Двадцатый век возвращается

"Темнота впереди, подожди! Там стеною – закаты багровые, Встречный ветер, косые дожди И дороги, дороги неровные." В. С. Высоцкий В город въехали после полудня. Алиса с любопытством рассматривала проплывающие мимо неё деревянные одно- и двухэтажные дома. Ближе к центру чаще стали попадаться и более высокие смешанные и каменные строения. Лёня, – так звали шофёра, подвёз её прямо в центр города на площадь Свободы. Алиса поблагодарила его и выскочила из машины. Полуторка, фыркнув, рванулась с места, лихо развернулась и покатила прочь, исчезнув в одной из боковых улочек.       Девочка ещё некоторое время стояла, озираясь вокруг и невольно любуясь архитектурой высокого двуглавого собора, который, несомненно, являлся главным украшением площади, даже несмотря на свою некоторую обшарпанность. Алиса уточнила у первой попавшейся девушки, как пройти до Садово-Набережной улицы. Оказалось, что это совсем недалеко, и она решила прогуляться. Девочка шла по городу, смотрела на звеневшие звонками и разбрызгивавшие синие электрические искры трамваи, редкие автомашины, слушала белорусскую речь многочисленных прохожих, спешащих куда-то по своим делам, и думала, что Минск, доживает последние дни и часы в этом мирном безмятежном состоянии. Проходя по улицам, Алиса одновременно как бы здоровалась и прощалась с городом. Она не знала, что и в какой именно момент произойдёт с ним, но чувствовала, что судьба не будет милосердна к столице Белоруссии в будущем. Оставался совсем ничтожный, неуловимый миг до той грани, тонкой, как лезвие бритвы, отделяющей одну эпоху от другой. Она даже чувствовала, как звенит неумолимое время, секунда за секундой приближаясь к той невозвратной точке, когда оно с первым залпом тысяч батарей расколется на два несоединимых осколка, чёрным бесконечным разломом пройдя сквозь судьбы и души миллионов людей, многие из которых вот в этот самый момент, когда она спокойно шагает по залитой летним солнцем улице, ещё ничего не подозревают, строя планы и мечты на будущее, которым не суждено воплотиться. А она сама, если всё пройдёт нормально (а Алиса старательно пыталась себя убедить, что именно так оно и будет) перенесётся домой ещё до того момента, когда здесь погаснет последний солнечный луч этого пока ещё красочного довоенного мира.       Лёгким шагом она без труда дошла до Садово-Набережной за четверть часа. Улица шла вдоль Свислочи, изгибаясь дугой вместе с речкой. Низкие деревянные домики располагались довольно далеко от уреза воды в отличие от своих собратьев на противоположном чуть более высоком берегу.       Нужный дом открылся ей почти перед изгибом реки. Это был такой же маленький неказистый деревянный домишко, как и десятки других городских зданий, которые ей сегодня попадались по дороге. – «Вот и добралась!» – подумала Алиса с облегчением, направляясь к нему. Она почувствовала, как сердце учащённо бьётся, как будто стремясь ускорить и так мчащееся к скорому грозовому разлому время.       Подойдя к дому, она затаив дыхание, постучала в его видавшие виды, немного покосившуюся дверь. С минуту, она стояла, прислушиваясь, стремясь уловить долгожданные приближающиеся шаги и такой обычный вопрос – «Кто там?» – Франца Леопольдовича. Но тишина за дверью упорно отказывалась прерываться хоть какими-то звуками. Алиса постучала ещё, уже сильнее. С тем же результатом. Потом, дойдя до окна, постаралась заглянуть в него, привстав на цыпочки. Ничего не увидев, она дважды постучала уже в окно. И вновь лишь давящая тишина в ответ. Алиса почувствовала, как паника, начинает подниматься откуда-то из глубины души, но приказала себе не падать духом. – «Конечно же, Франц Леопольдович на работе. Нужно лишь дождаться его. К вечеру он обязательно будет…» – убеждала она себя.       Её отвлёк мелодичный женский голос, прозвучавший неожиданно сзади:        – Дзяўчынка, ты што хацела? (*29).       Алиса с готовностью обернулась на этот голос, прижав узелок к груди. От дороги к ней шла невысокая средних лет женщина в ярком платье. Алиса с замиранием ответила:       – Я к дяде Францу. Стучу, стучу, а никто не открывает. Вы не знаете, когда он вернётся?.       – А навошта ён табе? (*30) – спросила женщина, подходя ближе.       – Он… – Алиса слегка запнулась, как иногда случалось с ней перед тем, как возникала необходимость соврать, – …мой двоюродный дядя. Я из Конотопа приехала. Заехала проведать, а его нет, – она с надеждой смотрела на собеседницу.       – Надо же, соседушка, какой шельмец, – удивилась женщина, переходя на русский. – Он же ещё позавчера со всеми домочадцами уехал гостить к родственникам. Целую кучу тюков с собой тащили. Я удивилась, думала, – надорвутся. Да и зачем столько барахла в гостях. Уж не к вам ли он собрался? – она с интересом взглянула на Алису.       – Нет, наверное, не к нам, – упавшим голосом ответила девочка. – Он нас не предупреждал, – добавила она после маленькой паузы, и почувствовала, как сердце уходит куда-то в пятки. Ведь если хранитель отсутствует, доступ к машине времени многократно усложняется. Теперь ей требовалось как-то проникнуть в дом, обнаружить наверняка хорошо замаскированную станцию, активировать её и на всё это у Алисы оставалось совсем мало времени до начала событий.       – Ну, конечно, что ж я глуплю-то! Иначе бы ты не приехала, если бы так! – всплеснула руками соседка Франца Леопольдовича. – Меня тётя Тоня зовут, кстати, а тебя?       – Алиса, – тихо произнесла девочка, стараясь угадать реакцию тёти Тони.       – Надо же, какое редкое имя, – удивлённо покачала головой та. – С каких краёв-то сама будешь, и где твоя мама? – задала она вопрос, которого Алиса уже начинала ожидать при встрече с взрослыми.       – Я из Смоленска. Мама к больной бабушке в Марьину Горку отправилась сразу с вокзала. Она за мной обещала через неделю заехать, – Алиса подумала, что с каждым разом импровизировать на ходу получается всё легче. – Кто же знал, что дядя Франц уедет так неожиданно, – её огорчение выглядело неподдельным.       – Бедненькая ты моя! – искренне пожалела её тётя Тоня. – И что же ты собираешься теперь делать?       – У меня тут ещё мама приятеля живёт неподалёку, – призналась Алиса. – Попробую к ней устроиться. Если не получится, останется только идти на вокзал ночевать, – через силу улыбнулась она.       – Зачем же на вокзал! – возмутилась тётя Тоня. – Если что, я вон в том доме живу, – она показала Алисе на дом, чуть больше, того, у которого они сейчас стояли. – Ты тогда приходи обязательно, позабочусь о тебе до возвращения дяди или мамы.       – Спасибо большое! – искренне поблагодарила Алиса. По крайней мере, теперь у неё появился запасной вариант на случай и второй неудачи. – Не подскажете, тут улица Горького далеко? – спросила Алиса.       – Да совсем близко, тут через мост на другой берег, потом по Пролетарской иди, – пояснила тётя Тоня. – Тут всего-то минут десять пешком. Мигом добежишь! Удачи тебе! Если что, заходи, – закончила она, ласково глядя на Алису.       – Спасибо вам! – отозвалась Алиса уже с расстояния. Перехватив сползавший рюкзачок, она зашагала обратно по улице.       На ходу, она старалась понять, как так произошло, что хранитель оставил ценный агрегат на произвол судьбы именно тогда, когда Алиса в нём так нуждалась. Возможно, машина времени даже полностью заблокирована и даже если она проникнет в дом, активировать её никак не получится. Она начала понимать, что незнакомый ей хранитель – милейший Франц Леопольдович, скорее всего, просто сбежал, получив информацию от временщиков, или просто испугавших слухов о неминуемой войне. Нет, она не осуждала его. Он ведь заботился о себе и своей семье. Может даже ему приказали из Института Времени. И риск, которому он бы подверг всех их в случае, если бы они остались в Минске мог быть неоправданным. И ведь никто не мог ожидать её внезапного появления именно в эти дни. Что ей было не понятно, это почему в компьютере значилась дата – 23 июля. Внезапная догадка пронзила её – в базу данных могла вкрасться простейшая опечатка – не июЛя, а июНя. И значит, осталось всего не более двух дней работоспособности станции! Предстояло делать нелёгкий выбор, – пытаться проникнуть в дом и всё же активировать машину времени самостоятельно, пока та сохраняет работоспособность, или же срочно покидать Минск в поисках другой действующей станции.