, что у тебя серьезные намерения. На дискотеку они одеваются, как европейки, которые ищут ночных приключений, но если ты тронешь их или скажешь что-нибудь неуместное, тебе конец. — Спасибо, что предупредил. Возможно, одна из них произведет на свет следующее поколение Хольгерсенов. — Он был так серьезен, что я не удержался от смеха. — Тут даже есть церковь, где служат на шведском. Изначально она была построена для моряков, — размышлял он вслух. Ну ты даешь, парень! Уже думаешь о том, как подцепить девушку в церкви?! На ней же придется жениться. — Ты здесь спокойнее, чем в Канделарии. Хотя все должно быть наоборот. Опасность здесь, а не там, — решил я сменить тему, прежде чем он попросит меня взять у девушки номер ее телефона. — Здесь легче работать. Там у меня было больше хлопот. — Почему? Там никого нет, кроме персонала. — Слишком много нарочно оставленных дыр в системе безопасности. Плохой персонал. Много жучков. Я рад, что мы оттуда уехали. Кстати, твоя собака на пути в Цюрих вместе с Хартиком. — Жучков? — Подслушивающих устройств. Сейчас от них все очищено. Неудивительно, что герцог не захотел там оставаться, как планировал ранее. Кто-то ухитрился побывать там до нас. Даже в твоей спальне была видеокамера, Гунтрам. Любительская работа. Мы демонтировали ее в первый же вечер. — Думаешь, это Репин? — мне показалось, что меня сейчас вырвет прямо посреди улицы. — Нет, для него слишком неуклюже. Больше похоже на попытки местных шантажировать миллиардера. Весь персонал, кроме дворецкого, должен быть сменен. — Даже Мария и Мартиниано? А почему не дворецкий? Он новенький. — Он был выбран Майером и проверен Гораном. Он надежен. Остальные уволены с понедельника. Я говорю тебе, чтобы это не стало для тебя неожиданностью, и ты не начал ругаться с герцогом. Это было моё решение, подтвержденное Гораном и одобренное герцогом. Можешь теперь поорать на меня за то, что я делаю свою работу. — И куда им теперь идти? Они же старые. — На пенсию. Не волнуйся за них. У нас все под контролем. Мы молча дошли до книжного магазина, и я был удивлен, что там почти ничего не изменилось. Все было так, как я помнил, книжные полки там же, где и раньше, только ресторан стал более качественным, а официанты — квалифицированнее, чем были мы. Я пошел выбирать литературу на испанском, а Хайндрик решил уделить внимание симпатичной брюнетке, которая с обожанием смотрела на него из секции «Путешествия. Европа». — Зови, если понадобится помощь, — хихикнул я. — Сам справлюсь, — бросил он мне и отправился на охоту. Удачи! Она тебе потребуется. Я был поглощен перелистыванием страниц книжки по новейшей истории, где говорилось о кризисе 2001 года и недавно образовавшихся социальных группах, когда кто-то потянул меня за куртку. — Не могу поверить! Гути! Я думал, ты в Европе. — Хуаньо? Привет! Бывший школьный знакомый. Мы учились в одном классе, но он жил дома, а не в интернате. — Когда ты приехал? Невероятно тебя тут встретить. Где ты пропадал? — протараторил он. — Я живу в Цюрихе и учусь на экономическом. К нам незаметно подошел Хайндрик, но не стал вмешиваться. — Ага, я слышал. А я изучаю гражданское строительство. Пережил первый курс. Второй тоже будет тяжелый. Ты должен повидаться с другими ребятами. Мы встречаемся по субботам, пьем пиво, если, конечно, подружки отпускают. Ты знаешь, что Хуан Мартин женится в декабре? — Нет, откуда? Я тут всего несколько дней. — Дай мне номер своего мобильника. Ты же не позвонишь, если я дам тебе свой. Где ты остановился? У Федерико? Я побледнел. — Нет, нет. В отеле. Я достал карандаш из кармана куртки (Фридрих убил бы меня, если б увидел) и записал номер. — Спасибо. Странно, что в отеле. Федерико всегда очень хорошо отзывается о тебе. Он сейчас работает в Конгрессе и учится в Юридической Школе. После аварии он стал таким респектабельным и серьезным парнем. Ты бы его вообще не узнал. — Рад за него, — сухо сказал я. — Позвони мне, и посмотрим. — Увидимся. Пока. — Твой друг? — спросил Хайндрик. — Да, школьный. Хуан Хосе Браун — как аргентинский адмирал. Очень близкий друг Федерико Мартиарены Альвеара, того, из Венеции. Хочет, чтобы мы встретились. Нужна еще информация? — Иногда ты бываешь настоящим засранцем, — пожаловался Хайндрик. — Зачем тебе знать, если я всё равно не собираюсь туда идти? Ты, правда, думаешь, что я хочу увидеть всех своих бывших школьных знакомых? У меня никогда не было с ними близких отношений, и я не собираюсь начинать их через скайп. — Иметь приятелей — не такая уж плохая идея. Ты слишком зависишь от герцога. Я не говорю, что ты не смог бы жить самостоятельно, потому что ты вполне способен позаботиться о себе сам, но твоя жизнь вращается вокруг него. Ты не предугадаешь, когда он переменится к тебе. — Хайндрик, что за проблема у тебя с герцогом и со мной? Вчера ты практически намекнул, что он собирается меня бросить, — сказал я, начиная злиться. — Я такого не говорил. Просто имей в виду, что он — богатый человек, который считает тебя своей собственностью и поступает соответственно. Твой единственный друг в Цюрихе — датчанин, семья которого обязана герцогу своими задницами. Долленберги сейчас в немилости, и я удивлюсь, если ты их когда-нибудь еще увидишь. Мы? Никоим образом. Женщины в рисовальном классе? Они делают так, как им говорят мужья, и ты знаешь, чью сторону они примут. Я только хочу сказать, Гунтрам, что тебе могут понадобиться друзья, если отношения между вами испортятся. Он одержим, когда дело касается тебя. Разреши дать тебе совет: всегда имей готовый план отступления. Всё хорошее рано или поздно кончается. — Еще что-нибудь хочешь сказать? Обычно все вы велите мне подчиняться и не приставать. — Гунтрам, ты — хороший парень. Только зеленый еще. Маленькая рыбка в пруду с акулами. Из всех причин быть с герцогом ты выбрал худшую — ты влюбился. А он постепенно соорудил сеть вокруг, чтобы держать тебя в изоляции. Меня беспокоит, что с тобой будет, если ему надоест или если тебе захочется от него уйти. Не позволяй ему стать центром твоей жизни. Пойдем — тебе надо вернуться в отель к половине пятого, чтобы успеть на встречу в пять. Ты уже заплатил за книги? — Еще нет, — выдавил я. Во рту сделалось сухо. Я на автопилоте пошел к кассе. Девушка-кассирша стала считать покупки, и я ждал. Спокойный внешне, но весь на нервах внутри. — Всего будет 186 песо, сэр, — вежливо сказала она, и я, идиот, вдруг вспомнил, что у меня с собой только швейцарские франки и евро! — Заплати кредиткой, — устало подсказал мне Хайндрик. — Теперь ты понимаешь, что я имел в виду? Теоретически не предполагается, что ты можешь быть где-то вне Швейцарии или ходить без одного из нас, — ухмыльнулся он. Я дал кассирше свою кредитную карту и французское удостоверение личности. Это ее устроило. Я расписался на чеке, и мы пошли обратно в отель. Хайндрик отдал мне второй пакет. Мы прошли в молчании с полкилометра. Движение на дорогах к этому часу стало меньше. — Что мне делать? — спросил я Хайндрика. — Может, найти работу? — Гунтрам, я не хочу присматривать за тобой в Макдональдсе. Мои костюмы будут испорчены жирными пятнами, не говоря уж о моей репутации. — Ты прав. Мы слишком разные. Я никогда не буду таким, как он. — Почему бы тебе не продавать свои рисунки? Многие из женщин в студии были бы не прочь купить. А Остерманн будет только счастлив урвать лишний франк. — Я их не продаю. Они недостаточно для этого хороши. — Гунтрам, даже до этой идиотской заварухи с русским находились желающие купить твои работы. Ты что, собираешься складывать их в кучку до самой смерти или выбрасывать в мусорный бак? Начни продавать, заведи отдельный счет в банке. Пусть у тебя будет что-то лично твоё. — Не знаю… Герцог взбесится и начнет орать, что его компании надежнее или что я ему не доверяю. — Скажи ему, что хочешь понимать, сколько заработал продажей своих картин, поэтому держишь эти деньги отдельно. — Это может сработать, но я не знаю, что дальше. — Сначала продай что-нибудь, а потом уже беспокойся о бухгалтерии. — Да, ты прав. Остерманну придется попотеть, прежде чем он получит свои денежки. — Гунтрам, не говори герцогу, что это я придумал. Он плохо реагирует, когда кто-нибудь вмешивается в ваши отношения. Я могу потерять работу. — Он вышвырнет тебя вон, — согласился я. — И предаст меня забвению, — полусерьезно продолжил он. — Твой прах развеют над озером. — Нет… Он предпочитает выпотрошить жертву, — сказал он так мрачно, что я не мог не рассмеяться. Я не заметил, как мы подошли к отелю. Наверху, в нашем номере, обстановка была не такой легкой. Конрад, Майер и молодая женщина, София Вероен, расположились за обеденным столом, превратив его в мини офис. Множество бумаг, три лэптопа, пустые кофейные чашки. Хайндрик предусмотрительно исчез, как только проводил меня до двери номера. Я поздоровался с ними, и меня представили секретарю. — Гунтрам, не мог бы ты извиниться за меня перед своими друзьями? Я бы хотел покончить с этим сегодня — мисс Вероен была настолько любезна, что согласилась прийти поработать в субботу. Я присоединюсь к вам примерно через час. Начинайте без меня, — сказал Конрад и снова углубился в свою работу, больше не обращая на меня внимания. Кажется, я получил приказ. Я сходил надеть проклятый галстук и серый твидовый пиджак. Пришлось поторопиться, чтобы успеть в ресторан к пяти. Я бегом бросился к двери, но они были настолько поглощены своим занятием, что даже не заметили моего ухода. К счастью, я успел до Аннелизы. Я решил подождать ее в лобби-баре. Она была пунктуальной, как всегда, ее сопровождал ее муж, Лукас, но они пришли без детей (которые уехали в школьный лагерь). Я извинился за Конрада, и мы отправились в ресторан. Аннелиза не утратила своей живости. Она работала переводчиком на компанию Конрада и в школе. После возвращения из Цюриха она обучала испанскому здешний немецкий персонал, но с февраля обучение было приостановлено, и она стала переводить документы. Мы поговорили о моей учебе, здоровье, их детях, музыкальной карьере ее мужа — пианиста (много предложений, но совсем нет денег платить за работу). Конрад пришел часом позже, извинился и стал очень мило беседовать с ними: о музыке с ее мужем, расспросил Аннелизу о детях. Потом они заговорили о социо-политической ситуации в Аргентине, и о том, как сейчас все более-менее нормализуется. В семь мы были вежливо выпровожены метрдотелем. Конрад предложил сходить куда-нибудь выпить, но Лукасу пора было идти на работу, играть в дорогом ресторане; его смена начиналась в восемь. Аннелиза пригласила меня на обед к ним домой в следующий вторник, так как Конрад будет занят весь день у себя в офисе. Когда они ушли, я вместе с Конрадом вернулся в номер, надеясь, что мы наконец сможем побыть вдвоем. Он сел за компьютер и стал проверять почту. С громким щелчком захлопнув крышку лэптопа, я набросился на него с поцелуями. Я прилип к его рту, как утопающий, наслаждаясь его вкусом, запахом и ощущениями такого знакомого тела, по которому я так соскучился. Он разорвал поцелуй и посмотрел на меня. Я задыхался от желания. — В спальню, — прорычал он. Вот теперь ты дело говоришь, Конрад. Тебе понадобилось для этого двадцать девять часов. Мы занимались любовью, как животные. Стремительно и необузданно. Даже не сняв одежды. Мы отчаянно нуждались друг в друге, мы были безрассудны. Кончив, я упал замертво и сразу заснул — так я устал. Думаю, он укрыл меня, потому что когда я проснулся от прикосновения его прохладных пальцев, я был завернут в покрывало, и на мне до сих пор была рубашка. — Мне нужно уйти вечером, Maus, — шепнул он мне на ухо. Нежно и соблазнительно. — Но ты же на каникулах! Когда мы проведем с тобой вместе больше, чем десять минут?! — Я обещаю: завтра и в понедельник мы будем вместе, — он ласково поцеловал меня в губы, и я растаял. — Пожалуйста, не сердись на меня. Мне нужно это сделать. Почему бы тебе не спуститься в ресторан и не поужинать с Амундсеном? Кажется, тут неплохо кормят. Или ты можешь попросить его сходить с тобой куда-нибудь еще, куда хочешь. — Хорошо, — вздохнул я. От одного шведа к другому. Но я бы не прочь зайти в одну знакомую пиццерию, она не такая пафосная. А Ларс не из тех парней, кто будет жаловаться, что пришлось сидеть в компании простых работяг. — Когда ты вернешься? — Поздно, Maus, — сказал он виновато. — Куда ты идешь? — На ужин с политиками и банкирами. — Снова? Я думал, они тебе уже надоели. — Я вывожу бизнес из этой страны, но появился шанс, что президент начнет частичные выплаты по ценным бумагам, по которым ранее был объявлен дефолт, и они ищут кого-нибудь, кто может им поспособствовать в этом. — Прости, Конрад, но просить тебя об этом — все равно что запустить лисицу в курятник, как сказал бы Горан. — Существует много способов заработать уважение, Maus, — он пожал плечами. Ну теперь хоть понятно, почему мать Фефо с ним вчера была так любезна. — Будь осторожен. Боюсь, как бы они не предали тебя. Им нельзя доверять, — тихо сказал я. — Знаю. Я буду вовлечен лишь косвенно, потому что не заинтересован во всем этом. Только наведу мосты. Ни единого цента из моих банков или фондов они не получат, — сказал он очень серьезно, при этом так пристально глядя мне в глаза, что я невольно вздрогнул. Заметив это, он улыбнулся, пытаясь меня успокоить. Наклонился и крепко поцеловал. Я обнял его за шею и вернул поцелуй. — Я так скучал по тебе, котенок. — Я тоже скучал по тебе, любимый, — выдохнул я ему в рот и, покраснев, улыбнулся. — Ты — прелесть. Увидимся позже. Не слишком доставай Амундсена. Я еще с полчасика полежал в постели. Было почти десять, когда я наконец был готов выйти в люди, но я слишком устал, чтобы идти в пиццерию. Честно говоря, обслуживание в номерах — интересная идея, надо попробовать. Так или иначе, субботний вечер — мой! Никаких директоров и банкиров, не надо идти на скучный прием. Если бы Конрад немного помягче занимался любовью, я бы обязательно куда-нибудь отправился, но он сегодня вел себя, как распаленный зверь. Приходится признать: у меня все болит, и я слишком устал. Может быть, я смогу уговорить его сходить со мной туда в какой-нибудь из дней. У нас впереди еще целая неделя. Да, конечно. Когда рак на горе свистнет. Я позвонил Ларсу и сказал, что собираюсь съесть что-нибудь в ресторане отеля. — Это вряд ли, — сказал он. — Там полно народа. Закажи что-нибудь, мы вместе поужинаем здесь, а потом сходим выпить в лобби-бар. Все прошло по плану, и вот теперь я сижу и пишу на лэптопе, а Ларс исчез куда-то с горячей блондинкой (мне пришлось пообещать, что я отправлюсь спать, как только допишу, и, как хороший мальчик, никуда не буду выходить из отеля). Мне принесли безалкогольный коктейль. Дерьмо! Какой садист его придумал?! На вкус он приятный, но это далеко не то же самое. Это проклятый фруктовый сок! — Здравствуй, Гунтрам. Рад снова тебя видеть. -------------- Примечание автора * омбу — сильное слабительное Примечание переводчика # Jane's Navy International и Jane's Intelligence Review — журналы британского издательства Jane Information Group, специализирующегося на военной и транспортной тематике. Jane — фамилия первого издателя. ** Пуэрто-Мадеро — престижный прибрежный район Буэнос-Айреса. *** В Аргентине тоже есть город Кордоба. **** Ба́зель II — документ Базельского комитета по банковскому надзору «Международная конвергенция измерения капитала и стандартов капитала: новые подходы», содержащий методические рекомендации в области банковского регулирования. ***** Показатель левериджа — показатель соотношения заемного и собственного капитала организации (упрощенно). * Argentinisches Tageblatt — «Аргентинский Ежедневник» (нем.) ** Nur Kaffee bitte — Только кофе, пожалуйста (нем.) *** Jawohl, mein Herzog — Слушаюсь, мой герцог. (нем.)