Быть живым

Руки дрожали, сердце… Остановилось. Казалось, не билось вовсе все эти минуты, что Лео был почти в забвении – он не мог думать, он не мог надеяться, он не мог… Не мог ничего. Совсем как в том переулке, где на него с Элиотом напали, только теперь Элиот лежал в больнице – а перед Лео все было будто в тумане. У него даже не было мыслей, он ждал, просто ждал, когда Элиота привезут с операции, что скажет врач, что теперь будет… С ними… С ними двоими, что с ними будет и что между ними будет? Лео знать не мог; он просто ждал. Молча, смиренно, терпя, когда и ему швы зашивали, тихо кивая на вопросы врачей и честно рассказывая полиции о том, что произошло. Элиота привезли в палату, сразу не пустили к нему – там был доктор некоторое время, потом вышел. Покосился на Лео, вздохнул – тряхнул его, что-то сказал и ушел, а Лео… Лео даже не запомнил его имени. Просто знал, что с Элиотом все будет в порядке – и потому тихо проскользнул в палату, сел на стул около постели и стал смотреть на друга. На то, как подрагивают его ресницы. На то, как поднимается и опускается его грудь. На то, как он продолжает жить, несмотря на все, что ему пришлось пережить… В том числе и из-за Лео. Сердце стянуло, и Лео сделал, казалось, первый вздох. Стало так больно и так страшно – куда страшнее, чем было всего пару часов назад, воздух обжег горло и легкие, просачиваясь внутрь тела, Лео вцепился пальцами в рубашку, сминая ее. В груди горело, а еще возникла мысль – всего одна мысль. «Они тоже придут». Они, все Найтреи придут, несмотря на закидоны матери, несмотря на отношения Элиота с отцом, несмотря на то, что Лео здесь, с ним – они придут. Они придут и из-за Элиота, и из-за Лео, потому что… Потому что они Лео терпеть не могут. Прошло полчаса, час – стрелки часов, что висели над головой Лео, отмеряли минуту за минутой, и с каждой минутой ему становилось все тяжелее ждать их. Он боялся не того, что с ним сделает безумная семья, нет – он боялся, что они разделят их с Элиотом, сделают так, что он сам от Лео откажется. Лео же не сможет это пережить, просто не сможет. Он сам уже кинется на нож в этот раз. А дверь скрипнула, впуская весь Найтреевский род. Правила больницы запрещали посещения больше, чем по трое, но разве для Найтреев это была проблема? С их деньгами, с их связями… Лео вообще удивлялся, как он все еще в порядке, как он все еще жив. Хотя, кто знает, может, те уроды в подворотне хотели прикончить именно его – да, так и было, но Элиот им не дал. Отец и мать прошли мимо молча, даже не замечая Лео. Ванесса встала совсем рядом, что-то гневно прошипела, что-то начала говорить… Клод встал в изножье кровати, руки его тряслись – но руки Эрнеста тряслись куда сильнее, и он уже просто не сдерживался. Схватил Лео за грудки и выволок из палаты, прижимая его к стене, ударяя и так идущей ходом головой о стену и тряся, злобно щурясь, не скрывая своих эмоций за лживыми улыбками. - Это все твоя вина, это все из-за тебя! Лео не мог ответить – сильные руки старшего брата Элиота, уже мужчины по сравнению с ним, подростком, пережимали горло, лишали воздуха, давили и душили. - Если бы… Если бы не ты!.. – сжимались холодные пальцы на шее Лео, - Если бы не ты, он бы не попал под нож! Если бы не был в этот вечер у тебя! - Я бы… Я бы все равно вышел на улицу в ту ночь, - болезненно прохрипел Лео, цепляясь за запястья Эрнеста, и глотнул воздуха, пока мог. – Все равно бы… - Тебя бы порезали! Тебя бы прикончили, а не его! – опустил одну руку Найтрей, но ненадолго – вдавил ее в мальчишеский живот, казалось, выкручивая внутренности. – Вечно из-за тебя одни проблемы, ты… Если бы Элиот не бросился защищать тебя, с ним все было бы в порядке, - скрипнули белоснежные зубы, - он был бы здоров. Но это же ты, он должен был тебя защитить!.. В голосе Эрнеста отчетливо слышался злой сарказм, и Лео согнулся пополам, хватаясь за живот – но сесть ему не дали. Найтрей снова ударил его головой о стену, и Лео застонал. - Он только и говорит что о тебе, сучье ты отродье! Сколько денег на тебя спускает – что, удобно? Зад подставлять легко, да? - Ты, видимо, очень осведомлен в этом вопросе, - серо пробормотал Лео, вновь получая сильный удар под ребра. Эрнест сжал его руку до дикой боли – швы будто разошлись, и Лео почувствовал, как слезы просятся наружу. – Я люблю его, Эрнест. - Я, я люблю его! – рявкнул Эрнест. – Я – его брат, а ты… Ты… Без тебя все вообще было прекрасно! Он взмахнул руками, наконец-то отпуская Баскервиля, и тот сполз по стене, придерживая ушибленный бок. В глазах щипало, а еще было так тяжело на душе – казалось, еще немного, и Эрнест либо сам его убьет, либо заставит совершить самоубийство. Лео уже был близок к этому, но… Элиот, Элиот скоро выздоровеет, и если Лео рядом не будет… Он может уйти за ним – либо забыть навсегда, слушая наговоры старших братьев. - Без тебя… До тебя… - сорвался голос Эрнеста, и он рвано вздохнул, ударяя кулаком в стену. – Он был нормальным! На девчонок заглядывался, а потом появился ты, ты… Извращенец… Если бы не ты, все в нашей семье было бы хорошо! Ты хоть представляешь, какой это позор?.. - Позор любить?- пропустило сердце удар, и Лео почувствовал на своих щеках горячие слезы. – Он все еще твой брат, ты стал любить его меньше из-за меня? - Я ненавижу тебя, - процедил сквозь зубы Эрнест, пряча лицо в дрожащих руках. – Ты сделал Элиота гомиком. Это из-за тебя он не приходит домой ночами, это из-за тебя он ссорится с нами всеми, это из-за тебя он оказался в том переулке. Это из-за тебя он получил нож под ребра! Плечи его сильные дрогнули, и Лео бессильно опустил голову. - Плачешь? Эрнест не ответил, но рукой с лица что-то стер, отворачиваясь, опираясь плечом о стену. Лео знал: Эрнест очень любил Элиота. Да, по-братски, но так сильно и так заботливо – нежнее отношения были только между самими Элиотом и Лео… Эрнест страдал, боялся и волновался – пусть у него были свои закидоны вроде защиты чести семьи, пусть – он все еще был любимым братом Элиота. И в чем-то он был прав. Если бы Элиот не вмешался, Лео бы там не просто побили – его бы изнасиловали, а потом прирезали бы, как мясную свинью. Не задумываясь. Лео не хотел умирать, но еще больше он боялся, что Элиот пострадает – и Элиот теперь был в больнице под капельницами, с ножевым под ребрами, со шрамом на всю жизнь и… Возможно, ненавистью. Лео не был Эрнестом. Он не принадлежал богатой семье, он был, скорее, из детдома – по крови где-то у него были родственники, но о чести их фамилии Лео не заботился. Поэтому мог позволить себе поплакать – тихо и еле заметно, как и всегда. Кто-то тронул его кончиком туфли, и Лео поднял голову. - Он очнулся, - пробормотала Ванесса, тут же ловя брата за локоть. – Элиоту нужен этот идиот. Эрнест замер, а Лео быстро вскочил на ноги, проскальзывая мимо Ванессы. Она не обязана была выходить и говорить, ничего не должна была – но сделала это. Несмотря на всю свою нелюбовь к Лео. - Спасибо, - тихо произнес он, но Ванесса отступила в сторону. - Не подходи ко мне, - шепнула она. Она тоже не могла простить Лео, но во взгляде ее Лео не видел ненависти; там были лишь отчаяние и скорбь, как и у любой по-настоящему любящей сестры. Когда он заходил в палату, он слышал, как спорили Эрнест с Ванессой. Что его нельзя подпускать к Элиоту, что он вновь навлечет на него беды – а Ванесса говорила, что это выбор Элиота. Но он ей не нравился, конечно же. Лео болезненно вздохнул. Он… Когда-то верил, что сможет стать своим в этой семье, но Найтреи были особенными. Они были не просто холодны к чужакам – они были невероятно злы даже по отношению к самим себе, и только Элиот был в этой семье лучиком света. - П-пожалуйста… - расслышал Лео с кровати и вцепился рубашку, подходя – нехотя Клод отступил, давая ему обойти постель. Элиот выглядел больным – но уж лучше больным, чем мертвым. А еще он совсем не улыбался. - Ты жив? - Да, - тихо ответил ему Лео, подступая еще ближе, и взялся за бортик кровати. Рука Элиота, вся в трубках и катетерах, была так близко – но он не смел ее коснуться. Ему было страшно. - Лео, ты… В п-порядке, - дрожащими губами произнес Элиот. – Они сказали, что да. - Да, я в порядке, - бросил взгляд на стоящих совсем рядом Найтреев Лео, чувствуя, как холодеет в груди. Они… Они много могли наговорить, особенно Клод – что же они сказали?.. Что Лео бросил его? Что Лео Элиота больше не увидит? Они могли, могли так сказать – а потом добиться судебного запрета на приближение к Элиоту, могли. Повод был очень… Удобный. Да, Лео боялся эту семью. Еле слышно подошли сзади Винсент с Гилбертом, тихо переговариваясь с Ванессой и Эрнестом; Лео замер. Эти… Эти двое не были кровными Найтреями, но они были ближе всех по духу к Элиоту. Винсент… Винсент был тем самым, кто помогал им, несмотря на свои странные пристрастия, а Гилберт… Гилберт просто был снисходителен. Он всегда был готов Элиота поддержать – и он никогда не пытался отговорить Элиота, помешать ему общаться с Лео, никогда. Холодные пальцы коснулись руки Лео, и он вздрогнул, опуская взгляд. Элиот держал его за руку, слабо тянул к себе – и Лео тихо всхлипнул, опускаясь. Дал себя обнять дрожащим рукам, уткнулся носом в плечо Элиота – не обнял в ответ, боясь больно сделать… Вновь пустил слезу. - Я так рад, что с тобой все хорошо, - хрипло пробормотал Элиот. – Я никогда от тебя не откажусь. Боже, как он был… Чист душою, благороден и прекрасен. Именно таким людям место было в раю – Лео верил в это, а сейчас просто счастливо прижимался губами к виску Элиота, целуя, чувствуя пульсирующую жилку, глотая слезы. - Люблю тебя, никогда не оставлю, - прошептал Лео, вдыхая любимый запах Элиотовских волос, и вздрогнул. - Я думаю… - послышался голос Винсента, но его перебила Ванесса: - Мы скоро придем, Элиот, - тяжело произнесла она. А потом послышался стук многочисленных каблуков – мужских туфель и женских. Лео открыл глаза – они ушли, все Найтреи ушли, оставляя их наедине – а Элиот просто не мог его отпустить. Не для того спасал, не для того собой рисковал, чтобы отбирать у себя даже простые объятия. Быть живым – это счастье. Лео больше ничего не нужно было – только бы они оба жили, вместе, вдвоем, и никто им не мешал. Никто бы не завидовал и не упрекал бы, просто позволил вместе отучиться, вместе… Вместе найти работу, вместе быть всегда. Может, съехаться поскорее. И просто быть любимыми.