somewhere out there.

...Первой адекватной мыслью, пришедшей в голову слишком поздно, было - раздавит. Сейчас раздавит, и на следующее утро его соскребут с ворот с псевдо-скорбным выражением лица. Галли наконец-то начнет спать спокойно. Вторая мысль, после того, как он вывалился из расщелины и каменные створки с урчанием схлопнулись за спиной, была еще более реальной - до гриверов он не доживет, Минхо сам его сожрет, прямо здесь. Или нет. Минхо устало падает на мелкий щебень дороги, Алби безжизненно раскидывается рядом. - Класс, - тихо резюмирует Минхо. Собственно, добавить Томасу нечего. Когда он догоняет Минхо в переплетениях Лабиринта, что-то щелкает в голове - словно открывается второе дыхание и мышцы наполняются кислотой. Минхо бежит рядом, на его руках, не прикрытых рукавами рубахи, перекатываются мускулы, Том смутно думает о том, что ему будет сложно не отстать от парня, который три года своей жизни каждый день на время наворачивает круги в этом месте. Сзади грохочут выбитые жалом гривера куски стен, падают, крошась камни. Интересно, Минхо сможет пробежать здесь с закрытыми глазами? Пусть не сейчас, но днем, например. Минхо дергает его за руку, заставляя завернуть вбок, с плеча Томаса падает кусочек плюща; Томас думает, что подвесить Алби было вообще не по-геройски - выглядело скорее как жирная и отвратительная приманка. С другой стороны, хуже уже быть не может. Наверное. Минхо снова дергает его, заставляя свернуть, вжимает в стену, на секунду Томас чувствует удары под его рубашкой - у него так сильно колотится сердце, что отдается в ушах. Горячий выдох оседает где-то на коже, гривер проносится мимо, Минхо, не медля, вылетает из укрытия и снова куда-то бежит. Томасу остается только следовать. На его рубашке остается отпечаток пота Минхо. Они петляют до самого рассвета, каменная крошка срывается в Обрыв, и только когда первый резкий луч солнца ложится полосой на глаза, Минхо тормозит и падает на колени, не обращая внимания на синяки. Его грудь ходит ходуном, самому Тому кажется, что он сжевал бы и камень, если бы в нем была хоть капля воды. А потом Минхо переворачивается на спину и начинается смеяться. И его смех отдается эхом в затихших, даже дружелюбно шуршащих листьями плюща стенах лабиринта. Том опускается рядом, и Минхо молча сжимает его плечо железной хваткой - и в этом прикосновении гораздо больше, чем в тысяче слов, что они могли бы наговорить. Когда они спускают Алби вниз, Том на секунду чувствует прикосновение жестких волос и теплой кожи - чувство такое, будто Минхо прижимается лбом к изгибу его шеи, переходящей в плечо. Обернуться он не успевает - Алби у самой земли и его нужно ловить, а потом Минхо закидывает безвольную черную руку себе на плечо и идет прочь, не оглядываясь. Томасу остается только нагнать его и подпереть Алби с другой стороны. Не думать не получается, но выбора нет. Обтянутая синей рубашкой спина Минхо мелькает между веток чуть впереди, солнечные зайчики рассыпаются по синей ткани и снова пропадают, затерявшись в сочной, зеленой листве. Томасу кажется, что помимо шелеста веток и еле слышного щелканья металлических жуков, он слышит пение птиц. В воздухе пахнет пыльным летом; Том думает, что это странно - помнить названия сезонов, если теперь их все равно нет. Значит, были? Значит, он заставал когда-то разную погоду? Снег с неба? Дождь?.. Велосипед. Залитый солнцем луг. Минхо в клетчатой рубашке без рукавов и рваных джинсовых шортах по колено. Он смеется и у его ног прыгает здоровенный пес, похожий на дворнягу. Том настолько привык к своим полу-воспоминаниям, полу-придумкам, что даже не старается вычленить крупицу реальности из видений. Может, мозг просто рисует ему то, что он хочет видеть. Он хочет видеть Минхо смеющимся, хочет кататься на велосипеде и посмотреть на миры, которые не ограничиваются каменными стенами до небес. Под сенью деревьев Лабиринта не видно, и кажется, будто они в лесу, а лес тянется на многие-многие мили. Сейчас они выйдут к лесному озеру... Они выходят к низкой хижинке и Минхо наклоняется к двери, колупаясь в замке. Том переводит равнодушный взгляд на горизонт - сквозь деревья виден серый монолитный бетон стен Лабиринта. - Давай, проходи, - окликает его куратор бегунов, и Том, вздрогнув, послушно ныряет в теплую, пахнущую деревом и бумагой полутьму вбитого в землю домика. Коробка внутри коробки. Бегство от бесконечного бегства. С одной стороны ты ищешь место, где не было бы хотя бы видно закрывающих небо стен. С другой стороны, как только ты зарываешь голову в песок, начинает развиваться тошнотворная клаустрофобия. Сколько ему лет вообще? Шестнадцать? Семнадцать? Может, он рос вместе с этими ребятами? Они помнят его, когда наступает момент Метаморфозы, они всегда его вспоминают. Может, он их предал? Или может, кто-то другой их предал? Сколько ему лет? Вопрос о возрасте кажется самым значимым - если ему, например, четырнадцать, то можно сесть на пол и зареветь. А если семнадцать - то уже нельзя, несолидно, старший, должен поддерживать и приободрять младших. Сколько же ему лет?.. Том старается собрать мысли в кучу и сосредоточиться на насущном - Лабиринт, мертвый гривер, Галли ненавидит его, он выжил, Минхо сжимает его плечо, Минхо сжимает... Томас удивленно вскидывает голову, и Минхо тянет его к себе, мельком взглянув в глаза. - Можешь не строить из себя героя, когда мы здесь, идет? Томас мгновение раздумывает - издевка это или нет? -, а потом Минхо осторожно кладет широкую ладонь ему на затылок, поглаживая, и Том ломается у него в руках, утыкается в пропахшее потом и каменной крошкой Лабиринта плечо. Становится тише и спокойнее - мысли проясняются, а потом все заволакивает пелена защищенности и уюта. Наверное, все не так уж и страшно, раз они первые за три года, кто доказал, что ночью в Лабиринте можно выжить. Вряд ли им сколотят памятник, но хоть шпынять не будут. Минхо тихо смеется ему в ухо над этими рассуждениями. И почему-то вдоль позвоночника бегут робкие мурашки. Наверное, самое лучшее, что могло здесь быть - это чистый бег по твердой, отдающей в ноги поверхности Лабиринта, бег вслед за Минхо, который поторапливает отрывистыми, быстрыми фразами. Сюда. Налево. Быстрее, Том. И Том бежит - туда, быстрее, налево, куда он скажет, и бег не кончается, не кончается, не кончается, и, несмотря на все, это упоительно хорошо. Рядом проносится цифра "7", Том смотрит на то, как Минхо запрокидывает голову и пьет из горла бутылки. Видимо, добрались. Отчасти Том рад, что он в Глэйде не так долго и его не так сильно трясет, как остальных. В смысле, для него последний месяц - сплошная феерия и свистопляска, одно происшествие хуже другого, а вот для ребят, которые здесь год или два или три, незакрытые стены их убежища - действительно конец света. Еще и девчонка эта... Все сходят с ума в лучших традициях неуправляемой паники. Стучат молотки, наспех заколачивая окна, слышится голос Ньюта, его золотистые волосы вспыхивают тут и там. Том думает, что его последнее время успокаивают исключительно голоса с акцентами - либо Ньют, либо Минхо. Кто Минхо по национальности, интересно? "Кореец...", - размышляет Томас, наблюдая, как Минхо носится по всему лагерю. Он не раздает указания - он методично перетаскивает коробки и ящики, помогает тем, кому слишком тяжело и, кажется, успевает сразу всюду. Томас думает, что все это немного бессмысленно. Если тут решили устроить арену и фуршет для гриверов, то хлипкие хижинки их точно не спасут. А потом Минхо останавливается неподалеку, упирается руками в колени и переводит дыхание - рубашка прилипает к его спине, глаза смотрят куда-то под ноги, дыхание выходит с хрипами. Том чувствует укол какого-то очень странного чувства, подскакивает и торопится на помощь. Спать не получается. Кто-то задремывает, Чак даже, кажется, похрапывает. Том переворачивается с боку на бок битую вечность, а потом садится, подтягивая коленки к подбородку. Глаза, привыкшие к полумраку, скользят по фигурам спящих или дремлющих парней, пока не натыкаются на дальний угол - там, в косом луче серого марева, сидит Минхо и сосредоточенно обтачивает ножом конца тонких шестов. Рядом с ним растет небольшая кучка импровизированных копий, его движения по уровню автоматизма приближаются к движениям стальных конечностей гривера. Томас тихо отталкивается от стены и пробирается через дремлющих ребят, стараясь ступать как можно мягче. При его приближении Минхо поднимает голову - у него усталые глаза, темные круги и небольшая морщинка меж бровей. Том садится рядом, и Минхо медленно откладывает нож и новое копье, замирая. Их бедра соприкасаются, и Том думает, что это все как-то отвратительно нелепо, он даже не успел вспомнить, кто он такой, а уже нагеройствовал, заработал сомнительный авторитет и теперь надо помирать массово. Минхо рядом молчит и это очень классно. Вообще, здесь почему-то редко умеют молчать, и поэтому Минхо очень выгодно отличается на фоне всех остальных. Когда из-за стен слышится тихий, нарастающий скрежет и шорох приближающихся гриверов, Том чувствует, как Минхо обнимает его сначала одной, а потом обеими руками, и его теплое дыхание путается в волосах, когда он прикасается губами к виску Тома. Тот закрывает глаза и позволяет себе придвинуться ближе. И они сидят так - кажется, целую вечность. На следующее утро Том решает, что он жив исключительно благодаря ошибке Судьбы или Фортуны, и что ему надо успеть сделать что-то очень важное, пока Судьба с Фортуной не спохватились и не исправили свою оплошность. Он пролетает мимо Кутузки, не обращая внимания на оклики Терезы, и постепенно набирает ход, переходя на бег по знакомому маршруту - под сенью шевелящих зелеными, глянцевыми листочками деревьев, по рыхлой, темной земле. Некоторые деревца сломаны, в почве остались вмятины и борозды, словно гриверы умилились и решили помочь распахать землю под посевы. Том горько хихикает под нос. Минхо, конечно, там - он рассеянно ходит между кусков обгоревших стен, попинывая ногами обугленные доски, и весь его вид погружает Тома в невеселое, вязкое и холодное чувство. Он замирает в нерешительности. Какого, он, собственно, решил, что сейчас самое время отвлекать Минхо? Во всем лагере есть дела поважнее, чем его личные драмы. - Все сгорело? - тихо спрашивает Том, не решаясь подойти. Минхо молчит, не оборачиваясь, а потом скрывается в проеме, под упавшей и скосившейся на один бок крышей. - Нет, - доносится оттуда его тихий голос. - Почти половина, а так кое-что даже осталось. - Это... хорошо же? - неуверенно бормочет Том, приближаясь к черной пасти сгоревшей двери. Глаза быстро привыкают к сумраку - Минхо стоит, оперевшись на стол, как стоит всегда, и задумчиво разглядывает остаток Лабиринта. У Тома вдруг пересыхает во рту, в горле и даже, кажется, в животе. Волнуется, как баба. Хотя, откуда ему знать, как волнуются бабы? - Слушай, я... - Минхо поднимает на него взгляд, и Томас, к своему ужасу, запинается. - Я тут хотел сказать... Все летит к чертям, и... ну... Блин, это... Гривер меня дери, в мозгу все выглядело лучше... Короче, мы тут все можем помереть, отчасти, наверное, это и вправду моя вина, и... Минхо смотрит на него с теплой смешинкой в темных глазах, и Томас зажмуривается, краснея, а потом его что-то подхватывает и сажает на край стола. Тот жалобно поскрипывает, Том чувствует, как он сшибает своим задом целый сектор Лабиринта - на пол падает и откатывается один из камушков, кажется, с номером шесть. - Эй, это же... - пытается слезть Том, но Минхо держит его за талию крепко и смотрит все с тем же мягким, смешливым выражением лица. Томас сглатывает. Не так он себе это представлял. - Я угробил сектор. - Я помню весь Лабиринт от поворота до поворота, - легко отмахивается Минхо. - Я сейчас упаду, стол косит. - Я поймаю, - смеется Минхо, подаваясь вперед. - Я вообще-то... - пробует Том, но замолкает, когда одна ладонь Минхо надавливает на его затылок. Томасу кажется, что у него сердце стучит где-то в горле и оно оттуда вот-вот выскочит через рот, и тогда Минхо его абсолютно точно проглотит, и все, пиши-пропало. Том думает, что целоваться с такими идиотскими мыслями в голове вообще не круто. Нет, откуда он вообще помнит, как надо целоваться? Минхо смеется ему в губы. - Ты что-то хотел сказать? - Я надеюсь, мы встречались в прошлой жизни, - сдается Том, скрещивая ноги за спиной Минхо, и тот надавливает ему на плечи, заставляя лечь. Заботливо отстроенный Лабиринт превращается в хаотичное нагромождение палочек. - Определенно встречались, - кивает Минхо и ставит колено на стол. Стол, разумеется, не выдерживает. Барахтаясь в куче песка, палочек, камушков и бревен, Томас думает, что, наверное, все не так уж и плохо. Абсолютно не плохо. Минхо рядом сдавленно ругается сквозь смех, а потом Томас чувствует, как он берет его за руку, и улыбается. В конце концов, из любого Лабиринта есть выход. Вдвоем-то они точно справятся. оwari.