Une semaine avec toi

И что же, скажите, может быть лучше, чем мысленно смешивая в голове "офигеть" и "боже", на это свое "ты мне нравишься" получить "Ты мне тоже"

Понедельник. Утро и за сценой холодно – а ведь, кажется, еще не зима, но дело, должно быть, всего лишь в этой легкой, белой кисейно-воздушной рубашке с длинными рукавами и кружевными манжетами. Флорана поправляет их перед зеркалом, накидывает на плечи черный камзол и поднимает воротник, поправляет едва уловимым движением пальцев идеально уложенные иссиня-черные волосы средней длины, свисающие срезанными прядями на лоб. Она вся – будто тьма: бархатная, обволакивающая, но неожиданно теплая, будто из темноты вот-вот вырвется ярко-алый огонь, таящийся внутри. Огонь эмоций вырывается на сцене, когда она выходит мягкой кошачьей походкой в свет софитов и в оглушительный шум публики, которая придумывает для них свои сказки, никак не соответствующие действительности. Флорана поет, и прекрасно танцует, и рассыпается в обворожительных улыбках направо и налево, и окружающим вообще кажется, что она идеальная. И мир этот идеальный, в котором она живет – светлый, ослепительно-яркий, оглушительно-громкий, красивый, будто вырезанный руками какого-то мастера из кружева, блесток и бумаги. Флоране нравится этот мир – ровно до того момента, когда ей приходится петь дуэтом. Дуэтом она поет с Микой Локонте. Вообще-то ее полное имя Микеланжелика – красивое и странное, но отзывается она и на Мику, и даже на легкое-воздушное Ми, - и притом обнимает, целует всех и каждого, кто ее позовет, вне зависимости, на сцене это случается или за ее кулисами. Впрочем, за кулисами Фло видит ее только во время выступлений – после этого Мика незримо исчезает куда-то, а в сердце становится подозрительно пусто, но Фло отгоняет это дурацкое ощущение. Просто бывает так – существуют на свете такие, как Мика, человечки-эмоции, и хочется, чтобы они всегда были рядом, и стоит им пропасть – у человека будто вырывают из сердца что-то очень важное и нужное. Или это только у Флоры так бывает?.. Но сейчас Мика рядом. Она держит Фло за руку. Они выходят к зрителям на поклон, и это, в принципе, лучшее, о чем можно мечтать. А еще лучшее – наблюдать за Микой: за этими ее шутливыми поклонами, реверансами, подскоками, заламываниями рук, и все это непременно в вихре блесток на разлетающихся полах камзолов. Красиво. Софиты горят тысячей солнц, и Мика сама как солнце, в противовес темноте души Флораны. Кажется, у Мики в жизни не существует никаких проблем, а существует только эта жизнь на сцене, без которой она задохнется. Флора не видит, как истерически Мика смеется в гримерке, но это и к лучшему. Ей не нужно знать, Мика заслужила любви и обожания, а не жалости. После концерта Флорана дольше всех задерживается сначала в гримерке, затем выходит под холодный моросящий дождь на улицу. Выступление длилось несколько часов, и неизвестно еще, сколько она просидела перед зеркалом просто так, запутавшись в своих бесконечных мыслях, тянущихся друг за другом, так что наверняка все ее коллеги по сцене уже ушли, а Микела делась куда-то раньше всех – в этом можно не сомневаться. Флора отгоняет от себя очередную мысль об этой сумасшедшей яркой девочке-эмоции. Грим уже смыт, идеальный мир остался за дверьми театра, сейчас просто нужно отвлечься. Отвлечься от Мики. Флора фыркает – это невозможно. Она в этом убеждается, когда дверь театра хлопает, выпустив на холодную улицу кого-то еще, задержавшегося в гримерке почти до темноты, разливающейся по небу черничным цветом. Флора оборачивается и видит Мику – но та, как ни странно, после концерта выглядит еще красивее, чем на сцене – слишком подведенные глаза, слишком красиво очерченные губы, и весь вид говорит о том, куда уходит значительная часть грима, выделенного на всю труппу. Флора удивляется, почему Мика до сих пор здесь. Задерживаться допоздна – не ее прерогатива. - Кого-то ждешь? – Мика подходит, улыбается. Слишком натянуто улыбается, как будто даже здесь играет роль. Фло улыбается ей в ответ, но ее улыбка – искренняя, и неопределенно пожимает плечами: - Мне некого ждать. Я думала, все уже ушли, а ты, оказывается, еще здесь. - И ты ждала меня? Флора смущается, и жалеет, что на ее лице сейчас нет ни грамма пудры, так что Мика наверняка заметит, как порозовели ее щеки. Мика вот так просто может задать любой, даже самый щекотливый вопрос, как будто это просто вопрос о погоде. Флоре легче тысячу раз сказать, что на улице сейчас дождь, чем признаться, что у нее в душе сейчас ураган. - Я? О, что ты, нет… Просто решила подышать воздухом, - как можно небрежнее заявляет Флора. «Мика, что ты делаешь? Ты разрушаешь этот устоявшийся образ спокойствия, который я блестяще показываю на сцене. Это тебе можно плакать, смеяться или краснеть по любому поводу – это часть твоего образа, а мне это не нужно, Мика, пойми». Мика замечает. - Тебе не плохо? - Что? Нет, все нормально, правда, - Флора готова провалиться сквозь землю. Это на сцене она высокомерная, строгая, обводящая все вокруг спокойным бархатным взглядом и равнодушно глядящая даже на Мику. А сейчас… «Прошу тебя, Мика, только уйди, уйди пожалуйста». И Мика уходит – улыбнувшись, пожав плечами, проворковав «Обращайся, если что», и напоследок поцеловав Флору в щеку в знак прощания. Это же ничего не значит, верно?.. Ровным счетом ничего, но Флорана еще долго думает об этом ночью, лежа в кровати и не обращая внимания на осенний ветер, задувающий в открытое окно. В этот день она никого не ждала перед дверьми театра, но с этого дня, определенно, будет ждать, от этого уже никуда не деться. Мика может поговорить о своих проблемах с Мелиссой, да с кем угодно – друзья у нее возникают мгновенно, разговор завязывается с обсуждения погоды, продолжается чашкой кофе и заканчивается теплыми объятиями с человеком любого пола. Флорану она целует в щеку спустя год знакомства, говорят они редко, перебрасываются ежедневно парой фраз, собрав которые, можно получить получасовой хронометраж и массу сумбурности. Фло уверена – для Мики этот поцелуй уж точно совершенно ничего не значит. *** Вторник. Проходит несколько месяцев. Их отношения стабильны, и должен случиться по меньшей мере ураган, сносящий дома и срывающий крыши, чтобы что-то изменить: Мика старательно вершит свой образ самой-счастливой-блестящей-популярной девочки, а Флора старательно пытается сделать так, чтобы ее образ идеально отточенного спокойствия не разрушился. А он уже дает трещины в опасной близости от взрывной Мики. Огонь в душе Флоры вот-вот вырвется наружу из темноты, она не обращает на Мику внимания и просто поет с ней дуэтом. Просто поет. Они слишком разные, и Флоре лучше просто дождаться окончания тура и больше не лезть к Мике, постепенно сводящей ее с ума, ограничить себя своим кругом общения и понять наконец, что два паззла просто не сходятся. Не лезть, а не ждать ее перед дверьми театра и не рваться в ее гримерку. Это происходит случайно, через несколько часов после выступления как всегда задержавшаяся Флора всего лишь проходит мимо гримерок и слышит сдавленные рыдания вперемешку со смехом за одной из дверей. Она узнает этот голос из тысячи, она так часто поет дуэтом с обладательницей этого голоса, что не может не угадать. Но легче поверить в существование Санты, чем в то, что эта счастливая солнечная девочка может рыдать по-настоящему, а не за сценой. Она заходит в гримерку, Мика спокойно сидит перед зеркалом и обматывает запястья платками. И улыбается. - Добрый вечер, Флорана. Что-то случилось? - У меня? Нет… Я думала, что-то случилось у тебя. Фло подходит ближе и смотрит на ее отражение в зеркале. Все как обычно, только она впервые видит Мику без тонны макияжа. Замотав запястья, Микела подпирает голову руками и задает вопрос, буднично глядя в зеркало на Флору: - Ты все-таки меня ждешь постоянно? Не отрицай. - Тебе ответить честно? - Нет. - Тогда не жду. - Я же просила не отрицать, - Мика, такая нелогичная, смеется, возле ее ненакрашенных глаз появляются очаровательные тоненькие морщинки, и непонятно даже, то ли ей действительно весело, то ли это остаточное действие истерики, которая – Фло уверена – ей не послышалась. Но задавать вопрос об этом напрямую нетактично, они всего лишь коллеги, изредка бросающие друг другу пару слов, и неважно, что Флору тянет к Микеле – это не дает ей права спрашивать. Ей это вообще не дает права так себя вести и стоять сейчас на пороге гримерки Мики. - Может, сходим в кафе и выпьем вместе кофе? Ты мне все расскажешь, - тихо предлагает Фло. - Мне нечего рассказывать. Но, если хочешь, сходим. Только подожди, пока я нанесу макияж. Фло кивает и закрывает дверь, опираясь спиной на стену. Макияж Мика будет наносить долго, очень долго, но если Флора ждала ее каждый вечер столько времени, то готова ждать и сейчас. *** Среда. Спустя неделю они сидят на одном диване в гримерке и пьют кофе, и Флора уже знает, какой у Мики любимый сорт кофе, какой стиль одежды она предпочитает, и еще кучу других ничего не значащих фактов. Мика рассказывает все это сама, Флора ничего не спрашивает, а то, о чем она хочет спросить, Мика все равно не расскажет. Они, наверное, уже переходят на новый уровень «друзья», как, знаете, бывает в компьютерных играх, когда вам дается награда за какое-то там достижение. Но, чем ближе яркая-блестящая Мика, тем сложнее становится, Флора утыкается в чашку с кофе и пытается внимательно слушать. Она теперь нуждается в этих сложностях, не может оторваться от Мики и не знает, что будет, когда закончится тур. Вряд ли они с Микой будут хотя бы созваниваться, но сейчас пока Мика самозабвенно что-то рассказывает, такое, что после разговора с ней не поймешь, имеешь ли ты собственное мнение по этому вопросу или повторяешь ее слова. Это происходит спонтанно – когда цепляешься к человеку и не можешь от него отвязаться. И уже поздно, а человек этот – легкий такой, воздушный, но не тот и не для тебя. - Ты странная. И отношения у нас странные, - Мика говорит, как ни в чем не бывало, хотя пару секунд назад на все лады расхваливала какой-то фильм. Флора вздрагивает, мгновенно осмысливает сказанное и отставляет в сторону чашку с кофе. - Какие еще отношения, Мика? - Ты как будто хочешь меня понять. Серьезно, не надо во мне копаться. После того случая в гримерке… ты ведь слышала, поэтому и вошла, да? - Слышала. Флора ждет дальнейших объяснений, но Мика встает с дивана и просто ходит по гримерке, ее тоненькая фигура с чашкой кофе в руке отражается в зеркале, а потом она ставит чашку на самый край предзеркального столика, заваленного тонной косметики, чашка падает на пол и разбивается на мелкие острые осколки. Мика поджимает губы и бросается собирать их, режет пальцы, и бросает Флоре через плечо совершенно спокойно: - Это из-за тебя. - В смысле… чашка разбилась? – робко уточняет Фло, понимая, что спрашивает глупость, но она действительно не понимает Мику. Да и вряд ли когда-то поймет. Мика в сердцах бросает собранные осколки фарфора снова на пол, они робко звякают друг о друга в тишине комнаты, и вот тут ее деланное спокойствие ее покидает. Она медленно оседает на пол. Голос срывается. - Жизнь у меня из-за тебя разбивается, неужели не понимаешь! Из-за тебя у меня… а ты… ничего… не… Эти бессвязные слова Мика всхлипывает уже в объятиях Флоры, которая подлетает к ней, возвращает на диван откуда-то из-под гримерного столика и целует, целует успокаивающе в щеки лоб, и нос с едва заметной горбинкой, избегая губ. Это выглядит странно, не нужно так, не нужно, Мика не заслужила жалости, да еще и дверь гримерки не закрыта на ключ, и войти может кто угодно, но весь этот сумбур в голове улетучивается, когда Мика обхватывает ладонями ее щеки и заставляет поцеловать в губы. - Люблю тебя… А ты ничего не видишь, не понимаешь, люблю… - Тише-тише, - успокаивающе бормочет Флора, прижимая к себе пышущее жаром тело. Назавтра Мике будет очень-очень стыдно за эту чертову истерику, назавтра она, скорее всего, начнет избегать Флору и прятать глаза – накрашенные опять, а не такие, как сейчас, с размазанной тушью. Мика позволяет увидеть себя такой, какая она сейчас, только Флоре. И целовать позволяет тоже – ключицы, бледную шею в расстегнутом камзоле сильной степени измятости, за что их завтра обязательно будут ругать костюмеры, но плевать. Флора поверить не может, что все это время видела в Микеле только оболочку, яркую обертку, а ее внутренний мир и не замечала совершенно. Но Мика сама тщательно прятала его от всех – кому какое дело, что происходит за закрытыми дверями гримерки, самое главное ведь – радовать публику, улыбаться, раздавать автографы, поддерживать имидж, краситься, игнорировать Флору, и если все это ей до поры до времени удавалось, то с последним пунктом вышла осечка. А Флора и так сходила с ума, а теперь дорвалась, что называется. Она все-таки умудряется каким-то образом оторваться от девочки-эмоции и закрыть дверь на ключ. *** Четверг. - А знаешь, что самое страшное? Ты не хочешь признаваться в своей слабости. - Иди к черту, - цедит сквозь зубы Мика, сидящая на том самом злополучном диване. – Все было прекрасно, пока ты не появилась и не начала лезть ко мне в душу. - Я не лезла к тебе в душу, я просто хотела помочь. Согласись, когда у человека истерика, невозможно оставаться равнодушным. - Да ты всегда была равнодушной! – снова едва не срывается Мика, комкая в руках свои платки с запястий, но вовремя берет себя в руки, чтобы вся черная-кружевная конструкция, смастеренная перед зеркалом на ресницах, не дай бог, не потекла.– Я могла рассказать о своих проблемах всем, каждому первому встречному, кроме тебя. Потому что ты не поймешь все равно… - Я бы поняла, если бы ты рассказала хоть раз, а не строила из себя черт знает кого, Ми. Мика тяжело вздыхает и роняет на пол один из платков. - Я не жалею. Но лучше, чтобы все осталось как раньше. Не выходить за рамки. Иначе я сойду с ума, понимаешь? - Понимаю. Конечно. - Скоро закончится тур и мы все забудем, хорошо? - Хорошо. Разговор длится три минуты, Фло не может сказать ничего больше, кроме безоговорочного согласия, а потом выскальзывает за дверь гримерки Мики, потому что, согласитесь, проводить в этой гримерке больше времени, чем в своей – действительно странно. Выступлений сегодня нет, и хорошо – Флорана не смогла бы сделать так, чтобы ее голос не дрожал во время пения перед сотнями зрителей, когда из-за кулис за ней наблюдают сильно подведенные, безумно-красивые глаза Мики. Выступлений сегодня нет, а она почему-то приходит сюда все равно, но не это странно – гораздо хуже, что она опять долго ждет ее у театра, и прохаживается по лужам, и думает о том, почему Мика тоже здесь, хотя у них сегодня нет выступлений или даже репетиций. *** Пятница. С их последнего разговора в четверг проходит много времени, но теперь общаются они друг с другом только по делу и исключительно на сцене, после чего Мика снова будто исчезает где-то, сладко улыбаясь всем и каждому и целуя всех в щеку, источая доброжелательность, отвешивая шутливые поклоны и ловя восхищенные-удивленные-«Ах, какая же она!» взгляды. Флора терпеливо считает дни до окончания тура, и дата этого события обозначена у нее во всех календарях и напоминаниях в телефоне, потому что хуже всего сейчас - стоять за кулисами во время выступлений Мики, наблюдать до щемящей боли в груди, как она купается в овациях, а потом вспоминать образ, ярко контрастирующий со всем этим праздником жизни – Мика на полу, с разбитой чашкой в руках и истерикой. Но ее нельзя жалеть, поэтому теперь Флора по-прежнему всего лишь любуется. Тур заканчивается незаметно, в последний день все суетятся, после чего разъезжаются, как разлетаются птицы, и как птицы, щебечут о новых последующих проектах. Мика выглядит безмерно счастливой и по-прежнему ни о чем не жалеет – эти люди, с которыми ей пришлось работать, подарили ей столько прекрасных эмоций, что хотелось признаваться им в любви еще сотни раз. Она прекрасно знает, что не попрощалась с Флорой, но считает, что так будет лучше, потому что зачем же напоминать, зачем, если так будет хуже?.. А потом, в одну из холодных зимних пятниц, она узнаёт об этом. Через несколько месяцев после тура, когда Флорана возвращалась домой поздно вечером, неизвестные плеснули ей в лицо кислотой. Она полностью потеряла зрение, хотя каким-то чудом уцелело лицо. Об этом говорят все знакомые Мики, сочувствующе качают головами, а Микела запирается в комнате и подолгу лежит на кровати, уставившись в одну точку. Если бы она не оттолкнула Флору, если бы никогда не отпустила от себя, если бы, наплевав на приличия, сняла бы квартиру для совместного проживания с ней, такого бы не случилось. Она бы не допустила, она бы… Флора, наверное, даже на какую-то крошечную толику благодарна судьбе за случившееся – так, по крайней мере, она не может читать многочисленные статьи в газетах о себе с кричащими заголовками. «Трагедия, случившаяся с известнейшей французской певицей Флораной Мот… » Всё к черту. Она посылает к черту врачей, обещающих невероятное исцеление, посылает журналистов, топчущихся где-то поблизости ее дома, посылает сострадательных поклонников ко всем херам, но вместе с тем не теряя достоинства. Вокруг обволакивающая темнота. А еще в темноте, оказывается, есть монстры, которые до этого таились где-то по углам ее сознания. Монстры шипят в темноте, на разные голоса повторяя газетные фразы-заголовки. Их прогоняют только воспоминания. Вернее, одно из них. Яркое, с блестками, с перевязанными платками запястьями и черными-черными-черными кругами макияжа под глазами. Воспоминание маячит в сознании, прижимает руки к сердцу и едва не выпрыгивает в зрительный зал, крича «Я люблю вас!» так, как будто любовь к публике – единственный смысл ее жизни. У Фло замирает сердце, а монстры исчезают на долгие несколько дней, когда в воспоминании явственно проступает другой момент – тусклый свет гримерки, кусающие поцелуи и тихое шепотом «Люблю», но это ровным счетом ничего не значит. Она ведь просила забыть тот вечер. Она не звонит, хоть читала газеты, она тонет в своих овациях, она прекрасно обо всем знает. И это больно. Минус человечков-эмоций в том, что, когда они самозабвенно шепчут тебе «Я люблю тебя очень-очень», в это нельзя верить – через какое-то время они будут шептать это кому-то, а на тебя выльют холодное равнодушие. Опера давно окончилась, у человечка-эмоции в жизни наступил новый период, а ты можешь оставаться темноте на закате карьеры и в своих воспоминаниях, все больше опутывающих тебя, будто паутина. Но Флора ошибается. Мика звонит ей на следующий день. И на следующий. И в субботу спустя несколько дней. *** Суббота. А она уже и не помнит, какое это число и какой месяц, помнит только, что сегодня суббота – холодная, снежная за окном. Кажется, когда-то было Рождество – совсем недавно, она помнит, Мика звонила и поздравляла своим мелодичным, идеально красивым голосом. Когда теряешь зрение, слух обостряется очень сильно – тогда можно отчетливо услышать не только шепот монстров в своей душе, но и то, какой у нее замечательный голос. Монстры шипят и прячутся по темным углам, когда она слышит в трубке тихое, но такое пронзительное «У тебя все в порядке», - скорее не вопрос, а утверждение, - «А то я уже начинала было волноваться». Мика стабильно звонит два раза в неделю. У нее какой-то новый контракт, но Флору это совершенно не волнует – она все узнает, когда – и она уверена в этом – Мика, суетясь, как обычно, приведет ее в зрительный зал, сжимая ее пальцы, усадит в первый ряд, а потом будет петь на сцене только для нее, Флоры, отдаваясь на все сто процентов и едва не срывая голос. Фло будет улыбаться в любом случае, и аплодировать до сбитых пальцев, как раньше аплодировали им обоим, когда они выходили к зрителям, крепко взявшись за руки. Снова воспоминания. К черту. Когда Мика звонит в очередной раз, Фло уже не слушает привычную фразу о том, что все в порядке у нее, хотя нихрена это не так. В порядке – это носиться по сцене, со свитой парящих воздушных танцовщиц вокруг, и петь, петь – для нее вся жизнь, а не хватать наощупь телефонную трубку пальцами с облезшим черным лаком – да, красить ногти она тоже научилась вслепую. В порядке для нее – видеть напротив улыбающиеся глаза с лучиками морщинок и кучей чертовых блёсток на веках. - Приезжай, - просто говорит она в трубку. – Надоело ждать тебя. - Приеду. Сразу после окончания гастролей. Ты знаешь, у нас опять… Дальше Флора уже не слушает – ее личные монстры в душе шипят и заглушают звуки, доносящиеся из телефонной трубки. За окном снова снег, холод пробирается в комнату через неплотно прикрытое окно, ползет по стенам и по ее плечам, а Мика продолжает самозабвенно рассказывать об их каком-то несговорчивом режиссере и о том, что тексты новой оперы легче сжечь, чем переписывать заново. *** В воскресенье она приезжает. Самое обидное в том, что Флора ее не видит, но отчетливо слышит, как Мика, появившаяся на пороге ее комнаты, открывает маленькое зеркальце пудреницы и смотрится туда, а затем со знакомым щелчком его закрывает – частый жест, виденный Флорой в гримерке, и конечно же, Мика просто не может не проверять время от времени, не потекла ли тушь и на месте ли ее вечные блестки. Фло невесело усмехается: - Можешь не прихорашиваться, я все равно тебя не вижу. Мика улыбается, медленно подходит к окну, возле которого стоит Флора, и берет ее руки в свои, как когда-то раньше, когда они держались за руки перед публикой и все было хорошо. Она действительно обо всем жалеет, но сейчас она рядом. У них в жизни будет еще куча времени от бесконечных понедельников до воскресений, обязательно будет. Флоре не обязательно видеть свет – достаточно просто знать, что он рядом.