У Врат

Бывают сны — искривленно-увеличенные отражения реальности. Луч солнца, прошедший через лупу, прожигает дерево; реальность, прошедшая через сознание и подсознание, увеличенная обрывками впечатлений, воспоминаний и эмоций, хаотичное смешение которых напоминает детский калейдоскоп, оставляет следы на душе... Почувствовав, что верная мысль успешно ускользнула, так и не сумев оформиться в цельный пост, Ирка прервалась и задумчиво постучала пальцем по поцарапанной поверхности ноутбука. Писать нечто околотемное ей не хотелось, однако правильный настрой уже исчез. Пегас, преданный спутник художников, музыкантов, писателей и поэтов, благополучно свалил в закат, из великодушия оставив на лбу отпечаток божественного вдохновения. Указанный отпечаток смахивал на оттиск копыта, и если быть совсем честным, то, скорей всего, сегодня ее посетил печальный осел творчества... Ирка шмыгнула носом и в красках представила себе эту жертву труда; как известно, личностей, причисляющих любимых себя к искусству, полно, а Пегас, он один. Здравый смысл скромно намекал на чрезмерную занятость крылатого коня, небесные пробки, да и на то, что из Эдема туда-сюда мотаться ради каждого озаренного-тире-ушибленного — дело всяко затратное и не оправдывающее сил-тире-средств-тире-времени. Валькирия снова красноречиво шмыгнула носом и не менее красноречиво потрогала лоб. Простуда, нежданно-негаданно свалившаяся на голову, вызывала не только температуру, но и капризно-ребяческое настроение. Ирка желала тепла, заботы, понимающего Матвея или, на худой конец, ворчливого Антигона. Мечта с грустным звоном обрушилась на подленькую действительность и разбилась вдребезги. Матвей вторую неделю пропадал неизвестно где, вспомнив про таинственные долги Мировуда, а Антигон, как она подозревала — не без оснований! — ушел в запой и сейчас наверняка обнимал баночку прокисшего варения, совсем-совсем не догадываясь, как страдает гадская хозяйка, как ей, наконец, хочется горячего чая и того же варенья. Непрокисшего, конечно. Посчитав, что гвардия света должна быть выше такой ужасной банальности, как быт, валькирия перевела неуверенный взгляд на монитор и снова провела пальцами по клавиатуре, выдав пару новых строк. Сны — чуть ли не самое любимое поле работы мрака. Сны — друзья больных. Мысленно хихикнув над абсолютно не сочетающимися тезисами, Ирка с ноткой сожаления закрыла ноутбук и, в конце концов, легла на подушку. Гамак уютно покачивался, и даже болезненная слабость сделала робкую попытку прикинуться приятной усталостью. Золотистая капля смолы, выглядывающая из щели в деревянной стене, мерно ловила блики сентябрьского заходящего солнца... *** Солнцем была полна и лесная поляна. Ирка довольно зажмурилась, почувствовав на щеке и ресницах ласковое прикосновение по-летнему теплых лучей; казалось, сотни ароматов одновременно окутали ее со всех сторон, пробуждая заинтересовавшуюся белую волчицу. Валькирия даже почти услышала, как в предвкушении клацнули челюсти и радостно участилось дыхание зверя, рвущегося на свободу. Р-раз! — и вот уже она несется меж высоких древесных стволов, пружиняще отталкиваясь от мягкой травы. Человеческое сознание привычно отодвинулось на второй план, лишь на секунду задумавшись о необычности происходящего. Главенствующая волчица насмешливо фыркнула и блеснула желтыми глазами. В ее понимании следовало бежать, а не думать о каких-то там странностях в трансформации. Согласившейся Ирке осталось с замиранием сердца следить за невероятными кульбитами своей разыгравшейся второй половины — или трети, если быть точными — и встречать каждое перепрыгнутое и ловко обойденное препятствие смесью опасливого восторга. Сама бы она не рискнула повторить такое в условиях самоуправления. Впрочем, бегать ей тоже нравилось, поэтому нереальное ощущение скорости и азарта, передавшееся от разгоряченной волчицы, накрыло и ее, выпустив из животного мировосприятия только через несколько... минут? Часов? Дней? Чувство времени как всегда смазалось. Единственное, что чуть смущало волчицу в прекрасной природной идиллии — подзадержавшийся на небе закат. «Луна-охота?» — встретила вернувшуюся Ирку затухающая мысль утомленного зверя. «Нет уж, хватит», — решила валькирия, пропустив короткую вспышку инстинктивного недовольства и усилием воли возвращаясь в человеческую форму. Обратное превращение произошло с потрясающей легкостью, заодно удивив наличием одежды: все-таки строение тела у трех ее обликов было немного — от слова «совсем» — разным, и вещи имели нехорошее свойство портиться, если их заблаговременно не снять. Рассеянно оглядевшись, Ирка сделала пару шагов вперед и снова оказалась на поляне. Той же самой или нет — определить было сложно. Бабочки, медленно порхающие над ярко-малахитовой сочностью трав, запахи душистых полевых цветов, танцующие с игривым свежим ветерком... «Почему бы и нет?» — пожала плечами валькирия, опускаясь на зеленый природный ковер и лениво разглядывая этот цветущий рай сквозь полузакрытые веки. Золотой диск солнца всё так же цеплялся за горизонт и тщательно вырисовывал мягкими штрихами теней нечто фэнтезийно-великолепное. Созерцание — изумительно-приятное состояние, проясняющее мысли и словно счищающее эмоциональный налет, — сегодня изменило обыкновению, лишь смешав все в и без того отчего-то затуманенном сознании. Через некоторое время, поморщившись от сдавливающей виски тяжести, Ирка поднялась с земли. Захотелось осмотреть еще что-то за пределами милого местечка; на редкость самостоятельные ноги почему-то забыли посоветоваться с разумом и бодро направились в сторону, противоположную той, откуда она вышла. Сдержанно поиронизировав над этой интересной деталью, валькирия послушно последовала за убежденным в своей правоте телом. Точнее, последовала в нем. Или над ним — в характеристике происходящего она засомневалась. Но в любом случае что-то тянуло ее вглубь леса. «Любопытно, я сплю или брежу?» — данный вопрос неожиданно захватил Ирку настолько, что она даже перестала следить за дорогой: все равно деятельная оболочка куда-то стремилась с упорством поезда. «Температура, болезнь, мой горячий... нет, лучше мое остывающее тело! Да!» Валькирии отчетливо привиделся Багров, падающий на колени перед ней, драматично разметавшейся на... «Нет, на гамаке нельзя разметаться», — забуксовало воображение. Или: она, смертельно-прекрасная, упавшая с гамака на пол, а рядом печально пускающий блики хрустальный фужер с ядом... «Тьфу ты, нилб! Ну откуда там взяться яду?» Или: ее серовато-бледное лицо, застывшее немым укором предателю-Матвею, бросившему бедную девушку на растерзание всяким бациллам, и пьянчуге-кикимору, забывшему о несчастной хозяйке. — И торжественные, мрачные похороны! — совсем уж вдохновенно продолжила она вслух, чуть не споткнувшись от внезапной остановки. Деревья, а здесь это были ирреально-насыщенные сосны, глянцево поблескивающие темно-зеленой хвоей, любезно расступились, открывая взгляду каменистую площадку, с относительно равномерно покрытыми мхом участками. Немного впереди, выбиваясь из общей симпатичной картины, чужеродно вырисовывались огромные бронзовые врата. Нет, скорее Врата. Внушительные, хищно оскалившиеся львы, украшающие створки, казалось, внимательно следили за появившейся в поле обозрения девушкой. По их когтистым лапам осторожно, едва касаясь, скользили плети плюща — такие же фантастические, как и все вокруг, но вместе с тем еще и поражающие. Ирке это плющ показался наивысшей наигранностью, и она мимоходом испытала нечто схожее с возмущением; как будто твою любимую книгу ехидно исчеркали нецензурными выражениями, предварительно вырвав тройку самых важных страниц. Даже если эта книга — лишь один экземпляр, принадлежащий другому. — Свинство, — пробормотала она, мысленно удивившись такому порыву. На этой негодующей ноте Ирка и уловила слева какое-то движение, заставившее ее броситься вниз, уворачиваясь от... Вроде бы ни от чего, кроме насмешливо-снисходительного взгляда. Страж, находившийся позади того самого клочка земли, где она стояла секунду назад, был ей чем-то знаком. Приятное, в общем-то, лицо со слегка раскосыми холодными глазами и словно выточенными изо льда скулами. Стянутые в хвост светлые волосы. Темный доспех и плащ, не скрывающий толстой цепи с расколотым, но все еще корчащимся в агонии дархом. Валькирия поежилась от невольно отмеченного сходства этого мужчины с Мефом. Конечно, он выглядел старше последнего лет на пятнадцать-двадцать, что у стражей приравнивается к долгим тысячелетиям, да и... Первое впечатление схлынуло морской волной, оставляя странное успокоение оттого, что Буслаев таким никогда не станет. — Кто вы? — быстро поднявшись, спросила Ирка, отточенной мыслью призывая верное копье, с которым даже вести беседы со стражами мрака было не так обременительно. Меткое, сильное, оно всегда дарило ощущение покоя и уверенности. Почувствовав чужую, почти осязаемую издевку, валькирия с обиженным недоумением перевела взгляд на руку, сжимающую тугой воздух. — Разве ты не помнишь? — с полусдержанным раздражением осведомился незваный гость ее сна; на его лице мелькнула тень злой усмешки, когда очередная попытка призыва копья не увенчалась успехом. — Или ты так часто убиваешь кого-то, что великий свет милосердно лишает тебя воспоминаний об этом грехе? Ирония, отчетливо сквозившая в голосе стража, колко царапнулась где-то в легких, и Ирка придушенно выдохнула. До этого момента она не подозревала, что чьи-то слова могут в прямом смысле слова втекать в уши и липко касаться каждой клеточки тела. Подавив попытку по-собачьи встряхнуться, валькирия мысленно шикнула на заворчавшую в сознании волчицу и как можно спокойнее ответила: — Чушь! Я вижу вас впервые и уж точно запомнила бы убийство. Ее передернуло. Разумеется, валькирии как гвардия света — спецназ, по словам некоторых индивидов — участвовали в вылазках против мрака, отвоевывая эйдосы, артефакты или срывая операции извечных оппонентов, но то больше — основной состав. Роль одиночки — тихая, в основном незаметная работа для света; да, ей приходилось развоплощать комиссионеров и даже участвовать в стычках со стражами из Тартара, но сама мысль о том, чтобы хладнокровно, не в бою лишить кого-то жизни, вызывала отвращение. Да она даже дарх Арея, барона мрака, разбить... не смогла. Багров иногда посмеивался над таким отношением к делу, но вслух ничего не говорил. Страж огорченно поцокал языком и возвел глаза к густо-синему небу, опаленному на горизонте охрой и багрянцем. — Право, мне ведь почти обидно, — неспешно, будто пробуя буквы на вкус, протянул он. — Вот так ты стараешься найти выход, ждешь мучительно долгие века, тысячелетия; в конце концов, время теряет свою мощь, и ты просто ждешь, ждешь, ждешь, — голос его почти упал до гневного шепота, — не зная, сколько раз ты повторяешься в одном-единственном мгновении Хаоса! Ищешь мельчайший намек на возможность выбраться из этой пустоты — или заполненности мешаниной из всего, что испытывает любое и каждое существо мира в какой-то день, час истории. И ты находишь! Лазейку, возможность, тень избавления... Ирку замутило от скользкой, противной тревоги, которую вбивала в нее эта воплощенная ярость. — И вдруг, — вкрадчиво продолжил страж, — у тебя отбирают твой счастливый билет. Хмурая тишина повисла в воздухе, словно испугавшись эха сказанного. — А потом еще смеют забыть твое имя, — неожиданно будничным тоном завершил свой монолог бывший — валькирия запнулась на этом слове — владыка мрака. — Вот как, — автоматически выдала Ирка, напряженно рассматривая Кводнона. Сейчас он весьма отличался от жуткого бородатого всадника, восседавшего на призрачном рыжем коне. В тот раз у нее не было времени просить стража, почти выпившего всю энергию четверых молодых учеников Арея, в числе которых был ее Мефодий, повернуться в профиль и анфас. «Ага, и еще улыбочку, пожалуйста», — нервно заикнулся внутренний голос. — А вы мне приснились из-за «скучно-грустно-не-с-кем-поболтать»? Ну, вроде как зашли поговорить за жизнь по старой памяти? Кводнон на секунду застыл, но практически сразу дернул уголком рта; валькирия не поняла, было ли это досадой или чем-то похожим на сарказм... В изломе светлых бровей прослеживалась непонятная пока эмоция. «Глупость какая, только по бровям мы о людях не судили», — отмахнулась от назойливых впечатлений Ирка, ожидая более выразительной реакции на свой невинный вопрос. В конце концов, во сне ничего очень страшного не случится? — Превосходно, — ровно прокомментировал страж, едва шевеля губами. — Что ж, я действительно ценю хорошее чувство юмора. Похвально, похвально... В твоей будущей работе должно очень пригодиться. И посмотрел в глаза — будто кинжал метнул. Ирка поддержала себя улыбкой, но кратко: улыбаться, когда тебя, судя по всему, идейно расчленили с особой жестокостью, было затруднительно. Да и что за работа? Из валькирий, вроде бы, не увольняют. — О чем вы? — не дождавшись дальнейших ценных пояснений, откликнулась она, меняя позу и сцепляя пальцы в замок. Пожалуй, этому месту хватит и одного каменного истукана. На секунду представив снежную статую вместо владыки мрака, Ирка заключила, что ничего, в сущности, не изменится. Разве что он будет более... молчаливым. Но она-то пока, слава свету, жива и даже во сне вовсе не хочет стоять без движения! Пришлось уже насидеться за долгие колясочные годы. Во взгляде Кводнона на мгновение мелькнуло недовольство, и по силуэту мужчины прошла круговая рябь; Ирка удивленно поморгала, не веря своим глазам. Страж исчез, оставив после себя морок тяжелой даже на вид косы, производящей крайне гнетущее впечатление. Сталь холодяще зазвенела, и валькирия ощутила, как заныли две бледные полоски на спине, оставшиеся от шрамов, что забрала в могилу ее умирающая предшественница. Сердце сжалось от дурного предчувствия, и, сглотнув ком напряжения, застрявший в горле, Ирка сдавленно выдавила: — Дурацкий кошмар. — Кошмар? — с деланным сочувствием донеслось из-за спины. — Где? Едва удержавшись от возгласа, валькирия развернулась на сто восемьдесят градусов, хлестнув щеку темными волосами. Не став отвечать на насмешку, она скомканно бросила: — Мне наплевать, что вы имеете в виду. Убирайтесь отсюда! — Глаза предательски защипало; в памяти слабым отголоском прошлого прогрохотал трамвай, мелькнули чьи-то незнакомые лица, огнем прокатилась по нервам жгучая боль в позвоночнике... — Я не играю в игры мрака! Страж вздохнул, вроде бы ничуть не обескураженный столь бурной и невежливой реакцией. Похоже, она его изрядно позабавила. — Вот как? — иронично вернул ей ее же фразу Кводнон, разводя руками. С мнимой озадаченностью потерев пальцами подбородок, он продолжил. — То есть ты никогда не думала, что законы валькирий несколько, м-м... несправедливы? — Что? — ошеломленно переспросила Ирка, понимая, что ничего уже не понимает в этом безумном сновидении. — Ну как же, кодекс, — терпеливо, даже почти мягко сообщил страж. — Не использовать возможности в собственных интересах, не открывать никому тайну, любить всех одинаково, не выделяя единственного среди многих. Этот запрет на счастье в любви — вообще ни в какие ворота, — продолжил владыка мрака с необъяснимой серьезностью и убедительностью. — Разве свет не может понять твоих желаний? Что плохого в том, что ты перестанешь истязать себя и других обреченностью чувств? Почему ты не вправе открыться Мефодию, не убив одним только своим именем? Валькирия зачарованно вглядывалась в расширившиеся зрачки собеседника и испытывала странное смятение; умом она осознавала, что страж наверняка говорит лишь то, что ей хочется слушать и слышать, но сердце гулко билось в грудной клетке, отстукивая рваное «Да. Да-да. Да-да-да-дадададада». — Хватит. Прекратите, — она мотнула головой, стараясь избавиться от тянущего пустотой космоса, разлившегося в мозгу безумно желанной бездной фантазии о том, как это могло бы быть, если... — Или некромаг. Матвей?.. Который так страстно в тебя влюблен. Неужели он недостоин хотя бы капли взаимности? — предпочел не заметить ее слабых возражений Кводнон. Неразрывная нить зрительного контакта истончилась до серебристой линии, и мир сузился вместе с ней, отдаваясь реальностью только в пульсирующем ритме крови и эхе чужих слов. Ирка не была уверена, произносились ли они на самом деле или звучали где-то на уровне ленты ДНК, были ли они ее заветной мечтой или явью, о которой пришлось временно забыть... Она даже не была уверена, действительно ли владыка мрака оказался так близко, что малейший звук его голоса не успевал касаться воздуха, оседая горячим инеем на ее трепещущих губах. И уж тем более Ирка не отдавала себе отчета, когда — может быть — руки стража, плотно обхваченные грубоватой тканью перчаток, сжали ее запястья, болезненно стягивая смуглую кожу; и когда жесткий рот скользнул к ямочке на круглом подбородке; и потом — когда он переместился на шею, оставляя за собой следы коротких поцелуев-укусов. Она не была уверена, по-настоящему ли пальцы, оставившие пятна на ее запястьях наливаться багровым, надавливали на узкую спину, трогали впалый живот, ребра, переходили на грудь... Череда запутанных образов и смазанных ощущений полыхала в ней огненной феерией. Что-то ужасно неправильное разгоралось в душе и в предающем теле; или вернее, не существовало сейчас ни тела, ни души, — лишь один всепоглощающий мрак, расцвеченный в сумасшедшую фантасмагорию. Почувствовав, как перехватило дыхание до пугающе-сладостной невозможности сделать вдох, Ирка успела зафиксировать какой-то мыслящей еще точкой своего «Я» новою волну ощущений, прикосновений и злых поцелуев, выжигающих, наверное, в костях странный, как и все здесь, посыл. «Смерть?» Она удивилась. *** Закашлявшись, валькирия села на качнувшемся гамаке и с хрипом глотнула воздуха, стараясь вобрать в легкие как можно больше любимого и полезного кислорода. Лоб просто пылал от поднявшейся температуры; по лицу градом лился пот — то ли от жара, то ли от не ушедшего пока кошмарного видения. Дико хотелось пить. — Совсем вы заботитесь о себе, мерзостная хозяйка, нет бы запустить свое сильное здоровье окончательно и подольше гулять в слякоть, высматривая Дохляндия Осляева, этого хорошего, красивого, великолепного и просто чудесного юношу! Чтоб он жил долго и счастливо! — с укоризной непонятого гения ворчал Антигон, подсовывая ей чашку с лимонным чаем. Его нос алкоголически пунцовел, однако умудрялся вытворять это с праведным негодованием, особенно насыщенно мигая кончиком. Ирка фыркнула, чуть дрожащей рукой забирая чай, и крайне задумчиво взглянула на закрытый ноутбук. Пожалевший ее Пегас, похоже, организовал спецдоставку вдохновения с припиской «Приятного простудопровождения». Бывают сны...