Монах

Он был тщательно отмыт с помощью губки и теплой воды, а постель, в которой он лежал, сменили – пощупав пальцами (с краю, где дотягивался) странную мягкую ткань, которую Джонни подложил под него, он понял, что это одноразовая гигроскопичная простыня, которую стелют под лежачих больных. Джонни привел его в порядок после случившегося приступа тошноты, помог ему прополоскать рот и вложил в руку зубную щетку с уже нанесенной пастой, заверив Шерлока, что щетка абсолютно новая. Шерлок почистил зубы и даже немного потер щеткой язык. Потом Джонни дал Шерлоку полотенце и убрал щетку и таз, после чего поменял постель и вернул правую руку Шерлока обратно в петлю. Через некоторое время он поместил между ляжками Шерлока пластмассовую бутылку с широким горлышком и, вложив туда пенис Шерлока, велел тому помочиться. Шерлока охватил невероятный стыд, хотя он осознавал, что этот же человек только что прикасался к нему во время банных процедур, и более того, принимал непосредственное участие в совокуплении Шерлока с омегой, – несмотря на это, Шерлок не смог побороть себя и облегчиться в его присутствии. – Пожалуйста, – тихо попросил он, – разрешите мне самому… Джон. Джонни хмыкнул и выполнил просьбу Шерлока – снова развязал ему одну руку. – Может, еще и отвернуться? – поинтересовался он. Шерлок не ответил. Какая разница? Ему все равно не будет видно, смотрит омега или нет. Убрав бутылку, Джонни укрыл Шерлока одеялом. – Хочешь есть? Шерлок мотнул головой из стороны в сторону. – Хочешь пить? – Нет. Спасибо. – Отдохни немного. Скоро он снова захочет тебя, и мы придем. – Да, – сказал Шерлок. – Можно… задать вам вопрос? – Валяй, – ответил Джонни. – Когда… – он чуть было не сказал «когда весь этот ужас закончится», но вовремя спохватился, решив, что похитителя лучше не злить и что лучше выбрать более-менее нейтральную форму вопроса, поэтому продолжил не так, как собирался вначале: – Когда вы меня отпустите? «И отпустите ли вообще?» – продолжил он мысленно. – «Но это тоже лучше не спрашивать, пока мне не развязали глаза и продолжают играть в честных бандитов. Я не видел их лиц, а то, что разглядел там, в переулке – так это, как им кажется, почти совсем ничего. А то, что благодаря частым ночным блужданиям у меня глаза более привычны к мраку – им не известно, и они думают, я – как все…» – Когда отпустим? – переспросил Джонни. – Ну конечно же, когда у него закончится течка. – А это долго? – на всякий случай спросил Шерлок, не найдя в памяти информации о том, сколько именно длится течка у омег. – Ты издеваешься, что ли? – вдруг взорвался Джонни, и Шерлок почувствовал, как он надвинулся, навис над ним. Шерлок втянул голову в плечи и дернулся, пытаясь хоть как-то закрыться, но сумел только немного выставить локти, до предела вывернув связанные руки. – Черт! – вдруг снова выругался Джонни. – Черт, черт… Он откинул нижний край одеяла и стал хватать Шерлока за ноги, зачем-то выворачивать ему ступни. Шерлок испугался и закричал, дергая коленями. Ремни больно впивались в щиколотки. – Что ты делаешь? – послышался голос Гарри. Джонни ответил, как показалось Шерлоку, как-то невпопад: – Тут ничего нет... А потом аккуратно вернул одеяло на место, даже подоткнул со всех сторон и каким-то хриплым, даже дрожащим голосом спросил Шерлока: – Я так понимаю, в сан тебя посвятить не успели. – Что? – ахнул Гарри. – Отвечай! – гаркнул Джонни, и Шерлок вдруг понял, что тот искал на его ступнях. Это было в высшей степени странно, потому что тайный знак на пятке на то и тайный, чтоб про него не знал никто, кроме посвященных. Если бы Шерлок успел закончить школу, пройти все этапы служения, чтобы когда-нибудь (если его сочтут достойным) быть принятым в Орден, – его бы тоже пометили такой татуировкой, которую не должен был увидеть никто и никогда, даже сами служители (только в случае смерти, когда им пришлось бы его разоблачить и обмыть в подвальном помещении морга при больнице Ордена Отказа). Но этот омега откуда-то знал про татуировку. Шерлок решил, что безопаснее отвечать без утайки. – Сан просто так не дают, – объяснил он. – Мне предстояло учиться еще два года, а затем сдать множество экзаменов, пройти несколько испытаний воли, может, несколько лет прослужить, чтобы доказать истинность намерений… Но Орден ведь распустили… И школу упразднили. – Это я и без тебя знаю, – буркнул Джонни. – Джонни, это… это ведь не… он ведь не… – Да, Гарри. Мы с тобой похитили и изнасиловали монаха. Ну, почти монаха… – Их же больше нет! – Значит, бывший почти монах… – Джонни издал короткий смешок. – Голову даю на отсечение, он и после всех этих разоблачений соблюдал свой... Отказ. Так что ты у него первый. И не просто первый омега, а вообще – первый. – Поэтому он такой застенчивый? – спросил Гарри. – Эй ты, чистейший… как тебя там… – позвал Джонни. – Шерлок, – подсказал альфа. – Только я не в сане, это неподобающее обращение. – Как хочу, так обращаюсь, – оборвал его Джонни. – Ну так как? Понравилось тебе тесное общение с падшими тварями? – Я не считаю вас таковыми, – возразил Шерлок. – Я храню Чистоту… хранил… Отказ подразумевает не осуждение слабых плотью, а возвышение над плотским… Вам простительно этого не знать, вы не изучали основы учения… – Джонни, пусть он перестанет так говорить, – простонал Гарри. – У меня чувство, будто я снова… Джонни не дал ему договорить. Возможно, он даже подал Гарри какой-то знак, чтобы тот замолчал, а сам сказал: – Ни за что не поверю, что ты ни разу не нарушил запрета. Ну, хотя бы полизаться с кем-нибудь довелось, а? С кем-нибудь из слабых плотью... – Меня отдали в школу Ордена в семилетнем возрасте и разъяснили основы Отказа, – с искренней обидой ответил Шерлок. – Я неустанно тренировал ум и волю и добился контроля над своими желаниями. Есть простые запреты, которые помогают не утерять силу – не прикасаться, не любоваться, не дышать нечистым воздухом... – Я думаю, мы сейчас снова заткнем ему рот кляпом, – сообщил Джонни. – Мне не нравится то, что он тут... изрекает. – Я опять хочу, – вдруг сказал Гарри. – Он пытался помешать себе возбудиться, – сказал Джонни, – наверное, что-то вроде самовнушения. Поэтому в первый раз мне пришлось потрудиться. Может, снять у него с глаз повязку, чтобы ему было труднее игнорировать омегу? – Но тогда мы не сможем его отпустить, он запомнит наши лица, – ответил Гарри, и Шерлок почувствовал, как одеяло соскальзывает с его тела. – Не надо, – попросил он, не зная точно, чего просит – не развязывать ему глаза, чтобы не лишиться последней надежды на освобождение, или не обнажать его и не прикасаться… Но Гарри и Джонни теперь говорили только друг с другом, а его не слушали. – Я всё сделаю сам, – сказал Гарри. – Как пожелаешь, но я буду рядом, – сказал Джонни, и во рту Шерлока снова оказался кляп. – Я полижу его, чтобы он быстрее встал, – деловито сообщил Гарри. – Смотри, чтобы не дошло до сцепки, – сказал Джонни. – В прошлый раз не было, но кто его знает… Если ты первый заметишь, сразу говори. – Хорошо… – не очень уверенно ответил Гарри. – Да не бойся ты. Я придержу рукой, чтобы узел не проскользнул. «Узел? Какой еще узел?» – недоумевал Шерлок, но тут что-то горячее и мокрое прикоснулось к его пенису и прошлось от основания до кончика. «Язык», – понял Шерлок и застонал от отвращения. Он услышал довольный смех – оба омеги неправильно истолковали его стон и решили, что альфе понравилось. Гарри продолжил свои манипуляции с возросшим усердием. Нельзя сказать, чтобы Шерлок оставался совершенно безучастным. «Плоть слаба, плоть поддается…» – успокаивал он самого себя, но на этот раз не пытался сдерживаться, так как надеялся, что так это мерзкое совокупление закончится гораздо быстрее. Омега перестал орудовать языком в паху Шерлока и уселся на его бедра верхом, тут же соединившись с ним, и Шерлок оказался совершенно не готов к тому, что последовало за этим. Ему нравилось, ему определенно нравилось то, как чужая плоть обхватывает его пенис и скользит вдоль, и давит, и заставляет отклоняться в стороны. Кроме того, Джонни тоже прикасался к нему – сначала просто поглаживал мошонку, затем окольцевал пальцами основание пениса, совершая легкие, почти незаметные движения, согласуя их с тем, как двигался Гарри. Опускаясь, Гарри прижимал ягодицами пальцы Джонни, и тот не мог двигать ими, но когда Гарри приподнимался, Джонни возобновлял свои манипуляции. «Я погиб», – в отчаянии думал Шерлок, пока он мог думать. – «Я поддался искушению, я желаю пагубной близости, я желаю, чтобы это длилось как можно дольше, чтобы оно не кончалось. Я утерял Чистоту и даже само право упоминать о ней и думать о ней. Я утерял право на причастность Отказу… Я ничтожество…» Приближаясь к кульминации, Шерлок несколько раз подался навстречу омеге в бессознательной попытке прижаться крепче, войти глубже. – Не бойся, узла не будет, – услышал он голос Джонни, но пальцы с основания пениса не исчезли. – А-а-а-а-а-а… – почти крикнул Гарри, вжимаясь в Шерлока с такой силой, что Джонни был вынужден совсем убрать руку, чтобы не мешать их полноценному контакту. Тяжело дыша, Гарри медленно опустился на грудь альфе, не разъединяясь и продолжая тихонько постанывать. Почти тут же Шерлок под ним изогнулся в нестерпимой судороге и зарычал, выплескивая семя в омежье нутро. – Гарри, что ты делаешь? – послышался обеспокоенный голос Джонни. Шерлок только сейчас ощутил, что дрожащие пальцы дергают застежку ремня на его запястье. – Помоги мне, – произнес Гарри, не поднимая головы с груди Шерлока. – Я хочу, чтобы он меня обнял. – Ты сумасшедший, – сказал Джонни, но без гнева, а даже, как показалось Шерлоку, с ноткой сожаления. – Помоги… Мне надо, Джонни. – Ну, если надо… – ремни на руках были расстегнуты за считанные секунды, и Джонни спокойно, но с явной угрозой в голосе произнес: – Смотри, чистейший, без фокусов. Обними его, и постарайся сделать это нежно, так, чтобы ему понравилось. Не то сломаю тебе пальцы, один за другим. – Джонни! – упрекнул его Гарри и затих в ожидании. Шерлок с опаской опустил освобожденные руки. Если быть предельно точным, это был первый раз, когда ему предстояло самому прикоснуться к омеге, а не терпеть их прикосновения. И теперь не было ни спасительных перчаток, ни возможности отстраниться или как-нибудь избежать этого. Шерлок глубоко вздохнул и положил ладони на чужие, узкие и прохладные плечи. Кожа омеги оказалась гладкой, без изъянов, и довольно приятной на ощупь. Шерлок не знал, какое прикосновение должно понравиться омеге, интуитивно он переместил ладони к лопаткам Гарри, одной скользнул чуть ниже по позвоночнику и остановился на пояснице. Омега задышал ровнее и глубже. «Он что, заснул?» – с неприязнью подумал Шерлок. Потом перед ним вдруг пронеслось далекое детское воспоминание – как он обнимал напоследок своего пса, Рыжебородого, в тот день, когда его отправляли в школу Ордена. Он не понимал, почему вспомнил именно это, может, потому, что больше его не увидел – пес был уже старый и не дожил до возвращения маленького хозяина домой. Несколько минут прошли в неподвижности, потом омега на его груди зашевелился, чуть приподнялся на локтях и вытянул ноги. Пенис Шерлока, уже обмякший, при этом выскользнул из омеги, это заставило альфу резко вздрогнуть от неожиданно острых ощущений. Шерлок полагал, что Гарри сейчас встанет, однако омега только поудобнее устроился на нем, даже слегка приобняв и уткнувшись носом ему в шею. – Это просто смешно! – голос Джонни звучал раздраженно, но в то же время, как показалось Шерлоку, чуть настороженно. – Долго ты будешь так валяться? – Не бойся, не простужусь, – лениво протянул Гарри, не поднимая головы, – если беспокоишься, накрой нас одеялом. – Нас?! – воскликнул Джонни. – Ты сказал «нас»? Совсем рехнулся... Слезай с него, немедленно! – Мне и здесь хорошо. – Гарри, хватит тебе… ну, поиграли и довольно… Ты это мне назло, что ли? – Нет. – Постой, что ты делаешь? Дурак ты, что ли? Шерлок сказал бы то же самое, если бы не пластиковая затычка во рту – он стал мотать головой из стороны в стороны, протестующе мыча, и даже попытался как можно аккуратнее отдалить от себя Гарри, который вдруг вознамерился расстегнуть ему ремешки кляпа. Но омега успел, освободив рот альфы, впиться в него поцелуем. Шерлок не выдержал и, уперевшись омеге в грудь, толкнул его изо всех сил. Он услышал, как тот скатился с кровати и с коротким визгом приземлился где-то рядом. В ту же секунду сильная оплеуха оглушила Шерлока, и он затих, скорчившись и схватившись за лицо. – Гарри, что… что он тебе… что он сделал? Больно? Где болит? – Шерлок с трудом узнал голос Джонни. – Что он тебе сделал? – Ничего! – рявкнул Гарри. – Отстань! Это все из-за тебя! – Из-за меня? Ты соображаешь вообще?.. – Пусти, я сам! – Иди... помойся, герой-любовник. И ложись спать, поздно уже. Да и ему тоже надо. – Сам знаю! – Всё-то ты знаешь… – Ой… Джонни… а он… посмотри! Теперь он их видел – щуплого Гарри, со страдальческим видом потирающего ушибленный локоть, и Джонни – похожего на Гарри, но более плотного телосложения. Гарри был голышом, и теперь Шерлок заметил, что длинные шрамы покрывали и его руки – от кистей до плеч. Еще один шрам шел от середины бедра, пересекал колено и исчезал на внутренней стороне голени. Джонни был одет. Из-за мешковатых брюк и теплого свитера с геометрическими узорами он казался полнее, чем был на самом деле. Две пары пронзительно синих глаз растерянно уставились на Шерлока. Джонни беззвучно шевелил губами: по всей видимости, бранился. Шерлок быстро моргал, пытаясь привыкнуть к свету. Щека и особенно губы горели от удара, но это было ничего по сравнению с тем, каким он сейчас чувствовал себя грязным. – Джонни, он снял… – Вижу! – Теперь у вас нет причин оставлять меня в живых, – четко, с расстановкой проговорил Шерлок. – Я вас увидел и хорошо запомнил. – Вот кто рехнулся, – сказал Гарри. – Типичный альфа. Сначала делает, потом думает. – А ты полная противоположность, – ответил Джонни. – Сначала думаешь, а потом делаешь глупости. Кто тебя просил лезть к нему в рот? Ты тупой, что ли? Он же монах! Ты для него – как горшок с отбросами. Обниматься ему захотелось!.. Живо катись мыться и спать! Дернув плечами, Гарри поплелся к двери, по дороге накинув халат. – Ты сам выбрал, – обратился затем Джонни к Шерлоку, едва сдерживая ярость. – Еще два-три дня поживешь, пока ты нужен, а потом, уж извини, я сверну тебе шею. – Хорошо, – сказал Шерлок. – Я сам выбрал… – помолчав немного и глядя прямо на Джонни, он добавил: – Вы красивый, Джон. И Гарри тоже... – Да, это наши особые приметы, – усмехнулся Джонни. – Так ты и опишешь нас, когда будешь говорить со следователем, правда? Скажешь, что похитители – парочка умопомрачительно красивых омег, одного из которых особенно украшают шрамы. – А что с ним случилось? Автокатастрофа? – спросил Шерлок, садясь в кровати и комкая в руках бесполезную уже повязку. – Можете мне сказать, вы ведь все равно убьете меня. – Лежать! – приказал Джонни, подступаясь к кровати. – Я кому сказал! Шерлок покорно лег. Он все равно не успел бы освободить ноги, а бороться в таком положении с этим омегой, довольно сильным, кстати сказать, для обычного омеги, было глупо. Джонни пристегнул ему руки и ушел, вернувшись через минуту с тазом и губкой. Шерлок молча вытерпел все этапы мытья и перестилания гигроскопичной простыни. Джонни тоже не проронил ни слова. Только уже прикрыв Шерлока одеялом, сказал: – Сейчас принесу тебе поесть. Не рассчитывай на то, к чему ты привык. – Я бы выпил чаю, – сказал Шерлок. – С молоком. Есть не хочу. – Будет тебе чай. Без молока. Есть будешь, как миленький. В мозгу Шерлока вдруг промелькнула дикая мысль. – Если это все штучки Майкрофта, так передайте ему, что мне еще более противен секс сейчас, когда я узнал, что это такое. – Кто такой Майкрофт? – насторожился Джонни. – А то вы не знаете! – фыркнул Шерлок. – Нет, не знаю. А должен? – Судя по всему, – вмешался Гарри. возникая на пороге, завернутый в огромное махровое полотенце, – это его родственник, которому не по душе, что Шерлок соблюдал воздержание. – Он думает, что мы… спелись с этим его… Майкрофтом? Просто бред какой-то… – Джонни, а можно мне немного полежать с ним рядом и… – с улыбкой начал Гарри, взглядом указывая на Шерлока. – Нельзя, – отрезал Джонни, не дослушав. – Почему мне кажется, что Майкрофт – его старший брат? – задумчиво вопросил Гарри, уставившись в потолок, потом выразительно взглянул на Джонни, повернулся и ушел. – Развяжите меня, немедленно! – потребовал Шерлок и рванулся. – Мне неудобно так лежать! У меня затекли ноги! И я не нуждаюсь в вашей... еде! – Еще какие-нибудь требования будут? – вкрадчиво спросил Джонни, подходя ближе. – Да. Мою одежду! И мой телефон! Я должен позвонить ма… Шерлок осекся. Он хотел сказать – «позвонить маме, успокоить ее, сказать, что со мной все в порядке», – но неожиданно понял, что кое-что в его скороспелых предположениях не сходилось. Даже желая проучить Шерлока, Майкрофт не стал бы задерживать его тут больше, чем на время, необходимое для одного совокупления. И он немедленно прекратил бы все в тот миг, когда Джонни поднял на него руку. Будь это гнусной затеей Майкрофта, он бы уже «вызволил» брата из «плена» и читал бы ему нравоучения, считая, что эксперимент по перевоспитанию прошел успешно и осталось приложить лишь малое усилие по его завершению. И самое главное: будь это Майкрофт, он бы не допустил, чтобы мама волновалась, он бы преподнес ей какое-нибудь невинное оправдание тому, что Шерлок не вернулся под утро, – так что звонок мог превратиться из утешения в свою противоположность. – ...Майкрофту? Ты хочешь позвонить Майкрофту? – подсказал тем временем Джонни, не дождавшись окончания фразы. – Да, – согласился Шерлок, все еще надеясь на то, что не ошибся. – Телефон, пожалуйста. И одежду. «Может, Майкрофту это и нужно – унизить его окончательно, заставить позвонить ему и умолять о вызволении…» – пронеслось в голове Шерлока. Но он бы сейчас все-таки позвонил... – Ты не получишь ничего, – ответил тем временем Джонни. – Я больше не ударю тебя, потому что больше не развяжу. И ты умрешь на этой кровати. Через два дня или чуть позже. Когда Гарри больше не захочет. А сейчас я принесу тебе поесть. Шерлок не ответил и отвернулся, чтобы Джонни не заметил его предательски заблестевших глаз. Глядя в покрытую серо-зеленой краской стену, он подумал: “Я ошибся. Я умру через два дня”. Первое было гораздо обиднее, хотя, будь это правдой, он бы никогда не простил Майкрофту, запомнил бы на всю жизнь... А теперь жизни у него – разве что пара дней, в течение которых его будут кормить с ложечки, обтирать губкой и заставлять совершать мерзость с омегой, терпеть прикосновения и орошать своим семенем средоточие порока и нечистоты.