Если я переживу эту ночь

      Очередной удар в челюсть, и я сплевываю кровь, вновь проклиная того, кто сейчас издевается надо мной с животным желанием в глазах — увидеть все больше и больше моей крови.       — Нравится, ублюдок? Не надо было переходить нам дорогу, — прошипел мужчина лет сорока, побритый на лысо, с татуировками на руках и шрамом на правом глазу, нанеся еще один удар, только в этот раз — в живот.       — Да пошел ты, — прохрипел я и закашлялся. Моё тело уже затекло от одного и того же положения, поэтому я упал на спину, перекатившись на бок, потому что руки, которые были завязаны в тугие узлы веревки, нещадно заболели.       Знал же я, не надо было в это ввязываться. Не хватало, чтобы в мои семнадцать меня убили и закопали где-то в лесу за то, что я решил выйти из грязного бизнеса. Как я вообще в него впутался? Мне было пятнадцать лет и... и очень нужны были деньги. Они нашли меня сами. Предложили работу и хороший заработок, я сразу согласился. Идиот. Знал бы раньше, чем это может обернуться для меня...       Пинок под ребра. Я закусываю губу и зажмуриваю глаза.       Если меня сегодня убьют, то я так и не успею ей рассказать. Признаться. Я, кажется, полюбил мышку. Свою мышку.       И я сейчас был бы рядом с ней, ну, как рядом? В одном кабинете. Как всегда, подкалывал бы её, заставляя краснеть. То от смущения, то от злости. Я любил поиздеваться над моей серой мышкой. Но главное преимущество в том, что кроме меня над ней никто не смеет издеваться.       Сильный удар по лицу.       Но если я умру, кто станет её защищать? Красивую, стеснительную, умную, добрую... Неужели кроме меня никто не видит в ней этих качеств? Для всех она просто серая мышка, ничем непримечательная. Как заприметил её я? Помню, когда я впервые пришёл в наш класс, её обзывали, в неё тыкали пальцем, говорили всякие гадости, один мальчик хотел её даже ударить, если бы я не вмешался. Всегда ненавидел, когда обижают слабых. Хочешь подраться? Выбери противника своего уровня. А бить девушку — просто кощунство. Ни один себя уважающий парень не поднимет руку на слабый пол, иначе навсегда убьёт в себе мужчину. С того момента Октябрина перестала быть изгоем, но стала серой мышкой. Она есть только тогда, когда кому-то что-то от неё нужно. Скоты.       Удар ногой в живот, который избавил мои лёгкие от воздуха, из-за чего я закашлялся, стараясь вдохнуть спасительный кислород.       Но для меня она всегда была чем-то большим, чем обычный член серых масс, окружающих меня.       Практически сразу, как только я перешел в ту школу, я стал грозой для всех, начиная от первых классов и заканчивая одиннадцатыми. Даже не помню, почему именно. Кажется, я кого-то сильно избил. Или избил нескольких... Но именно благодаря такой репутации я мог защищать свою мышку. И, естественно, беспрепятственно издеваться над ней. Октябрина всегда была сильной, никогда не плакала, особенно при мне. И именно в такие моменты я сам был готов избить себя до смерти, потому что причиняю ей боль. Ей обидно и больно, но она из последних сил сдерживает слёзы, сжимая кулаки до побелевших костяшек и закусывая губу так, что охота кричать. Но она не заплачет. И я благодарен ей за это. Её слёз я бы не перенес, зная, что виной этому — я. Я, черт подери!       Он схватил меня за волосы, оттянув голову назад, а затем ударил в челюсть. Я не произнес ни звука, закусив нижнюю губу настолько, что из неё потекла маленькая струйка крови. Затем моя голова снова ударилась о кафельный пол. Послышался звук перезаряда пистолета.       Это конец? О, нет-нет-нет! Я не могу бросить мою мышку одну на произвол судьбы. Просто не могу! Я еще не рассказал ей, что люблю её! Как же она без моей защиты, о которой она и не ведает? Черт! Дьявол!       Если я переживу эту ночь, то обязательно привлеку внимание Октябрины. Добьюсь того, что она откроет мне своё сердце и станет частью моей жизни. А пока она остаётся моей мышкой.       Послышался звук выстрела. Я зажмурил глаза, молясь еще хоть раз увидеть Октябрину. Надеюсь, что Бог есть, и он слышит мои молитвы...