23 истории из жизни

      Пронизывающие зимние ветра сквозняками гуляли по узким улочкам между покосившихся домов подземного города. Холодные и злобные, как стая бродячих собак, они нападали на несчастных обездоленных людей, которые никогда не видели солнечный свет, и всеми силами старались укусить больнее – окончательно подорвать здоровье каждого встречного.       На этот раз их жертвой стал ребенок лет шести. Совсем тощий и замерзший, он кутался в свою кофту на несколько размеров больше, которую порвал в недавней стычке с местными мальчишками, стараясь хоть как-то скрыться от пронизывающего ветра. Зубы его уже постукивали, иногда даже не попадая друг на друга, но ребенок никак не решался спрятаться за стоящими неподалеку ящиками. Там был уютный угол, в котором точно сохранилось немного тепла, но мальчик не торопился туда лезть, чувствуя, что там не так давно справляли нужду. Получить наказание и насмешку, что было еще хуже, от учителя он не хотел.       Оставалось только стоять под дверью их старого дома и гадать, когда же вернется единственный близкий человек. Свежие ссадины снова заныли и, обветрившись, неприятно стянулись, заставляя ребенка поморщиться. Другой на его месте давно бы заплакал, но ученик Кенни Потрошителя знал, что этого делать нельзя. Мужчина приходил в бешенство, когда замечал на глазах воспитанника слезы, и часто бил за это, приговаривая, что настоящий мужик не имеет права плакать. А Ривай хотел быть настоящим, а не «сопливой бабой, живущей на поверхности».       - Заждался, мелочь? – Кенни неожиданно появился из-за угла и слегка покачнулся. – Чё, опять дверь захлопнул, засранец?       От мужчины разило дешевой выпивкой, табаком и порохом – и от этой смеси запахов становилось не по себе. Ривай испуганно вжал голову в плечи, но не попытался уйти от прикосновения, давно зная, что тем самым сделает только хуже. Ему всего шесть, но он уже научился чувствовать настроение опекуна, догадываться о каждой мелочи, чтобы избежать боли.       Но на этот раз покорность не помогла – рука, отнявшая не один десяток жизней, все равно крепко схватила за измазанный кровью и грязью воротник рубашки и резко дернула вверх, так что хрупкое тельце на секунду оторвалось от земли, а плохо держащаяся пуговица отлетела в сторону.       - Засранец. Опять извозился, - Кенни сморщился и резко отдернул руку с таким пренебрежением, как будто случайно дотронулся до прокаженного. – Пошел.       Ривай сжался еще сильнее, но все-таки поспешил подняться по ступенькам, чтобы лишний раз не злить мужчину. Замерзшее тело плохо слушалось, и ребенок оступился – упал на каменную поверхность, уткнувшись в нее носом.       - Мудак, - хмыкнул Потрошитель и со злостью ударил мальчишку ногой в бок. Но этого ему показалось мало: переступив через подрагивавшее тело, он открыл дверь ржавым ключом, зашел и сразу же захлопнул ее перед носом Ривая, проворчав, что грязным крысам в доме делать нечего.       Засов громко щелкнул, и мальчик вздрогнул, поняв, что останется на улице на всю ночь. Один, в порванной, легкой одежде, в квартале бандитов и шлюх. В любой момент из ближайшей подворотни мог появиться кто угодно и попытаться увести его с собой, чтобы продать или позабавиться. И никакие крики не помогут, ведь Кенни довольно сильно пьян и, скорее всего, уже храпел на своей кровати.       Так Ривай и сидел под дверью всю ночь. Голодный, уставший и очень сильно замерзший. Ветер после полуночи усилился, принося с поверхности по-настоящему морозный воздух и чуть-чуть снега, но мальчику было не до этого. Он безнадежно водил кончиком пальца по двери, кутался в разорванную одежду, но не пытался звать – знал, что никто не поможет. Под утро он замерз настолько, что не чувствовал пальцев ног.       Что-то обжигающе горячее коснулось его тела и сжало, как будто стараясь раздавить. А затем его раздетого опустили в лохань с водой. Ощущение было такое, как будто тело разрывается на части, тает в этом кипятке. Ривай даже закричал, что ему больно, но Кенни не обратил на него внимания, продолжив растирать тело ребенка. Хотя и стал делать это без недавнего напора.       Проснувшись и протрезвев достаточно, чтобы вспомнить о мальчишке, Потрошитель сразу же поставил греться воду и закинул несколько поленьев в топку. Даже проклял себя несколько раз за глупость. Холод-то на улице для взрослого был вполне терпимым, а ребенка и убить мог. Новых спиногрызов Кенни заводить не собирался, да и род свой прерывать было бы преступлением, поэтому он приложил все знания и усилия, чтобы согреть мальца.       - Пей, давай, - зашипел Кенни, но Ривай не шелохнулся. Лишь сидел, тупо уставившись на дымящуюся жестяную кружку, и трясся. Его пальцы нагрелись, но ребенок до сих пор не чувствовал тепла, только понимал, что холод отступил. Из носа текло, а глаза как будто остекленели – верный признак начинающейся болезни. Но больше всего Кенни раздражала не перспектива покупки дорогостоящих и очень редких в подземном городе лекарств, а молчание воспитанника. Какое-то затравленное, обреченное – оно совершенно не соответствовало поведению истинного Аккермана.       - А ну, посмотрел на меня. Быстро, - мужчина схватил Ривая за загривок и, заставив повернуть голову на себя, удовлетворенно хмыкнул: воспитанник смотрел на него холодными, полными ненависти глазами. И этот взгляд заставил убийцу хохотать от восторга. – Вот так-то лучше! Люблю людей с характером. В следующий раз, как напьюсь, можешь мне врезать.       - Хорошо, - Ривай кивнул и с силой толкнул стул, на котором сидел мужчина. Правда, когда Кенни, не ожидавший такого подвоха от шестилетнего юнца, с грохотом упал на пол, ребенок зажмурился, готовясь к пощечине.       И она пришла: звонкая и такая сильная, что голова резко мотнулась в сторону, а на щеке потом на несколько дней появилось синее пятно. Но все-таки она была странной. Боль от удара сменилось практически заботливыми объятьями и запахом перегара, которым до сих пор разило от Кенни Потрошителя. Удивительно, но от этого стало чуть-чуть теплее.