Доктор Хаос

      Для воплощения коварного плана Глеб решил не мелочиться и бросить все ресурсы. Даже подработку забросил — никто не помрет, если он пару недель не появится в косметическом салоне. Тоже нашли проблемы — бледный цвет лица. Глеб в салоне носил важную бирочку, сидел в хорошем костюме и консультировал по вопросам население с заработком, который ему и не снился. Строго говоря, со специализацией Глеба делать в салоне было совершенно нечего, но за все время ни один из клиентов не спросил, а уполномочен ли Глеб Олегович давать консультации по пользе подорожника и вреде календулы. Словом, Глеб перестал есть, пить, спать и зарабатывать деньги, лелея свой зловещий план.       Подставить Богдана Сергеевича, само собой, будет непросто. Все-таки такой уважаемый человек с репутацией безупречного врача и дружелюбного коллеги пользуется всеобщей любовью, а стало быть в каком-то смысле неуязвим. Глеб слышал разговоры медсестер о том, что бывали случаи, когда клиенты жаловались на Котова главврачу и даже подключали журналистов, но все эти случаи успешно замяли, потому что, на самом деле, Котов, конечно же, не был виноват. Да и покровителей у талантливого хирурга-травматолога в столице было уже немало, за такой-то внушительный срок.       План, собственно, и заключался в том, что раскопать одно из давних делишек, сделать из него полноценный компромат, а затем представить все это как чужой репортаж. Подыскать блогера или того же журналиста с зубками поострее, передать нужные файлы, и дело в шляпе — останется только наблюдать за тем, как непогрешимая скотина мучается в бессильной злобе.       Глеб иногда задумывался, насколько разумно поступает. В конце концов, ведь Котов продолжает учить его и не изматывает каждый день глупыми просьбами. И все это несмотря на их отвратительную первую встречу, на ссоры и скандалы, на явную личную неприязнь. Потом он вспоминал случай с ручкой «в ноге» клиента, вспоминал, как чуть не заработал себе сердечный приступ, не дожив до тридцатника, вспоминал смех Семена Аркадьевича и глупые шуточки родителей (конечно, узнали, дядя растрепал все на следующий день!), и злость накатывала новой волной.       Месть свершится, и будет эта месть жестокой и беспощадной.       Расследование Глеб начал с первых лет работы Котова, произошло в это время несколько случаев, когда жалобы поступали Семену Аркадьевичу, и разговорить его на эту тему было несложно. Глеб приносил после смены дорогие конфеты (пересел на картошку с маслом ради этой благой цели) и выпивал по кружке кофе в компании с дядей. Авторитета среди коллег ему это не прибавило, но после злосчастной ручки он и не надеялся этот авторитет заслужить. Какое уж там серьезное отношение, когда он поставил на уши все отделение с фальшивым снимком наперевес!       Дядя рассказывал охотно, предполагая, что Глебу интересен карьерный рост знаменитого врача. Подавал истории так, что из них следовало: у каждого есть ошибки, но нужно не останавливаться и идти дальше. Мораль Глеб пропускал мимо ушей — его интересовали только факты. Однажды Богдан Сергеевич, тогда ему было двадцать девять лет, провел операцию после смены. За сутки это была его третья сложная операция, и, выходя из оперблока, он столкнулся с семьей пациента и ответил на их вопрос очень грубо.        — Матом? — восхитился Глеб. Какой материал: «Известный врач Котов матерится на всю больницу!».        — Нет, не матом, — нахмурился дядя. — Просто резко попросил их пропустить. И оттолкнул одного. Сильно. Тот потом у нас же вывих лечил, только уже не у Котова, само собой.       Глеб представил себе, как буянит двадцатидевятилетний Котов, и ему стало смешно.        — Зря смеешься, у него черный пояс, он так двинуть может, — сказал зачем-то дядя и выпроводил ушлого племянничка.       Черный пояс немного осложнял дело, но Глеб вовсе не собирался присваивать славу себе, так что даже при худшем исходе, когда солидный дядя Котов полез бы разбираться с обидчиком, его черный пояс и кулаки Богдана Сергеевича все равно не задели бы. Но про себя Глеб отметил, что копать можно не только в профессиональной среде, а еще и в личной жизни.       Сменил тактику и стал исследовать слухи и домыслы. Здесь помогли сестрички. Надюша, добродушная хохотушка, рассказала, как на Восьмое Марта пару лет назад Котов подарил ей огромный букет роз.        — Подкатывал? — понимающе улыбнулся Глеб.        — Что?! — Надя даже отшатнулась от него. — Да что ты говоришь! Нет, Богдан Сергеевич от души, меня тогда муж бросил, я вся зареванная ходила. И вот он дарит мне этот букет, обнимает и сказал так проникновенно, так трогательно: «Все у тебя, Наденька, будет хорошо!». Я даже заплакала, — и Надя принялась плакать снова.       Глеб понял, что терпит фиаско и пошел к главной сплетнице Верочке.        — Котов-то? — Вера закурила, опасливо озираясь в сторону входа в курилку. Медперсоналу курить запрещалось, но Вера упрямо нарушала это правило, и Глеб решил поймать ее на тепленьком. В состоянии, когда она уязвимей всего. Сам закурил и повторил жест завзятого заговорщика.        — Да-да, я вот слышал, у него дома какой-то раздрай был недавно, — Глеб решил воспользоваться информацией, которая однажды поставила его самого в крайне неловкое положение. Ну не лежать же ей без дела.        — Да-да, — закивала Вера, нервно затягиваясь. — Было дело. Сейчас вроде потише. Я, Глеб Олегович, не вникаю в это дело, стараюсь…        — Вера, ну что вы, в самом деле, — Глеб понимающе улыбнулся.        — Ой, и правда, — девушка отмахнулась и захихикала. Отлично! Проглотила наживку, теперь подсечь и тянуть тихо-тихо…        — У меня вот тоже не все гладко, — начал Глеб, делая вид, что вспоминает неприятную подробность. — Да у всех бывает. Тут ведь главное пережить. Я-то стараюсь как делать — книжку почитаю, фильм посмотрю. С девушками ведь…        — Да не в девушке дело-то, — Вера наклонилась над ухом Глеба и горячо зашептала. — Нет у него никакой девушки. Видела их на стоянке с пареньком. Симпатичный такой, модненький, стрижка, курточка, поясок — все дела. Гей он, точно вам говорю. Гей!       И Вера отступила на пару шагов, многозначительно посмотрев на Глеба.       Все, попался. От такого еще никто не уползал. Если достать записи, переписку, а еще лучше фото — Котов у него в кармане. Не уволят, так авторитет потеряет точно. Глеб мысленно потирал ручки от удовольствия.       Дальнейшие действия были почти формальностью — Глеб разжился целой пачкой дорогих шоколадок, наскреб по сусекам скудных фактов про загадочного «модненького гея», вышел на тех, кто лично был знаком с этим субъектом и стал играть в сталкера. Парнишка оказался ровесником Глеба, и от этого Лабушкину стало противно: вот ведь тоже, ухитрился бедолажка! Глеб невольно представил себя на месте аккуратного, стильного молодого человека. Мерзкое чувство — будто холодной водой облили.       Звали парня Андреем, был он — вот умора! — стилистом и работал не слишком далеко от салона красоты, где неделю назад батрачил Глеб. Вооружившись одолженным у соседа по комнате фотоаппаратом, Лабушкин выследил Андрея и сделал несколько снимков. Постарался, чтоб молодой человек вышел крупным планом, на рабочем месте, и чтоб никаких сомнений не возникло, а тот ли это человек, с которым видели Котова.       Распечатав снимки в ближайшем супермаркете, он поместил их в конверт и, когда никто не видел, подбросил вместе с листочком нехитрого текста в шкафчик Котову.       «Ведите себя хорошо, Богдан Сергеевич, снимочков много, вдруг попадут куда не надо?»       Глеб затаился и стал ждать, как охотник, который поставил силки на мелкую дичь. Котов вел себя совершенно обычно, спокойно ел, пил, оперировал без ошибок. Лабушкин все ждал, когда же подействует. Когда начнет нервничать и выдаст себя.       Вечером, заполнив журнал, он заметил под толстой тетрадкой знакомый листочек. На нем, с обратной стороны надписи Глеба, рукой Котова было написано:       «Твой дядя — главврач больницы, золотой мой. Вдруг кто узнает, что у Семена Аркадьевича теплые отношения с родственниками?»       Глеб почувствовал, как земля под ногами становится очень зыбкой, и хотя он сидел на стуле, голова все равно закружилась. Вот ведь проклятье, как же он проглядел? Погнался за чертовым кроликом, а у самого рыльце-то в пушку… Зря он послушал мать и пошел в кабинет к главному, ой, зря! Нужно было найти другую больницу, попроще, и самому всего добиваться, как сразу хотел.        — Поговорить не хочешь? — раздался знакомый голос со стороны коридора. Глеб обернулся и увидел Котова — тот стоял, привалившись к стене, и ждал, когда нерадивый ассистент отойдет от шока. — Тут неподалеку делают отличный кофе.