На самом краю скалы

Стоя на самом краю отвесной скалы очень легко упасть, и Артур знал это, как никто другой. Стоя на Небесном Причале сложно это не понять. Холодный ветер продувал куртку насквозь, бросая в лицо осколки дождя, а облака кусали своей влажностью за ноги. Такой отвратительной погоды не было давно. Такое дрянное настроение с 1776 года. Хотя, про 1776 – это все вранье. На самом деле США только начал все это, а закончили уже другие. Все остальные, кого он считал семьей, ушли один за другим, словно ничего никогда их не связывало. Все кричали про равенство и свободу, про налоги, но почему-то все, как один, отказывались понимать, что на деле сам-то Кёрклэнд не имеет к поборам отношения. Нация бессильна против своего правителя, и если король бы приказал умереть, Британская Империя бы умер. Артур бы умер. Теперь-то они поймут. Им не будет стыдно, потому что они будут знать: то решение было единственным, что они приняли по своей воле. Все остальное – лишь прихоть тех, кто не обладает достаточной мудростью, чтобы сделать что-то действительно хорошее. Кто-то это поймет, а кто-то нет, кто-то скажет, что все это Артур выдумал, чтобы самого себя утешить. Только вот правда все это. Альфред долго ему не верил. До 1946 года не верил. Но после один умный человек сказал, что между странами особые отношения. И во время его речи никто не подумал ни про что, кроме сотрудничества. Никто бы и не подумал, если бы Джонсу и Кёрклэнду не пояснили все в куда более… приватной обстановке. Приватной. А после им сказали: вот и все, страны наши дорогие, у вас особые отношения. И вам, два идиота, придётся полюбить друг друга, чего бы это вам не стоило. Потому что отношения ваши – залог нашего процветания. И пускай Артур будет разоряться на военной промышленности, пускай, пускай, пускай его расходы – десятая часть страны… нет, не просто страны. Мировой державы. Сверхдержавы. Десятая часть военных расходов Альфреда Ф. Джонса, который теперь новая «Британская империя». В каком-то смысле… Особые отношения никогда не значили любовь для них. Особые отношения значили сотрудничество через ненависть и зависть. Кто кого и за что ненавидел, кто кому завидовал, было уже не важно. Сначала Артур ненавидел Альфред за предательство, а тот за непомерные пошлины и все такое вот прочее, деньги, деньги… Потом кредиты, потом экономический кризис. Потом Артур понял, что ненавидит Альфреда за его силу. За то, что этот молокосос просто перевернул весь мир. Ему нет и пятисот лет, это страна, населенная когда-то монахами и преступниками, приключенцами – сбродом – и вот! Альфред Фридом Джонс всегда лучше всех. Британию злость брала с того, что творится. Он когда-то был империей, над которой солнце светило всегда, у него был почти целый мир, а теперь… Теперь он снова остров в океане. Через ненависть уже давно пробивалось другое чувство. Забытое, и едва-едва ощутимое. Артур не мог понять, что же в нем, в этом чувстве, рационального. Правильного. Несмотря на все разочарование в себе, и всю эту зависть, он хотел поддержать США. Рассказать о своих ошибках, обо всем, что знал сам, вот только разве станет Альфред Джонс его слушать? Он всего лишь союзник, который мало что может сейчас, и к которому, конечно, Альфред мало прислушивался. Еще бы. Перед ним ведь частенько стоял на коленях этот неудачник, растерявший на своем пути через страницы лет и веков всю свою империю. И пусть он подписал все бумаги сам, Альфред сейчас говорил: это твоя слабость, Кёрклэнд, привела к такому исходу. Это из-за тебя нам приходится спать друг с другом. Это ты, слабый старый дурак во всем виноват. Это ты виноват, и поэтому… Альфреду плевать на Содружество. Нырнуть бы в эти облака. Нырнуть, и разбиться о прибрежные скалы. Да только толку?.. Нацию ничто не убьет. Поэтому надо продолжать жить, идти вперед, идти и идти, не останавливаясь и не оглядываясь, потому что в прошлом очень мало хорошего. Особенно если рассуждать с точки зрения логики. Знаете, ненависть мало мешает отношениям. Ненависть мало чему мешает, на самом-то деле. Меньше всего она мешает двум идиотам устраивать изощренные пытки чувствами, которых пока еще нет, друг для друга. Потому что оба знают: любить им нельзя. «Особые отношения» лишь политический термин. И пусть им сказали «любите», они не должны. Даже если очень захочется. Потому что это сейчас они друг друга держат связанными по рукам и ногам. Потому что «особые отношения» выгодны всем. Потому что никому нет дела до того, что нельзя постоянно перешагивать через ненависть и делать вид, что у вас все замечательно, и что в вашем союзе любовь и розовые сопли. Всем плевать, что вы видитесь раз в три месяца, как раз для поддержки этих паскудных отношений, эдакий супружеский долг, потому что иначе никак. Потому что каждый договор должен быть скреплен действием. Такое тесное сотрудничество еще никому не удавалось без вмешательства самих наций. Прочувствуй, насколько ты жалок перед человеком, который и знать не хочет, что конкретно вам, нациям, нужно сделать, чтобы эта бумажка с подписями действительно стала чем-то важным. Да, сэр, нет, сэр, все в полном порядке, сэр. Вашим нациям нужно поговорить наедине. Вы знаете, чем такие разговоры заканчиваются, разве нет? Жаль, что с Небесного Причала не ходят корабли куда-нибудь в небо. Артур с радостью бы улетел отсюда куда подальше, ха-ха. Туда, где нет правил. Туда, где он был бы самым обычным человеком, и мог бы строить свою жизнь так, как хочется ему самому. Иногда Артур думает, что он любил бы Альфреда, если бы ему это не было приказано. По собственной воле, а с приказом… Знаете, в таких случаях очень часто чувствуешь наоборот, наперекор, словно от этого легче станет. Не станет. Интересно, Штаты тоже так считает? Интересно, а он понимает, что когда они ходят в кино и смеются вместе, вне работы, так сказать, не по приказам, что они танцуют на самом краю скалы? Потому что если в один прекрасный день они пересекут тут грань, где «любовь» по работе идет через отвращение, и если в какой-то момент эта любовь станет настоящей, то беды точно уж не избежать. Потому что все знают этот закон: стоит привыкнуть к чему-то одному и начать получать от этого чего-то удовольствие, это отберут. А Артур знает, на войне он не может выстрелить в тех, кого любит. И это его слабость. Возможно, поэтому он отпустил всех из Империи. Отпустил добровольно. Потому что однажды он уже упал с этой скалы. Теперь он не повторит ошибку. «Эй, Кёрклэнд? Не хочешь прогуляться до кино после собрания?» Главное, чтобы партнер по танцам у самого края не упал первым, потому что все чаще кажется, что он уже соскальзывает. Ох, Артур не мог сделать ничего, чтобы отвадить американца от себя. Кажется, упадут они все-таки вместе. Потому что зависть и ненависть всего лишь их собственные выдумки, чтобы легче было, в случае чего расстаться. Черчилль, пожалуй, был чересчур умен, когда назвал их отношения «особыми». Потому что он заметил: эти двое танцуют на краю скалы уже очень давно, и танцевали еще до Первой мировой. «Конечно. А еще я знаю отличный ресторан, который работает всю ночь.»