~~~
Ты был лучшим, лучшим во всем. Истинный аристократ, в котором воспитывали стать и красоту с самого рождения. Когда ты поступил в наше духовенство, учителя не могли нарадоваться. Манеры, речь, то усердие, с каким ты поглощал знания. После окончания учебы ты хотел стать священником, а после подняться выше до епископа. Екклисиарх возлагал большие надежды на тебя, еще даже не закончив обучение, ты уже был поставлен на роль чтеца, именно тогда ты начал работать над переводом древних текстов. По случаю, тебе попался старый, почти нечитабельный фолиант, никто не брался сказать сколько ему уже лет. Его знание поглотило тебя с головой и то, что открывалось перед твоим взором, именно оно погубило свет, тот свет, который так дорог мне. Древнее знание хранило и силу, и в то же время зло. Но неопытный мальчишка никак не мог определить грань между ними. Ты стал более замкнутым и нелюдимым, раньше мне силком приходилось вытаскивать тебя из шумных компаний, где ты был эпицентром всего. К концу нашего обучения даже я не мог достучаться до тебя. Впалые щеки, на лице ни одной эмоции. Только при виде меня ты заставлял себя улыбаться, это и улыбкой назвать было нельзя, жалкая пародия на то, что так сводило меня с ума. Спустя год после выпуска все разъехались кто куда, некоторые остались дальше служить на Снежном Хребте, и встретились мы уже только через три года, на совете по поводу поиска оракула. От тебя не осталось ничего. На некогда белоснежных волосах теперь красовались две ярко-красные полоски. Лицо искажала презрительная ухмылка. Фигура была облачена в черное, только тяжелая цепь и щит в левой руке напоминали о том, что ты относишься к клирикам. Идея стать епископом была отброшена, и ты стал крестоносцем. Безжалостным. Не моим. Все это время ты молчал, это было хуже всего.~~~
От воспоминаний меня прервал глубокий вздох. — Что там? – Вскинув бровь, я уставился на восторженного клирика, и взгляд скользнул по красным полосам на волосах, единственное, нестираемое воспоминание о том, что сломило тебя. — Здесь трактуется что-то связанное с драконьими кристаллами, но тут почти ничего не понять, фолианту не одна сотня лет. И мне понадобится не один день, чтобы привести это хотя бы в более-менее читабельный вид, не говоря уже про пригодность. — Плата сапфирами. Встав из-за стола и вытянув руку я стал ждать ответа, и он последовал незамедлительно. — Идет. Когда твоя изящная рука легла в мою ладонь для рукопожатия, я не выдержал и притянул её ближе, поцеловав тыльную сторону кисти. Ты застыл, полностью оцепенев, рука так и осталась сжатой в моей ладони. Притягиваю за талию. Ближе, больше. Левая рука уже очерчивает линию скул. Надавливаю большим пальцем на край твоей нижней губы, приоткрытый рот и этот растерянный взгляд, и чужие губы уже смяты под собственным напором. Жадно втягиваю в поцелуй, осторожно провожу языком по ровным зубам, даю себе еще больше воли, покусывая твою нижнюю губу. Неловко отвечаешь, забываешь дышать. Правая рука все еще сжимает твою ладонь, но левая уже по-хозяйски забирается под котту. Перестаю терзать твои губы, давая тебе отдышаться. На лице шальной румянец, растрепанный вид придает некий шарм, а глаза, затуманенные возбуждением, дают контрольный выстрел по моим натянутым нервам. Припадаю к пленительной шее, провожу влажную дорожку от твоего кадыка до подбородка, снова вовлекаю в поцелуй. Руку, ласкающую торс, опускаю все ниже и ниже. Резко сжимаешь мою ладонь, царапая. Шиплю, разрывая поцелуй, но руку, блуждающую по твоему телу, убирать не спешу. Смотришь прямо, с вызовом, не отводя взгляда. По глазам вижу, что коришь себя за минутную слабость. — Нет, – говоришь шепотом, но при этом ясно и четко. Левой рукой снова притягиваю за талию, а правой переплетаю наши пальцы, склоняя голову к твоему ушку, опаляя его горячим дыханием, специально дразня. — Не уж то не соскучился? Ехидно интересуюсь, зная, как раздражает тебя такой тон. — Убирайся, вон, – почти что выплевываешь слова, скулы ходят ходуном. Зол. Не могу не удержаться и не прикусить соблазнительную мочку уха прежде, чем ты остервенело меня ударишь. Уворачиваясь от удара, поднимаю руки в примирительной манере. — Ухожу, – поспешно преодолеваю завалы макулатуры, чувствуя твой пронизывающий холодом взгляд. Остановившись в дверях, бросаю, словно остатки надежды, слова. — Тосковал, а я тосковал по тебе все те три года, что тебя не было рядом и все это время, что тебя нет рядом сейчас, – стиснув зубы, закрываю за собой дверь, вступая во владения зимы.***
Глупо было надеяться. Глупо. И то, что я как радостный дурак сорвался с места узнав, что нашей гильдии нужен перевод древнего фолианта, а никто из чтецов не соглашался. Бросив сразу же пару весьма прибыльных заданий, я направился к тебе, аргументируя это все тем, что ты мой старый знакомый и охотней согласишься сотрудничать именно со мной. Глупо поддаться желанию, прекрасно зная тебя и твои принципы, но горько-сладкий вкус твоих податливых губ…он стоил того.