Ёлки-палки, лес густой

– Дался тебе этот кусок пластмассы! Нет в этом ничего хорошего, – Рихард пыхтел, как вскипевший чайник, негодуя по поводу твердолобости Тилля и его поистине немецкой прагматичности. – Зато она долговечная и практичная, – Линдеманн со спокойствием, которому позавидовал бы самый флегматичный ленивец, не понимал такого оживления вокруг самой обычной рождественской елки. – Ну и что? Не живая она, понимаешь, души в ней нет, – Рихард пытался доказать свою правоту всеми возможными способами, приводя вполне весомые, по его мнению, доводы. – Живая, ага, – ехидно усмехнулся Тилль, – росла себе елочка в лесу или в заповеднике, или на ферме… Где там разводят этих одушевленных вечнозеленых? Неважно. А потом ее срубили злые дровосеки и понесли на рынок, чтоб срубить еще и пару евро, – он откровенно издевался над разошедшимся Круспе, – ну, и где же она живая? Ее еловая душа давно в еловом раю, как невинно убиенной мученицы. А тебе, дураку, продадут несчастный деревянный трупик, да еще и неизвестно какой свежести. Еще иголок с нее насыплется уйма, ходи потом, из пяток их вытаскивай поутру. Рихард захлебнулся праведным возмущением на столь пламенную тираду и не сразу нашелся, что ответить. Он стоял с выпученными глазами, открывая и закрывая рот, видимо, беззвучно проклиная скептика Тилля и всех его родственников до седьмого колена. – Вот что ты за человек такой, а? – отмер, наконец, он, – ну, никакой в тебе романтики нет, престарелый комик! По тебе лучшие цирки мира давно плачут, – Рихард не унимался, продолжая яростно жестикулировать. – А как же воспоминания детства, ожидание чуда, дух Рождества? – А дезодоранты с запахом хвои на что? Брызнул, и на тебе – святой праздничный дух твоей умершей елки по всей квартире, надоест потом выветривать, – Тилль округлил глаза, изобразив витающее в воздухе нечто, – а еще знаешь, нанотехнологии уже давно ушли вперед – можно даже искусственным снегом из болона попшикать – красота, да и только! Прямо живой лес дома, и никаких умерших не своей смертью пеньков. Да и разбирать ее быстро – раз и убрал в коробку до следующего года – одни плюсы! Круспе уже успел словить дзен и сам посмеивался над богатой фантазией Линдеманна. Обреченно вдохнув, он обнял его, плотно прижимаясь, и горячо зашептал на ухо: – В этом ты весь – сплошная практичность и холодная расчетливость, а заодно и неуместные глупые шуточки!

***

Рихард уже сбился с ног, окончательно запутавшись в хитросплетениях извилистых залов и коридоров огромного торгового центра. Вот уже битых два часа он блуждал по бесчисленным магазинам и отделам, выбирая елку для Тилля. Народу вокруг толкалось уйма, радостный гомон витал над толпой – люди с удовольствием готовились к предстоящему празднованию Рождества, выискивая в недрах больших павильонов и крошечных лавчонок подарки для своих близких. «Чтоб тебя, Линдеманн, непроходимый упертый баран! Далась ему эта бесполезная скучная пластиковая дрянь. Ну, и как понять какая из них красивая? Мне, например, ни одна не нравится, все однообразные и безликие. Вот никогда бы не думал, что из-за подобного пустяка мы чуть не поругались. Которая из этих лучше? Та, что с шишками, или та, будто снегом припорошенная? А есть такая, чтобы все и сразу? И это, дезодорант еще не забыть купить, чтобы хоть пахло елкой живой. А как мне прикажете с размером определиться? Может вот эта – в корзиночке? А что? И шишки даже имеются – штук десять точно висит, даже вон – ненастоящим снегом посыпана. И места совсем немного займет – аккурат на праздничном столе уместится. Нет, это все не то! Надо здоровенную такую, чтобы потолок подпирала и чтобы со всеми соответствующими атрибутами была, и главное… главное, чтобы пушистая, как в детстве. Интересно, а какого цвета ему больше понравится? Синеватая или ярко-зеленая? Нет, все-таки возьму зеленую, я и так повелся на уговоры про сплошные достоинства искусственной красавицы, так уж пусть хоть цвет у нее натуральный будет, – утирая выступивший от раздумий пот со лба, Круспе подхватил большую и на удивление легкую коробку и поспешил прочь из душного помещения. – Тиллю должна понравиться».

***

Линдеманну напротив казалось, что он отморозил себе уже все, что только можно и нельзя, он внимательно исследовал каждый уголок рождественского базара, ища ту самую, «живую» и идеальную, елку, о которой так вдохновенно рассказывал Рихард. «Чтоб тебя, Круспе, инфантильный романтик! Приспичило ему, видите ли, елка нужна прямо из леса, да чтобы еще пресловутый дух Рождества был, как в детстве. Может, мне еще и Сантой нарядиться и через каминную трубу втащить эту самую елку, приговаривая: «Хоу-хоу-хоу! Где тот мальчик, который себя весь год хорошо вел? Иди сюда, тебя ждет подарочек!» Какой там хорошо?! Даже перечислять и вспоминать не хочется, что этот «мальчик» мог иной раз отчебучить! Мм… Так, елка. Живая и настоящая. Ой, ну, какие-то они все лысые и облезлые! И что в них красивого, а? Вот эта маленькая вроде ничего, но куда ее такую? Не на стол же в горшочке – кактусов хватает. Надо, чтобы у окна стояла и потолок макушкой подпирала. Как же холодно здесь, а! И как эти елкоубийцы стоят целыми днями на таком морозе? Ну, хорошо, вот эта, вроде, подходит, ничего такая и душистая. Главное, чтобы пахла. Пахнет же, нет? Не пойму. И вот как я эту «дуру» повезу? В багажник грузить? Не влезет… – Тилль в отчаянии скакал вокруг здорового дерева, пытаясь сдвинуть его с места. Наконец, закрепив его на крыше своего авто, он, пригревшись в салоне, довольно хлопнул обмерзшими ладонями по рулю. – Рихарду должна понравиться».

***

Круспе примерно час сидел на полу, разложив вокруг себя многочисленные пластиковые веточки разной длины и формы, и скрупулёзно изучал инструкцию по сборке рождественской елки, которую «раз – и достал из коробки, а потом точно так же: раз – и убрал». – Твою-то мать! Вот придет, пускай сам играет в этот конструктор! Входная дверь с грохотом распахнулась, являя обзору заснеженный зад топчущегося и натужно отдувающегося Линдеманна. Он пытался втащить «живую красавицу», матерясь и нещадно коля руки мелкими иголками. – Твою-то мать! Какая же тяжелая, зараза! Вот пускай сам ее устанавливает!