…Гремя огнём, сверкая блеском стали, Пойдут машины в яростный поход…
– Хулиганьё! – прерывая его, раздался неподалёку визгливый голос какой-то женщины, и Михась, немедленно оборвав пение, со смехом увлёк Алису за собой прочь от лестницы. Оставив в стороне арку, увенчанную портретом писателя на мосту у входа в парк Горького, в котором вчера произошло столько событий, ребята направились в сторону Садово-Набережной. Дом «дяди Франца» всё так же ожидаемо хранил безмолвие. Даже оставленное Алисой послание, оказалось, совсем не изменило своего положения в ручке двери. Белая коза, привязанная к колышку у соседской изгороди, проводила девочку долгим взглядом своих жёлтых глаз, меланхолично пережёвывая стебельки, торчащие в разные стороны у неё изо рта. – Ме-е, – с досадой передразнила Алиса безвинное животное, которое, не обратив на неё ни малейшего внимания, потянулось за новой порцией сочной травы. – Хватит дразниться, а то сейчас хозяйка выйдет, да хворостиной угостит для профилактики, – образумил внимательно следивший за её действиями приятель, и потянул расстроенную девочку в сторону дома. – Ох уж так и хворостиной, – не преминула вредно возразить Алиса, еле поспевая за его широким шагом. Тёти Тони она не боялась, да и калитка соседки оказалась закрыта на большой висячий замок. По-видимому, хозяйка проводила этот день схожим с ребятами образом, – стоя в очередях. Дома ребята опустошили свои вещмешки, и Михась, вычёркивая выполненные пункты из порядком измятого листка, предложил Алисе: – Может нам стоит разделиться? Ты забеги в булочную тогда, а я уж один в промтоварном справлюсь. – Ладно, – согласилась девочка, испытывая некоторые внутренние сомнения в том, что ей удастся именно забежать, а не провести время до вечера в ещё одной длиннющей очереди. И действительно, тесную булочную, расположенную на первом этаже скромного двухэтажного здания окружала довольно приличная толпа. Алиса немного испугалась за участь Михася, когда увидела, как откуда-то из дверей магазина несколько дюжих мужиков вытолкали двоих изрядно помятых пареньков, которые, видимо, за несколько минут до этого пытались проникнуть внутрь вперёд всех. Вслед им кто-то вышвырнул кепку, потерянную кем-то из них во время короткой потасовки. Один из ребят подобрал измятый головной убор, и, тщательно отряхнув его от пыли, надел, как ни в чём не бывало на голову, и они с приятелем, засунув руки в карманы, с нарочито безразличным видом удалились в ближайший проулок. А очередь между тем невыносимо медленно продвигалась вперёд, живя своей скрытой от внешнего мира жизнью, наполненной разговорами, недовольным ворчанием и сдержанными переругиваниями усталых людей. Немного позади Алисы стоял полноватый мужчина c лоснящимися, обвисшими, как у бульдога щёками, в защитного цвета гимнастёрке, обутый в короткие сапоги с чуть примятыми пыльными голенищами. Отсутствие у него петлиц, – характерной черты примелькавшихся Алисе военных, несколько смущало девочку. Но здесь она могла только строить предположения о роде занятий её соседа по очереди, который отвлёкшись на минуту, чтобы нелицеприятно высказаться в адрес неудачливых юных проныр, продолжил свой прерванный этим небольшим происшествием разговор с ярко накрашенной дамой с пышной причёской. Алиса вынужденно слушала пространные размышления вислощёкого, казалось раздувавшегося на глазах от собственной значимости, и, поражаясь, насколько далеко простиралась его фантазии о текущих событиях. Как будто раскрывая большую тайну, он среди прочего «по секрету» выдал «совершенно точную» информацию о том, что четыреста советских самолётов сегодня утром бомбили Берлин, а Красная Армия сейчас победным маршем наступает на Люблин и Краков. При этих его словах, девочка непроизвольно усмехнулась, потому как благодаря раскатистому басу, «секреты» его обладателя могло слышать не менее половины очереди. Собеседница же этого болтливого «обладателя тайн», только тихонько ахала, прижимая ко рту ладонь, и беспрестанно повторяла: «Павлуша, это просто невероятно!». Ещё некоторое время Алиса старалась сдерживаться, но, когда Павлуша сообщил, что немецкие рабочие подняли восстание, а сам Гитлер якобы был ранен и бежал девочка, наконец, не выдержала, и сделала решительный шаг к вконец завравшемуся сплетнику. – Как вы – взрослый человек, можете позволять себе так бессовестно лгать! – громко обратилась она к нему. – Откуда вам известно, что советские самолёты бомбили Берлин? Или Вам Гитлер лично телеграмму прислал с жалобами? – девочка откинула непослушную прядку волос со лба, и смерила гневным взглядом опешившего от такого её напора мужчину. – Я от надёжных друзей слыхал, – сделал неловкую попытку отбиться тот, невольно делая шаг назад. – Ну, а про наступление, те же «друзья» вам нашептали? – продолжила наступать на него Алиса. – Скажите же тогда им, что у них имеются только никуда не годные слухи и сплетни! – её звонкий голос разнёсся далеко окрест. – Какая невоспитанность! – с негодованием возмутилась спутница Павлуши, пока тот хватал воздух ртом, пытаясь собраться с мыслями. – Девочка, может, у тебя имеется более надёжные сведения? – Кривя в усмешке углы ярко накрашенных губ, она склонилась к Алисе. – Так поделись ими с нами. А то здесь сплошь сборище глупых и несведущих взрослых граждан собралось, способных только молоть чепуху, – саркастически предложила дама. – Всё что вы здесь обсуждали, это совершеннейшая чушь! Сейчас фашисты повсюду наступают! Понимаете?! – девочка обвела взглядом людей, которые постепенно обступили их. – Мы только сегодня разговаривали с девочкой из Бреста, там ужас, что творится! А вы здесь талдычите про какое-то наступление на Краков и Люблин и какое-то мифическое восстание! – она с возмущёнием всплеснула руками. – Да поймите вы, немцы скоро будут здесь!!! Поздно, слишком поздно Алиса поняла, что на сей раз, она сболтнула лишнего. Вокруг неё тотчас образовалась звенящая пустота, через несколько мгновений заполнившаяся возмущёнными пронзительными возгласами с разных сторон. Никто не слушал её робких попыток противостоять этому нескончаемому потоку незаслуженных, вздорных обвинений в незнании реальной обстановки, преждевременном паникёрстве и ещё каких-то жутких непонятных ей преступлениях, камнепадом сыпавшихся на неё с разных сторон. Наконец, прижавшись спиной к самой стене, как будто та могла её защитить, Алиса зажмурилась и прикрыла уши ладонями, безнадёжно стараясь отгородиться от разбушевавшейся толпы. – Девочка, а кто из взрослых тебе рассказал подобную ерунду? – сквозь всеобщий гвалт пробился к ней притворно слащавый голос владелицы пышной причёски. Алиса отважилась открыть глаза, и теперь, испуганно моргая, рассматривала обступивших её людей, пытаясь понять, как же ей теперь выходить из этой разом перевернувшейся ситуации. Она совсем не ожидала столь бурной ответной реакции на столь не вовремя запальчиво высказанное ею предупреждение. – А ну-ка, граждане, пропустите, – перекрывая продолжающийся гомон, похожий на шум птичьего базара, донёсся откуда-то из-за спин чей-то властный голос. Окружившие плотным полукругом Алису люди, слегка притихнув, нехотя расступились, и к вжавшейся в стену девочке, пробился мужчина лет пятидесяти с густыми седеющими усами под длинным прямым носом. Алисе бросилась в глаза красная нарукавная повязка, и ствол винтовки, ярко блеснувший за его плечом в луче солнца. – Вы кто такой? – не очень уверенно поинтересовался всё ещё держащийся рядом с Алисой Павлуша. – Мы, из рабочего отряда самообороны, – человек с нарукавной повязкой поудобнее перехватил брезентовый ремень винтовки, и жёстким взглядом из-под бровей смерил недавнего болтуна, который, вытирая носовым платком обильно выступивший на лбу пот, как-то незаметно расплылся, и потерял свой лоск. – Так что здесь за бузу такую творите, товарищи? – задал вопрос человек из непонятного Алисе отряда. Тотчас, как по команде за его спиной беззвучно возникли фигуры ещё двоих рабочих с такими же красными повязками на рукавах, но в отличие от усатого, который, по всей видимости, являлся главным среди этой троицы, винтовок у его сотоварищей не было. – Да это вон девчонка, панику разводит нешуточную, – поправив выбившийся из причёски локон, ткнула пальцем в Алису дама-спутница Павлуши. Очередь, как будто только дожидаясь этого сигнала, вновь ожила, загалдела, наперебой повторяя предыдущие обвинения в адрес сжавшейся в комочек Алисы, которая, ни жива, ни мертва, ожидала, когда на неё обратит внимание этот, видимо облечённый какой-то властью вооружённый человек, сейчас пытающийся в общем шуме вокруг него ухватить суть дела. – А ну тихо всем! – наконец, громогласно приказал он, по-видимому, удовлетворившись описаниями причины общего возмущения, и обернулся к Алисе. – А ну-ка, давай, пойдёшь сейчас с нами для дальнейшего выяснения. – Я, не пойду, – обмирая от нахлынувшего тягучего страха, замотала головой девочка. – Прикажу, – пойдёшь, – уже спокойным тоном, как нечто само собой разумеющееся сообщил ей усатый, строго сдвинув брови, отчего на его загорелом лбу пролегли две глубокие вертикальные морщины. Он крепко взял слабо сопротивляющуюся Алису за запястье, и под пристальными взглядами примолкнувших людей, потянул девочку прочь от магазина. Напоследок, кто-то успел отвесить ей сильный тычок в спину, отозвавшуюся на это волной боли. Обернувшись, девочка увидела рыжеватого мальчишку, с кривой ухмылкой на конопатом лице, грозившего ей вслед кулаком. «Там и так, небось, синячище, здоровенный, а он ещё и пихается», – с неприязнью подумала о незнакомом непонятно за что озлобленном на неё пацане Алиса, не имея никакой возможности ответить своему обидчику. – Куда вы меня ведёте? – осмелилась поинтересоваться девочка, когда их небольшая процессия отошла довольно далеко от булочной. – На кудыкину гору, воровать помидору, – недовольно буркнул в ответ ей усатый, не отпуская руку Алисы, чувствовавшей себя сейчас закованной в наручники конвоируемой пленницей. Пройдя ещё пару кварталов, и свернув в довольно широкий переулок, он внезапно дал сигнал своим спутникам остановиться у кованых узорных ворот, обрамлённых по сторонам каменными белыми фигурными столбами-пирамидками с местами обсыпавшейся штукатуркой. – Перекурим, – спокойно обратился он к своим товарищам, доставая одной рукой из кармана объёмный кисет. – Отпустите мне руку, я её почти не чувствую, – с мольбой в голосе обратилась к нему Алиса. – Лукич, да отпусти ты её, вон как клешнёй своей костлявой вцепился, – неожиданно поддержал девочку один из их спутников. – Не денется она никуда, и так вон напугал до смерти пигалицу. – Тебя как звать-то? – отпуская руку девочки, поинтересовался тот, кого назвали Лукичом. – Алиса, – неохотно представилась та, растирая занемевшее запястье, и рассматривая всю троицу своих конвоиров, вставших достаточно плотно, чтобы по возможности отрезать её от улицы. Заступившийся за неё рабочий, ровесник Лукича, хотя и уступал в росте своим товарищам, но чувствовалась в его жилистой фигуре какая-то скрытая мощь, и девочка прикинула, что вряд ли его рука уступала в силе той, что сжимала её кисть минуту назад. Второй же сопровождающий, бывший по виду на несколько лет моложе своих более пожилых спутников, наоборот не создавал впечатления человека большой силы. Будучи чуть выше Лукича, он заметно уступал ему в крепости. Его длинные тонкие пальцы с неровно подстриженными ногтями, казались больше подходили для работы, требующей тонких выверенных движений. – Чуднóе какое имя-то, – удивился он, чуть приподняв свои выгоревшие белёсые брови. – Это в честь главной героини из одной книжки, – чуть придя в себя, сочла необходимым уточнить Алиса, мысленно оценивая высоту ворот которых она почти касалась спиной. Не слишком высокие, сверху они ощерились острыми ржавыми пиками погнутых кое-где прутьев, что делало любую попытку побега через них слишком рискованным мероприятием. – Смотри-ка, Лукич, начитанная, – засмеялся жилистый рабочий, аккуратно сворачивая себе внушительных размеров самокрутку из большого обрывка газетного листа, извлечённого из кармана своих замасленных штанов. – Ты лучше расскажи, какая такая ядрёная муха тебя укусила там, ¬¬– Лукич не менее ловко проделал то же самое, и наклонился над зажжённой спичкой, прикуривая. – Я только правду сказала, – понурила голову Алиса. – Тот надутый павлин расхвастался, что, дескать, и Берлин бомбили, и Гитлер будто бы сбежал. А на самом деле всё обстоит совсем не так, как он красочно расписывал, – с горечью заключила девочка. – Ну, да, конечно, – соглашаясь, кивнул головой усатый, и обратился к заступнику Алисы: – Пахомыч, слышь-ка, мы-то оказывается здесь ни при делах совсем, даром, что рабочий класс, а вон энтой, от горшка два вершка, – он указал крючковатым пальцем на девочку, – из Ставки на дом напрямую докладывают, что и как на фронте деется, – поднеся кулак ко рту, он не то засмеялся, не то хрипло закашлялся. – Уж куда именно докладывали ей, про то не ведаю, – произнёс Пахомыч, пристально разглядывая девочку. – А вот то, что дом её не здесь, это факт. – Да, я не отсюда. Я завтра обратно к себе в Смоленск должна возвращаться. За хлебом пошла и вот…, – тихо сказала Алиса, стараясь не встречаться ни с кем взглядом. – Отпустите меня, пожалуйста, – сделав над собой усилие, она подняла глаза на Лукича. – И ты снова станешь свою правду всем встречным доказывать по дороге? – буравчики его стальных глаз впились в девочку так, что её обдало холодом. Не дождавшись ответа, он продолжил: – Правду, ить, её не всякому доверить ещё можно, милая. Злому человеку ежели поведаешь, так он её так и эдак перевернёт, своими словами приправит, да супротив тебя же и направит, – с наслаждением затягиваясь, медленно с расстановкой проговорил он. – Но я просто не могла молчать, когда этот тип нагло врёт людям в глаза, а они ему верят. Понимаете, верят! – вскинулась Алиса в ответ. – Дочка, вера человеческая, это тонкая штука. Иной обыватель, так ложью себя окружит, что эта ложь для него как икона. И верой в эту ложь он страхи отгоняет, которые от неизвестности в его душонку мелочную закрадываются. И обороняет он ложь эту истово, только чтобы не дать множеству страхов своих власть над собой обрести. Благо ещё, когда человек в безобидную ложь верит, навроде якобы того сбежавшего подлеца-Гитлера, которому всё едино рано или поздно на осине болтаться. Значит, всё же убеждён тот, что победа всё равно за нами будет. Гораздо хуже, когда человечишка такой начнёт слухи распространять, что, дескать, всё погибло, и власть советская кончилась. И от такой паники до измены ему всего один маленький шаг останется. – После такой длинной речи Лукич ненадолго кинул взгляд в небо, в котором сейчас не слышалось ничего, кроме, ставшего за день привычным фоном далёкого стрёкота моторов. Алису сбивало с толку то, каким тоном повёл начавшийся разговор командир этого маленького отряда, или скорее даже патруля. Ожидая от него каких-то резких, обвиняющих слов, слышать такие житейские незамысловатые размышления Лукича выглядело странно. «Но, по крайней мере, всегда есть шансы, пока меня слушают», ¬– подумала девочка про себя, а вслух осмелилась возразить: – Нет, не может такая «безобидная» неправда служить благом. Ведь ладно бы он только себя этой ложью успокаивал, так он же и другим её всучить пытается! Значит сегодняшние слушатели, поверив в его пустые домыслы о несуществующих победах, сделают для себя неправильные выводы, и могут упустить что-то очень важное! – Для того чтобы ложь грамотно одолеть, котелок и должен служить, а не только чтобы было на чём косички заплетать, – взгляд усатого смягчился. Видимо, Алиса сама того не сознавая, задела какую-то струну в душе этого умудренного жизнью человека. – А ты что сделала? Как ушатом холодной воды с ходу облила народ, размякший от благостных тех побасёнок. Ведь внутри-то каждый мелкий человечишка втайне надеется, что всё войдёт в привычную колею через пару-тройку дней. А здесь влезаешь ты, и рушишь надежду на сохранение его налаженного и любовно оберегаемого обывательского мирка. Вот и осерчали люди сильно, что страхи ты их невысказанные разбудила невзначай. – Но я ведь просто хотела только лишь одного говоруна приструнить, чтобы не завирался сверх меры, а не пугать всех, – немного растеряно произнесла Алиса, успев мысленно ненароком сравнить Павлушу с вспомнившейся знакомой птицей, и отдав должное несравнимо большему интеллекту последней. – Это ты дома друзей, да подружек-соплюшек своих приструнивай. А здесь солидного, представительного человека, который в несколько раз тебя-балаболки старше решила уму-разуму учить. Кому веры больше будет, как сама-то считаешь? – Лукич опять пронзил девочку строгим взглядом. Алиса потупилась в некотором смятении. Привыкнув, что в её времени с ней считаются даже авторитетные учёные, она совершенно не ожидала такой постановки вопроса. – Если человек правду говорит, то возраст не важен, – подняв голову, тем не менее, упрямо возразила она. – Командир, эта мелкая пигалица ещё всех нас переспорит сейчас, – выпустив вверх густой клуб сизого дыма, хохотнул внимательно слушавший их диалог Пахомыч. – Да, мелкий клоп больно кусает, но его и прихлопнут быстрее, – на секунду обернулся к нему Лукич. – Да меня прихлопнуть сейчас запросто. Верить мне никто не захочет, и что бы я не говорила, а всё равно по сравнению с любым взрослым вралём я буду выглядеть всего лишь этакой маленькой соплюшкой-балаболкой, – вспомнив выражения лиц людей в очереди после того высказанного ей злосчастного предупреждения, расстроено заключила Алиса. – Чтобы правду свою отстоять, нужно не просто писк свой вставлять, где надо и не надо. Козыри следует в наличии иметь серьёзные. Чтобы вера от чужих неправильных слов к твоим перешла. А тебе какая сорока на хвосте такие худые вести с фронта принесла? – Лукич склонился к Алисе, пристально вглядываясь ей в глаза. – Мы с девочкой Марийкой говорили из Бреста. Она нам рассказала, что там на границе происходит на самом деле, – насупилась та в ответ, сознавая, насколько слабо звучит этот аргумент. А между тем помощи от компьютера по-прежнему ждать не приходилось. – Хех, Марийка та, наверное, не иначе полковник, – под смех своих товарищей, хекнул больше отмалчивающийся до этого момента обладатель белёсых бровей. – Нет, Адам, выше бери, цельный генерал, – вытирая выступившие на глазах слёзы, поправил его Пахомыч. – Но она же сама, своими глазами видела! – Алиса сжала кулаки от осознания невозможности доказать свою правоту. – Подумай сама, много ли одна перепуганная девчушка могла там видеть? – посерьёзнев, вновь взял в свои руки инициативу Лукич. – Вполне достаточно, чтобы хотя бы сделать очевидные выводы, что наши отступают, а не наступают! – гневно сверкнула на него глазами Алиса в ответ. – Где-то вполне может статься и отступают, а где-то могут и наступать. Фронт-то ноне большой, не то, что в тридцать девятом (*64), – миролюбиво протянул Пахомыч, щелчком пальца стряхивая в сторону подросший столбик пепла с наполовину скуренной самокрутки, отчего искры огненным дождём разлетелись вокруг него. Хотя её конвоиры и старались выпускать вдыхаемый ими едкий дым в сторону от девочки, у Алисы вдруг появилось сильное желание чихнуть, которое она не без труда подавила. – Нет, я не про весь фронт, – замотала она головой. – Я про Белоруссию. Немцы от Бреста напрямую ведь на Минск продвигаются, – с горечью в голосе произнесла Алиса. Про вторую стрелу, направленную на город с северо-запада, девочка благоразумно решила промолчать, поскольку никаких доказательств её существования, как и общих масштабов надвигающейся катастрофы, она бы привести не могла, не раскрыв тайну своего присутствия в этом времени. – Ты, дочка, не больно слушай бегунцов-то этих. У страха глаза велики. Где-то может полк вражеский прорвался, а для гражданских он с цельную армию покажется, – положил руку ей на плечо Лукич. – С утра автобус с Вильно (Прим. авт. – в то время так назывался Вильнюс) проезжал, так они такие страхи рассказывали, что если всему верить, то заранее готовиться помирать надо. – Можно не верить, – устало произнесла Алиса, не находя больше аргументов. – Но взаправду немцы на Минск быстро двигаются, и пройдёт всего несколько дней, пока здесь это осознают. Но будет поздно, слишком поздно. И все эти страхи, которые сейчас пока что там, далеко, придут сюда. А я совсем, совсем ничего не могу ни сделать, ни доказать. – Она спрятала лицо в ладонях. – Ну, вот, ещё сырость здесь разведи, – неловко погладил её по голове Лукич. – Ты, дочка, не паникуй раньше времени. Страна у нас большая, и даже если германец проклятый досюда дойдёт, то много дальше ему ещё пятить нашу армию надобно будет. А уж мы его встречать не хлебом-солью будем, – он похлопал свободной рукой по прикладу винтовки. – Нет, я не плáчу, – Алиса отняла от лица ладони. – Я просто должна ещё привыкнуть, к тому, что я могу ненароком принести известия, с которыми нужно обращаться с большой осторожностью и которым никто не верит. – Горячее сердце у тебя, дочка. Оно тебя погубить может, если не сможешь себя образумить вовремя, – словно бы с сочувствием взглянул на неё Лукич. – А сейчас куда вы меня дальше поведёте? В милицию? – с замиранием сердца спросила Алиса. – Делать больше рабоче-крестьянской милиции нечего, кроме как с такими пигалицами языкастыми сейчас разбираться, – беззлобно проворчал на это Пахомыч, тщательно затаптывая остатки самокрутки. – Как маракуешь, командир, что с ней делать? – обратился он к Лукичу. – По пионерской линии надо бы её проработать, да к какому-либо полезному делу приставить, – вставил своё мнение немногословный Адам. – Вот вернусь в Смоленск, обязательно чем-нибудь полезным займусь, – надулась Алиса, не торопившаяся поведать совсем незнакомым ей людям о своём участии в событиях последних двух дней. – А сейчас мне за хлебом надо, а то видите очереди какие, – с непритворным огорчением вспомнила она поручение Михася, между тем внимательно следя из-под ресниц за сосредоточенно докуривающим остатки самокрутки Лукичом. В вышине откуда-то издалека снова приблизился далёкий поначалу, столько раз слышимый за сегодня тяжёлый, заунывный гул, и рабочие подняли головы, ища взглядами его источник. Лукич на секунду отвлёкся от неба и встретился глазами с девочкой. Ни слова не говоря, он сделал шаг, всего лишь один небольшой шаг в сторону. Этого полунамёка Алисе оказалось достаточно, чтобы, не задумываясь более ни на секунду, принять решение. Несколько минут бешеного бега по паутине похожих друг на друга, как близнецы улочек, и у голубятни, над которой кружилась целая стая ослепительно белых птиц, Алиса перешла на шаг, выравнивая дыхание. Погони не ожидалось, но она на всякий случай всё же обернулась, чтобы окончательно удостовериться в её отсутствии, и лишь после этого позволила себе облегчённо выдохнуть. Спустя полтора часа, возвращаясь домой с потяжелевшим вещмешком за спиной, в котором бугрились плотно уложенные несколько кирпичей тёмного хлеба, купленного, конечно, совсем в другой булочной после того, как она, стараясь не привлекать ничьего внимания, честно отстояла ещё одну длиннющую очередь к прилавку, Алиса снова и снова прокручивала в голове произошедшие с ней в ходе выполнения вроде бы такого небольшого поручения события. В очередной раз вспомнив напыщенного Павлушу вместе с его спутницей, девочка с силой пнула подвернувшуюся ей под ногу плоскую металлическую банку из-под леденцов, без дела валявшуюся на земле, и та, встав на ребро, с протестующим жестяным звоном запрыгала по булыжникам мостовой, виляя из стороны в сторону. «Если ляжет вверх крышкой, завтра всё будет хорошо», – загадала Алиса, провожая её взглядом. Банка, ударившись об основание фонарного столба, жалобно звякнула в последний раз, и затихла. Стараясь не ускорять шага, девочка, затаив дыхание, приблизилась к ней. С крышки ей улыбался розовощёкий малыш, держащий в раскрытой ладошке россыпь разноцветных леденцов. Внутренне посмеявшись над своим суеверием, Алиса направилась дальше по направлению к мосту через Свислочь к дому, где ей предстояло провести последнюю ночь в этом городе, который, как казалось, сейчас вслушивался в то, что происходило на его окраинах, снова вздрогнувших ещё от одного бомбового удара. Михась видать здорово переволновался, ожидая Алису, поскольку распахнул дверь, едва девочка успела отнять руку от рукоятки дверного звонка. На последовавшие нетерпеливые расспросы приятеля о причинах её столь долгого отсутствия, Алиса вымучила историю о закончившемся хлебе в булочной, из-за чего ей якобы безрезультатно пришлось обежать ещё несколько. Впрочем, эта версия выглядела достаточно правдоподобной, поскольку по пути Алисе действительно попались несколько закрытых магазинов, окружённых взволнованными не столь удачливыми, как она покупателями, в эмоциональных выражениях обсуждающими перспективы доставки позарез нужных им товаров. О результатах же «боевого похода» самого Михася легко можно было догадаться по его слегка распухшему носу, и явно недавно выстиранной рубашке, вывешенной на просушку за окно. В ответ на осторожный вопрос Алисы, он только недовольно отмахнулся: «Не фарт», и девочка решила не продолжать неприятную ему тему, тем более, что в общих чертах она могла представить себе сценарий развития событий, который вряд ли слишком сильно отличался в деталях от того, который она имела возможность наблюдать сегодня у булочной. Видимо спасаясь от новых вопросов, Михась быстро скрылся у себя в комнате. Мысленно посочувствовав приятелю, и решив не мешать ему самостоятельно обдумывать планы новых набеговых операций, Алиса первый раз за день получила возможность немножко поваляться на диване, которой и поспешила воспользоваться, плотно прикрыв дверь, и выудив из рюкзачка книжку-компьютер. Вытянув уставшие ноги, она погрузилась в мир информации, не забывая чутко прислушиваться к происходящему снаружи комнаты, дабы не быть застигнутой врасплох. Под мерное тиканье ходиков время текло незаметно, пока она внимательно страница за страницей просматривала описания доступных станций времени. Ужаснувшись при одной только мысли, что она может потерять книжку с бесценными данными, она вновь и вновь листала электронные досье, заучивая наизусть пароли, расположение станций, имена смотрителей и прочие полезные детали. Вспомнив о том, какие трудности у неё возникли с простым вопросом Марийки, Алиса внимательно изучила план Смоленска, – своего «родного города». К сожалению, его описание давалось весьма поверхностно, на уровне путеводителя. Поэтому, поразмыслив, Алиса пришла к выводу, что вскоре после отъезда ей следует изменить легенду, переместив в ней место своего жительства в Минск. За эти два дня она изучила этот город гораздо лучше, нежели виртуальный Смоленск. Последнее обстоятельство давало ей немалые преимущества, если кто вздумает впоследствии устроить ей какую-либо проверку. Судя по приводимому описанию, местоположение Смоленской станции отличалось от аналогичных, станций в других местах. Алиса полагала, что машину времени удобно прятать в частном доме, а здесь на прилагаемой фотографии виднелся длинный многоквартирный трёхэтажный кирпичный дом. Девочка пребывала в некоторых раздумьях, где в таком можно разместить довольно громоздкую кабину, да ещё и обеспечить её энергией, не привлекая внимания излишне любопытствующих соседей. Решив, что внятный ответ она сможет получить только в самом Смоленске, Алиса сладко потянулась, и выключила книгу. С четверть часа она просто расслабленно лежала, прикрыв глаза, и стараясь ни о чём не думать, когда хлопнула дверь соседней комнаты и, судя по донёсшимся из коридора звукам, мальчишка прошлёпал на кухню. Слыша, как Михась гремит кастрюлями, мысли Алисы приобрели вполне определённую направленность, подкреплённую урчанием в животе, и девочка поспешила составить компанию своему приятелю. Через какое-то время на кухне кипели самые деятельные приготовления к ужину. Михась, склонившись над ведром, сосредоточенно чистил проросшую сморщенную картошку, не забывая ворчать, что эта прошлогодняя бульба на своих длинных «ногах» сможет с лёгкостью обскакать кавалерию. Алиса же взяла на себя конструирование салата из имеющихся в наличии остатков сваренной ещё утром картошки, солёных грибов, лука и квашеной капусты. Добавив туда немного уксуса, девочка как раз собиралась заправить его маслом, прикидывая, насколько изменился бы вкус блюда, будь у неё под руками петеяровое масло вместо подсолнечного, когда раздался звук проворачивающегося в замке ключа. Припозднившаяся с работы Светлана, сразу же включилась в кухонные хлопоты, и спустя несколько минут на примусе весело шкворчала большая сковородка с поджаривающейся румяной картошкой, количество которой, впрочем, по сравнению с целым холмом очисток в ведре выглядело весьма незначительным. На последнее обстоятельство хозяйка не преминула слегка попенять Михасю, который в свою очередь ловко ушёл от обвинений, пообещав осенью компенсировать все потери с лихвой за счёт будущего урожая, из-за которого сегодня во многом и завязались памятные события. С этого момента разговор плавно перешёл на обсуждение дневных происшествий. Алиса вновь как будто ощутила тягучесть медленно расступающегося перед ней загустевшего воздуха, и то мгновенное ощущение беспомощности, которое она испытала в полёте, понимая, что не успевает отвести пистолет лётчика. При мысли об оружии, девочка бросила внимательный взгляд на Михася, и исподтишка большим и указательным пальцами изобразила выстрел из пистолета. «Где?» – одними губами спросила она мальчишку, который чрезвычайно смутившись, сопровождаемый укоризненным взглядом Светланы, немедленно нырнул под стол, за якобы нечаянно уроненной вилкой. «Занычил-таки стрелялку», – с уверенностью констатировала девочка, ещё не зная, как отнестись к такому поступку приятеля. С одной стороны налицо была кража вещественного доказательства, а с другой в свете неминуемого оставления Минска – ещё неизвестно, может это оружие пригодится для каких-то благих целей. Поэтому, неодобрительно покачав головой, отчего бедный Михась поник, и умоляюще взглянул на Алису, девочка решила пока ничего не говорить Светлане, которая, впрочем, казалось, не заметила их короткой пантомимы. – Сводку передавали? – обратилась женщина к Михасю, потерев виски указательными пальцами. – Да, – кивнул головой тот. – Брест оставлен, – он кинул выразительный взгляд на Алису. Той сразу же вспомнилась синеглазая Марийка, и её тихий голос: «В той стороне всё дымом заволокло. Я видела. А папа там…». – А про крепость ничего не говорили? – Алисе казалось, что про упорную оборону гарнизона должны были обязательно упомянуть. – Ничего, – Михась огорчённо развёл руками. – Ещё сообщили, что оставили Ломжу и Кольно (Прим. авт. - Населённые пункты в Белостокской области, входившей в состав Советского Союза в 1941 году. После войны область была передана Польше). И совсем ничего про наступление. Только про триста уничтоженных немецких танков под Шауляем и пять тысяч пленных. – Может контрнаступление готовят? – В поисках поддержки своих предположений Михась глянул на девочку, но та молчала, сосредоточено ковыряясь в своей тарелке. – Слухи разные ходят, – Светлана встала, чтобы снять с примуса закипевший чайник. – Сегодня я чего только не наслушалась, – зябко поёжилась Алиса, вспомнив свой поход за хлебом. – Да, ещё сказали, что у нас в районе Минска немецкий самолёт посадили на аэродроме. Тёть Свет, не слышали про это? – мальчишка вопросительно взглянул на Светлану. – Нет, Михась, – отрицательно покачала головой женщина и обратилась к Алисе. – Ты, кстати, продумала, что возьмёшь завтра с собой? – Да у меня вещей-то совсем немного. Собирать почти нечего, – ответила девочка. – А из продуктов? – уточнила Светлана, разливая дымящийся чай в кружки. – Алиса сегодня «Чатку» купила зачем-то, – давясь, сообщил Михась, изобразив приступ тошноты. – И зачем она тебе? – искренне удивилась Светлана. – Лучше бы сухарей взяла. Они лёгкие, не то, что эта гадость, – она сморщила нос. – Сухари больше по объёму, а у меня вон, рюкзак и так набит доверху, – не согласилась Алиса. – Да и ехать-то до Смоленска не долго. Обойдусь как-нибудь консервами и хлебом. Пара буханок вместе с имеющимся в наличии запасом консервов, по её представлениям, не дали бы ей умереть с голоду минимум в течение нескольких дней, а при разумной экономии и больше. – Ну, как знаешь. Едешь на день, бери хлеба на неделю. Слыхала такую поговорку? – не одобрила хозяйка такой, по её мнению, легкомысленный подход девочки. – Я всё равно много тяжестей не утащу, – решила зайти с другой стороны Алиса, всерьёз опасавшаяся, что на неё для её же блага нагрузят чересчур много поклажи. После такого признания ей пришлось рассказать про ушибленную спину, и не на шутку обеспокоенная Светлана в итоге утащила её в комнату ставить какие-то уксусные примочки. Алиса попробовала заикнуться, что ещё не погладила выстиранную с утра, и давно успевшую высохнуть одежду, которую Михась успел снять с просушки. Но Светлана пообещала сделать всё сама, чему девочка, не желая признаться себе, втайне порадовалась, несколько опасаясь встречи ещё с одним бытовым агрегатом прошлого, который мог таить в себе неожиданные сложности в освоении, что могло привести к весьма печальным последствиям для её одёжки. Лёжа ничком на диване, и наблюдая, как постепенно сгущаются тени в углах комнаты, Алиса ещё какое-то время пыталась вслушиваться в разговор Светланы и Михася на кухне, которые обсуждали сегодняшние покупки, нужно или нет возвращать его сестрёнку из санатория, или там ей будет безопаснее; и не следует ли прежде чем принимать решение дождаться возвращения его матери, и какие-то другие, наверное, очень важные темы. Но постепенно звуки отдалялись, и девочка сама не заметила, как крепко заснула, уткнувшись носом в мягкий валик уютного дивана. Она не слышала, как тихонько, не зажигая света, вошла Светлана. Как сняла с её спины не нужный уже компресс и, подложив под голову подушку, и прикрыв пледом, несколько минут стояла, всматриваясь в слабо белеющее в наступившей темноте лицо спящей девочки. Алиса спала. Завтра ей предстоял самый трудный и ответственный день в её путешествии, который должен был определить её дальнейшую судьбу.Глава 9. С небес на землю
5 декабря 2014 г. в 18:56
"…Впервые скачет Время напрямую – не по кругу,
Обещанное «завтра» будет горьким и хмельным.
Легко скакать, врага видать,
И друга тоже – благодать!
Судьба летит по лугу!"
В. С. Высоцкий
Утро началось для Алисы громким воробьиным чириканьем из открытого окна. Протерев глаза, она с улыбкой некоторое время следила за шумным птичьим семейством, что-то не поделившим на подоконнике. Девочка сделала неосторожное движение, и испуганные птахи резко сорвались с места, мигом растаяв в прозрачном воздухе.
Судя по звукам, доносившимся с кухни, Светлана уже вовсю хлопотала там. Открыв настежь все окна, Алиса занялась гимнастикой, радостно ощущая вернувшуюся лёгкость движений. От вчерашней усталости не осталось и следа. Возвратившись домой за полночь, у неё ещё хватило сил, чтобы наскоро поужинать давно остывшей картошкой, но едва коснувшись щекой подушки, она провалилась в сон, оставив Михася отдуваться перед Светланой за все их приключения.
Закончив с зарядкой, девочка начала прикидывать, что бы одеть сегодня. Собственно, её гардероб, в силу обстоятельств, не отличался большим богатством выбора. Алиса критически осмотрела свою одёжку и заключила, что трёхдневные приключения не прошли для той даром. Пока имелась возможность, до отъезда требовалось привести всё в порядок. Решив серьёзно заняться этим сразу после завтрака, она открыла сменный комплект, и принялась за примерку. Некоторое время Алиса колебалась, выбирая между тёмными летними шортами и лёгкой плиссированной юбочкой. В результате нелёгкой внутренней борьбы, победа осталась за юбкой. С тёмно-синей блузкой подобных сложностей не возникло по причине отсутствия какой-либо альтернативы. Девочка покрутилась перед зеркалом, и нашла, по нынешней ситуации такой наряд вполне подходящим.
Тем временем Светлана на полную громкость выкрутила радио на кухне, и девочка поспешила пройти туда, чтобы не пропустить новости. Вчера вечером последние известия послушать не удалось, и сегодня она надеялась наверстать упущенное. В коридоре она столкнулась с Михасём у которого, видимо, возник схожий интерес.
Передавали вчерашнюю сводку. Алиса внимательно вслушивалась в отливающий металлом голос диктора: «…После ожесточённых боёв противник был отбит с большими потерями. Только в Гродненском и Кристынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов…»
«Как же так?», – озадаченно вглядывалась в чёрный круг репродуктора Алиса, как будто тот мог ответить на её вопросы. «Незначительные тактические успехи» о которых говорил диктор, и всплывшая в её памяти схема из компьютера с двумя толстыми стрелами, упиравшимися в Минск своими остриями, никак не вязались друг с другом.
Диктор, тем временем, продолжал: «…Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населённых пунктов, но всюду встретила решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито шестьдесят пять самолётов противника».
Сводка закончилась, и Михась повернул к ней сияющее лицо:
– Ты слышала! Шестьдесят пять сбили только в первый день! Если так пойдёт, то скоро у Гитлера авиации не останется!
Но Алиса не разделяла его восторгов.
– Михась, я боюсь ситуация намного тревожнее, чем говорит сводка, – осторожно сказала Алиса. – Сейчас ещё многое не ясно. Наверное, следует быть готовым ко всяким неожиданностям. – Она не хотела прямо говорить, что остаётся меньше недели до того, как немцы войдут сюда. Девочка чувствовала, что Михась ей просто не поверит.
– Думаю, что Алиса права, – произнесла Светлана, которая до сих пор тихо сидела у стола. Лишь пальцы, нервно теребившие белый фартук выдавали её волнение. – Это не будет лёгкой прогулкой.
– Вот увидите, через неделю – другую мы возьмём Кёнигсберг! А там и до Берлина недалеко! – не мог успокоиться парнишка.
– Далеко, Михась, ещё очень далеко до Берлина, – негромко сказала Алиса. Ей не хотелось дальше развивать эту тему, ибо в упрямстве своего приятеля за последние дни она успела убедиться. Да и не могла она ему предъявить никаких весомых доказательств. Не показывать же ему, в самом деле, компьютерную базу.
Как бы в подтверждение её правоты радио, прервав начавшиеся было передачи, вновь передало сигнал воздушной тревоги, и призывы спускаться в подвалы и бомбоубежища.
В ответ на вопросительный взгляд Алисы Михась лишь отрицательно покачал головой.
– Ладно, дети, давайте быстро умываться и завтракать! Мне, между прочим, ещё на работу идти, – женщина тоже сделала вид, что этот сигнал её не очень встревожил. А может она, как и Алиса полагала, что тревога всего лишь учебная.
За завтраком, Светлана сказала, обращаясь к Михасю:
– Вчера вечером тётя Вера забегала. Просила с утра приехать, с огородом помочь, им со Славиком тяжело одним. Заедешь к ней на Сторожёвку? – Она бросила короткий взгляд на Алису. – Обещала осенью бульбы отсыпать за помощь. Да и нам надо бы запастись самым необходимым. Вот, я вчера выписала, что нужно, – она протянула ему листок бумаги в уже знакомую Алисе косую линейку, исписанный мелким почерком. – Деньги я дам, ты посмотри, сколько на вас с тётей Ниной и Иришкой брать ещё. – Алиса не сразу вспомнила, что тётя Нина, это мама Михася, которая сейчас пребывала в каких-то Чашниках, а Иришка, – видимо, сестрёнка, которую он мельком упомянул.
– Хорошо, – коротко согласился Михась, внимательно изучая список, и пояснил сосредоточенно ковырявшей вилкой в миске девочке: – тётя Вера, это мамина подруга, она сейчас вместе с тётей Светой работает. – А как я дотащу-то весь этот склад? Тут же килограмм на пятьдесят, – прикинув в уме, обеспокоенно обернулся он к Светлане.
– Я могу помочь, – тихо сказала Алиса после небольшой паузы.
В ней боролись противоречивые чувства. С одной стороны, она знала, что если Светлане с Михасём придётся уходить из города, то все эти припасы окажутся для них потерянными, но с другой стороны, они могут спасти им жизнь, если они по каким-то причинам не смогут покинуть Минск до его оставления нашими войсками. Взвесив все за и против, Алиса решила, что сейчас не время активно вмешиваться.
– Спасибо, – Михась благодарно взглянул на девочку.
– Возможно, что-то из продажи успеет пропасть, – покачала головой Светлана. – Сейчас спекулянты возьмутся за дело. Хорошо бы поторопиться с закупками.
– Только мне ещё нужно немножко прежнюю одежду в порядок привести, а то у меня только эта осталась. – Алиса смущённо коснулась рукой своей блузки.
– Хозяйствуй тогда здесь, – Светлана обвела кухню рукой. Стиральная доска в шкафчике, утюг там же. – Она показала девочке на один из покрашенных белой краской деревянных шкафчиков,. – Михась, помоги Алисе, а то к этому агрегату особый подход нужен, кивнув в сторону примуса, – попросила она мальчишку, который согласно кивнул в ответ.
– Тогда я сейчас за керосином сгоняю, потом на Сторожёвку заедем до обеда покопаемся, пока не очень жарко, а потом до вечера с закупками управимся, – изложил свой план на сегодня Михась, когда за Светланой захлопнулась дверь.
– Давай так, – согласилась с ним Алиса, которой хотелось заснять повседневную жизнь города, который только-только переходил на военное положение.
Михась помог девочке снять со стены прихожей большой тяжёлый таз и раскочегарил примус, после чего, громыхая пустыми бидонами, исчез за дверью, пообещав вернуться через полчасика.
Пользуясь тем, что осталась одна, Алиса, согрев воду, сначала ополоснулась сама, и только затем приступила к стирке. Со стиральной доской мучений оказалось гораздо меньше, чем с той вчерашней допотопной перьевой ручкой, но всё равно, Алисе потребовалось немало усилий, чтобы достичь относительно приёмлемого результата.
Ни через полчаса, ни через час Михась не вернулся. Когда девочка, развесив свежевыстиранное бельё, вытирала тряпкой мокрый пол, наконец, хлопнула входная дверь, и вошёл её приятель в самом скверном расположении духа.
– Очередь, как на приём к товарищу Ворошилову, – осторожно ставя полные бидоны на пол возле кухонной двери, недовольно пробурчал он. – Столько времени зря убил! – Ты скоро? – обратился он к Алисе, которая, распрямившись, всё ещё сжимала в руках мокрую тряпку.
– Да совсем чуть-чуть осталось, – ответила она, смахивая пот со лба.
– Давай, тогда заканчивай, да поедем на Сторожёвку, пока не жарко ещё.
– А это далеко? – Алиса не имела никакого понятия, куда им предстоит добираться.
– Да на трамвае сначала, а потом ещё пешедралом, – пояснил Михась. – Я сейчас мешок захвачу и внизу тебя подожду. Дверь просто захлопни, у меня ключ есть.
Когда закончив приборку, Алиса вышла во двор, Михась о чём-то беседовал с Лёвкой, стоя у арки.
– Лёвка, привет! – обрадовалась ему девочка. – Тебе сильно вчера влетело?
– Немножко-таки да. Бабушка от этой стрельбы переволновалась сильно. Полагала, что без меня не обошлось, – поморщился Лёвка. Воспоминания о недавних событиях у него заканчивались, очевидно, не на радостной ноте.
– Ну, ничего, – успокоил его Михась, – зато сегодня в очереди только и разговоры, что о наших диверсантах. Болтали, – их там пятерых взяли, и ещё троих убили, – он не удержался и хихикнул в сторону.
Алисе сразу же вспомнились вчерашние тётушки у подъезда. Вот уж у кого имелись способности переврать всё на свете. Ничего удивительного, что количество диверсантов в молве умножилось в несколько раз.
– Я сегодня хотел к той квартире подобраться, да Митяй шуганул, – пожаловался Лёвка. – Только дверь сорванную успел приметить, а больше ничего интересного, – он разочарованно шмыгнул носом.
– А ты думал, они там пушку забыли в углу? – насмешливо поддразнил его Михась, настроение которого явно улучшилось.
– А хорошо бы, – подхватил, было, его шуточный тон Лёвка, но сразу посерьёзнев, повернулся к Алисе: – Интересно, удалось всё же вчера остальных задержать?
– Не знаю, – девочка пожала плечами. – На их месте я, наверное, хорошенько спряталась бы, и попробовала как можно скорее заполучить новую взрывчатку вместо той, что у них нашли в квартире.
– Слу-ушай, – протянул Михась. – Я всё думал, чего не хватает в их цепочке, и только сейчас понял! – Он окинул победным взглядом друзей. – Радиста не хватает, вот!
– А как же ракетчик? – прищурившись, взглянула на него Алиса. – Кто мне вчера доказывал преимущества ракет?
– Ракетчики, это когда нужно прямо над целью сигнал подать, – отмахнулся мальчишка. – А рация, – для передачи шпионской информации. – И тогда четвёртый, скорее всего радист, и они пошли его встречать! Тогда получается такой расклад, что Семён Дмитриевич, – командир всей группы; хозяин чемоданчика – сигнальщик-ракетчик; те двое «милиционеров» – просто рядовые шпионы, или заодно и подрывники, а четвёртый, тот, что меня обнаружил, – радист! – рассуждал Михась, активно жестикулируя.
– А не много втроём-то встречать одного? – недоверчиво спросил Лёвка.
– Может он им как воздух был нужен, вот и не хотели рисковать. Эх, жалко, ничего расслышать я не успел, что они говорили, – сокрушённо выдохнул Михась. – Ну, ещё встретимся, – он погрозил кулаком воображаемым диверсантам.
– Лёва, ты будешь иметь совесть помочь бабушке донести тяжёлые сумки? – сзади раздался знакомый Алисе голос, и обернувшаяся девочка увидела появившуюся в проёме арки Лёвкину бабушку, сгибающуюся под тяжестью множества сумок и кошёлок.
– Давай, нам тоже пора, – Михась тоже вспомнил про объёмистый список сегодняшних дел.
Попрощавшись с друзьями, Лёвка обречённо поплёлся домой, вместе с продолжающей на ходу что-то ему выговаривать бабушкой, а ребята вышли со двора на оживлённую улицу, и остановились на трамвайной остановке.
Трамвай почему-то долго не шёл, и девочка, коротая медленно ползущее время, рассеянно рассматривала поток прохожих, который заметно изменился по сравнению с предыдущими днями. Среди обычного разношёрстного люда по противоположной стороне улицы вниз в сторону площади Свободы попадалось довольно много молодых парней, с чемоданчиками, сумками и узелками в руках. Они шли и шли, иногда в одиночку, иногда целыми группками, состоящими из нескольких человек.
Алисе особенно запомнился совсем молоденький паренёк в белой косоворотке, с вещмешком за плечами, рядом с которым семенила пожилая женщина в тёмном платке. Она, стараясь забежать вперёд, что-то пыталась втолковать парню, а тот только отмахивался, кидая смущённые взгляды на других прохожих. Девочка долго провожала глазами эту пару, пока они не скрылись из виду. Проследив за направлением её взгляда, Михась, переминавшийся рядом с ноги на ногу, пояснил: «В военкомат идут. Мобилизацию объявили».
Приятель ещё что-то продолжал говорить над ухом Алисы, пока та внимательно, словно пытаясь не пропустить что-то важное, всматривалась в вереницу таких разных, но одновременно чем-то неуловимо похожих молодых и не очень молодых людей. Сердце у неё сжималось от осознания того, что большинству из них влившись в свои части всего через несколько дней и ночей предстояло испытать всю тяжесть вражеских ударов на полях сражений. И совсем немногие из тех мобилизованных, что сейчас в этот самый момент проходят напротив неё, смогут вернуться обратно, в родные дома, над крышами которых в свою очередь предстояло пронестись порывам огненного военного шторма.
Прошло довольно много времени, прежде чем ребятам удалось втиснуться в переполненный прицепной вагон, который немилосердно кидало в разные стороны, так, что Алисе пришлось вцепиться в поручень обеими руками, чтобы хоть как-то удерживать равновесие. Впрочем, вскоре трамвай надолго остановился на перекрёстке, пропуская воинскую колонну. С боковой улицы один за другим выскакивали защитного цвета грузовики, с бортами, утыканными свежесрезанными ветками, внутри которых виднелись плотные ряды сидящих солдат с длинными винтовками в руках.
Наконец, последняя машина, завывая мотором, и переваливаясь на неровностях булыжной мостовой, пронеслась мимо вагона, к стёклам которого прильнули ребята, провожая взглядом колонну. Трамвай, дёрнулся, и, словно извиняясь за задержку, быстро покатил дальше, оглашая улицу звонками.
Сойдя на остановке невдалеке от больницы, ребята в поисках дома тёти Веры свернули на тихую улочку, притулившуюся у небольшого, старого заросшего деревьями кладбища совсем недалеко от Комсомольского озера. Алисе даже припомнилось, что она вчера даже вроде бы проходила неподалёку, следуя за агентом.
Нужный им дом почти ничем не отличался от расположенных рядом своих собратьев. Пройдя во двор сквозь хлипкую калитку, они постучали в потемневшую от времени дверь. В ответ изнутри незамедлительно раздался заливистый собачий лай. Звонкий мальчишеский голос прикрикнул на пса: «Тихо, Пират!». Через несколько мгновений в проёме распахнувшейся двери перед ребятами предстал белобрысый пацанёнок лет девяти в майке с перекрученной на плече лямкой. Вслед за ним попробовал сунуться небольшой слегка повизгивающий рыжий пёсик, втягивающий любопытным влажным носом воздух.
Мальчишка босой ногой отодвинул собаку обратно в дом, и с интересом оглядел гостей.
– Чего надо? – деловито подтянув штаны, поинтересовался он, принимая серьёзный вид.
– На сельхозработы помощь прибыла, – произнёс Михась, в свою очередь, с интересом изучая хозяина. – Ты ведь Славик, тёти Верин сын? – спросил он.
– Ну, – утвердительно шмыгнул носом тот. – А пароль скажете?
– Пароль, – не удержалась девочка, прячась за спиной Михася, и фыркая украдкой в кулак.
– Мы от тёти Светы, – Михась обернувшись, шутливо погрозил Алисе пальцем.
– Ладно, проходите, – примирительным тоном произнёс Славик, жестом приглашая их войти. «Видимо пароль был правильный», – весело подумала девочка про себя. – Снедать будете? – тоном радушного хозяина спросил он гостей.
– Да мы завтракали не так давно. Да и на сытый желудок какая работа, – вежливо отклонил Михась приглашение, переглянувшись с Алисой. – Нам бы с делами управиться побыстрее, а то ещё много всего, – он нетерпеливо повёл плечами.
– И то верно. Ладно, давайте, там мама сказала, – надо бульбу окучивать. – Славик махнул рукой в сторону окна.
Вооружившись необходимым инвентарём, ребята прошли на огород, который, как в деревне располагался прямо за домом, и включились в нехитрую работу, в которой даже Славик помогал им по мере своих сил. Когда оставалось обработать совсем немного кустов картошки, и Алиса, выпрямилась, чтобы ненадолго передохнуть, откуда-то с улицы донёсся далёкий вой сирены воздушной тревоги. Девочка вопросительно взглянула на приятеля.
– Ничего страшного, вчера так же выла не раз, – упреждая Михася затараторил Славик. – А потом смотрим, летит самолёт. Чёрный. И гудит. У-у-у. – Раскинув руки вроде крыльев, он попытался изобразить басовитый звук мотора. – А потом тр-р-рах, и он в озеро булькнул! – Славик изогнулся, демонстрируя резкий крен самолёта, и треснулся плечом о хлипкий плетень, отчего тот зашатался.
– Осторожней, а то забор свой свалишь! – Михась укоризненно взглянул на потирающего ушибленное плечо мальчишку, и обернулся к Алисе: – Сегодня в очереди тоже такое говорили. Не соврали, значит! Сбили одного подлеца! – его глаза на миг торжествующе сверкнули.
Но девочку встревожил сам факт того, что, по крайней мере, одна вчерашняя тревога оказалась не учебной, как она думала, и как успокаивал её милейший Григорий Поликарпович. За одним сбитым самолётом, по-видимому, разведчиком, могут прилететь и другие, более многочисленные. «Может всё-таки попробовать сегодня проникнуть на станцию времени?» – задала она себе оставшийся без ответа вопрос.
От дальнейших размышлений её отвлёк низкий отдалённый гул в небе. Кинув взгляд вверх, девочка увидела ряд чёрных точек, плывущих в голубизне неба. Они медленно приближались, и через несколько минут Алиса отчётливо различила девятку самолётов, неторопливо и даже нахально разворачивающуюся в небе над городом.
Ребята, побросав мотыги, внимательно следили за летящими, как будто связанными незримой нитью самолётами. Вскоре земля еле заметно вздрогнула, и издалека донёсся приглушённый расстоянием грохот.
– Отбомбились, гады! – с досадой сплюнул Михась, и, прикрыв от солнца глаза вновь весь обратился во внимание.
Самолёты развернулись и так же неторопливо, не ломая строя, поплыли назад. Откуда-то из-за облаков внезапно вынырнули несколько быстрых маленьких короткокрылых чёрточек.
– Наши ястребки! – радостно выдохнул Славик, взгромоздившись на шаткий плетень, чтобы лучше видеть детали воздушного боя.
Истребители промелькнули за строем вражеских самолётов, и последний в строю бомбардировщик выпустил густой чёрный шлейф дыма почти над ребятами, потом перевернулся на спину, и, вращаясь вокруг своей оси, со всё усиливающимся рёвом быстро пошёл к земле, раскидывая вокруг себя огненные брызги искр. Алиса испугалась, что он сейчас упадёт прямо на них, но к счастью самолёт врезался в землю где-то дальше за Свислочью, громыхнув напоследок всеми своими металлическими потрохами.
– Ура-а-а! – закричал Славик, неистово размахивая сдёрнутой с головы кепкой.
Со стороны улицы тоже послышались радостные возгласы, и даже нестройные аплодисменты.
– Смотрите, смотрите же! – крикнул, прерывая восторги мальчишки, Михась.
Алиса перевела взгляд в сторону, куда указывал её приятель. В небе виднелись несколько медленно снижающихся белоснежных парашютов.
– Десант! – завопил Славик, кубарем скатываясь с плетня.
– Какой тебе десант! – осадил того Михась. – Не видишь что ли, лётчики это со сбитого бомбардировщика выбросились. – Он продолжал внимательно вглядываться в небо.
Два парашюта сносило прямо к ним. Под куполами чернели висящие на длинных стропах маленькие фигурки лётчиков. Один из парашютистов мелькнул совсем низко над крышей дома.
«Он же сейчас прямо сюда приземлится!» – со страхом подумала девочка, но порыв ветра подхватил его и потащил дальше к реке. Славик сорвался с места, подняв кучу пыли босыми пятками, птицей перемахнул через плетень, и помчался в направлении, куда сносило лётчика. Алиса стартовала второй. Одним махом преодолев то же препятствие, она успела увидеть, как мальчишка заворачивает за угол. «Стой, шальной!» – крикнула она, и рванула следом за ним, слыша за собой треск многострадальной изгороди, которая, похоже, всё-таки не пережила прыжка последовавшего за ней Михася.
Алиса потеряла Славика из виду, и теперь, тоже бежала к месту, где по её прикидкам должен был приземлиться фашист. Лётчика снесло в один из огородов у самой реки, и девочка ещё издалека увидела, как тот, стоя спиной к ней у самого плетня, сейчас лихорадочно отстёгивает лямки парашюта. Краем глаза, она заметила появившегося в проёме открывшейся двери ближайшего дома удивлённого хозяина – крепкого сивоусого мужчину лет сорока.
– Фашист, сдавайся! – донёсся до неё звонкий голос мальчишки, перемахнувшего через изгородь метрах в тридцати от неё с другой стороны огорода. Одновременно в калитку вбежали ещё несколько человек.
Лётчик, успевший справиться с лямками, оглянулся на этот крик, и полез в карман. Алиса, предчувствуя беду, поднажала изо всех сил. Время резко затормозило свой бег. Она увидела, как медленно-медленно немец достаёт руку с зажатым в ней чем-то маленьким и блестящим. Воздух сразу как будто превратился в кисель, тягуче струившийся вокруг. Ещё пять, четыре, три метра… «Нет, не успею!!!» – промелькнуло в мозгу, за миг до того, как пролетев над плетнём в высоком прыжке, она повисла на руке фашиста почти одновременно с оглушившим её выстрелом.
Ошёломлённый внезапной атакой лётчик, изо всех сил пытался стряхнуть с руки с пистолетом мёртвой хваткой вцепившуюся в неё Алису. В какой-то момент ему почти удалось сделать это, когда откуда-то сзади налетел немного приотставший Михась, который в свою очередь повис на спине фашиста. Совсем близко девочка увидела покрасневшее лицо немца со слипшейся прядью светлых волос на мокром лбу, его выпученные безумные глаза, и, не задумываясь, вцепилась ногтями прямо в эту потную физиономию. Лётчик хрипло заорал, и с силой отбросил её в сторону. Вылетевший из его руки пистолет глухо шлёпнулся на землю где-то между грядок.
Пролетев пару метров, Алиса больно ударилась о плетень спиной, чуть не пробив его, и несколько секунд беспомощно сидела, жадно хватая ртом воздух. В ушах стоял лёгкий звон. Как в тумане, она наблюдала, как вбежавшие в огород люди в спешке выдёргивают колья из плетня, а хозяин, держащий на весу длинные вилы, угрожающе надвигается на фашиста с залитым кровью лицом, который, освободившись также и от Михася, затравленно озирается, и, наконец, нехотя поднимает вверх руки.
Взгляд Алисы выхватил Славика, который прижимая руку к вытянутой ноге, сидел почти на том самом месте, где застал его выстрел. Грязной ладошкой другой руки он размазывал по лицу слёзы. Обрадованная тем, что этот сорванец жив, девочка, опираясь о плетень, поднялась, и направилась к нему. Наклонившись, Алиса увидела, что разорванная пулей штанина у мальчишки успела промокнуть от крови, и она стала растерянно озираться, в поисках подходящего перевязочного материала, примериваясь к пузырящемуся неподалёку белому шёлку купола парашюта. Откуда-то сбоку к ним подскочила молоденькая девушка, по-видимому из того же, стоявшего в десятке метров от них дома, и вдвоём они оттащили всё ещё всхлипывающего Славика к крыльцу. Хозяйка, видевшая в окно, как развивались события, – плотно сбитая круглолицая женщина, с лучистыми морщинками в углах глаз, приняла у них мальчишку, и, костеря фашистов, быстро унесла его в дом. На робкую попытку Алисы помочь, она только сердито цыкнула на девочку.
– Мама всю Гражданскую санитаркой прошла, – успокоила Алису девушка, когда дверь захлопнулась перед ними.
Тем временем пленному приходилось туго. Разгневанные жители окружили его, осыпая руганью. Кто-то успел огреть немца по плечу длинной жердью. Прижатый к плетню окровавленный лётчик, безуспешно прикрывался руками от тычков и затрещин, сыпавшихся на него с разных сторон. Алиса обрадовалась, увидев рядом с ними невредимого Михася, державшего на всякий случай наготове пистолет, который он успел выудить среди грядок.
Острые вилы в руках сивоусого покачивались уже в опасной близости от комбинезона фашиста, и девочка бросилась к ним.
– Остановитесь, он же безоружный! – перекрывая общий гомон, зазвенел её возмущённый голос.
Как бы отрезвев, люди всё ещё глухо ворча, немного расступились, и Алиса оказалась прямо напротив лётчика. Она взглянула в глаза фашиста. Тот в ответ злобно зыркнул на неё исподлобья, прижимая к щеке ладонь, из-под которой выкатывались алые шарики крови.
– Russische Barbaren,(*49) – пробормотал он достаточно громко, чтобы Алиса услышала.
Её захлестнула волна возмущения. Этот самый, стоявший сейчас перед ней фашист, который несколько минут назад чуть не застрелил на её глазах безоружного мальчишку, ещё смеет обзывать их варварами!
– Schießen Sie einen unbewaffneten Kind – das ist die wahre Barbarei!(*50) – гневно выпалила в ответ Алиса.
На миг в глазах немца вспыхнуло удивление.
– Ich bin ein Gefangener des Krieges, und sollte mit mir behandelt werden,(*51) – надменным тоном ответил он.
На улице раздался резкий сигнал автомобиля. Из затормозившей чёрной легковушки выскочили двое военных в защитных гимнастёрках и синих галифе.
– Что здесь происходит? – твёрдым командирским голосом спросил один из них, подходя к изгороди.
– Таварыш камандзір, фашыста злавілі,(*52) – выступил вперёд сивоусый.
– Та-ак, – протянул второй пассажир легковушки, доставая пистолет.
– Nicht schießen, Kameraden (*53) – залопотал немец, бледнея.
– Давай, морда, двигай в «эмку»(*54), – сказал военный, бросив на него презрительный взгляд, и указывая стволом пистолета на машину. – Про товарищей вспомнил. Гитлер с Герингом тебе товарищи! На одной осине висеть будете!
Лётчик, достал из кармана комбинезона носовой платок, и, приложив его к разодранной щеке, ссутулившись, поплёлся к калитке.
– Ты о чём это с ним балакала? – подошёл к Алисе Михась, который предусмотрительно спрятал пистолет при появлении «эмки».
– Да он нас варварами обозвал! – глядя в сторону немца, которого военные сейчас обыскивали перед машиной, ответила она, всё ещё приходя в себя. – Ну, и я с ним немного поспорила на тему кто из нас больший варвар.
– Неудивительно, после того, как ты его разукрасила за Славика-то, – усмехнулся Михась. Кстати, что с ним? – спохватился он.
– Да в ногу попало, надо бы глянуть что там, – в свою очередь заторопилась Алиса, направляясь к дому.
– Если что серьёзное, мне тётя Вера точно башку открутит, за то, что не усмотрел, – пробормотал Михась, спотыкаясь, поспевая за ней.
Немного робея, они посунулись в дом. Славик уже не плакал. Сидя на никелированной кровати, рядом со знакомой Алисе девушкой, он уплетал краюху хлеба, густо намазанную вареньем. Его перевязанная нога удобно покоилась на заботливо подставленном высоком табурете.
– Заходите, заходите, – вытирая рушником руки, приветствовала в нерешительности топчущихся на пороге ребят хозяйка. – Что ж за соседушкой-то не уследили? – кивая в сторону притихшего Славика, с укоризной обратилась она к ним.
– Да за этим шустриком уследишь, как же, – проворчал Михась. – Как увидал, что немец, чуть трубу хаты не снёс, – у самого крыша-то и слетела. Так рванул галопом за ним, что только пыль столбом.
– Не слетела у меня крыша! – запротестовал мальчонка в ответ.
– А ну цыц, герой, – цыкнула хозяйка на Славика, – А вы кем ему будете-то? Что-то я вас раньше не примечала, – с интересом разглядывая Алису с Михасём, спросила женщина. – Меня можете тётей Фросей звать, – спохватилась она.
– Мы тёте Вере по огороду приехали помочь сегодня, – объяснил Михась.
– Тимуровцы(*55) что ли? – с подозрением поинтересовалась тётя Фрося.
«Это ещё что за звери?», – с опаской подумала Алиса, впервые слыша такое название, вызвавшее у неё ассоциации с древним жестоким правителем.
– Да не-ет, – почему-то смутился её приятель.
– Просто мама им бульбы осенью обещала отсыпать, – выдал их с головой Славик.
– Тебе бы тоже не мешало отсыпать, только не бульбы, а порцию каши, – обернулся Михась к нему. – Берёзовой… – сразу сделал он необходимое уточнение. – Твоё счастье, герой, что раненый. – В ответ мальчишка дерзко показал ему язык.
– Да надо бы ещё противостолбнячный укол сделать, и может пару швов наложить, а так через неделю будет прыгать, зайчишка, – тётя Фрося ласково глянула на мигом притихшего при этих её словах пацанёнка. – Повезло, по касательной его зацепило.
– Не хочу укол, – заныл Славик. – Домой хочу. У меня там Пиратка один остался.
– Дотащим его до больницы? – вопросительно взглянул Михась на девочку.
– На чём? – испытала некоторое замешательство та.
– На закорках доедет, чай не барин в личном экипаже раскатывать, – хохотнул её приятель.
– Я, похоже, спиной всё же крепко треснулась, – смущаясь, призналась Алиса.
В горячке первых минут она не обратила внимания, а теперь спина ощутимо побаливала.
– Мой Микола донесёт, – безапелляционно вмешалась хозяйка. – Ленка, зови отца, а то он теперь до вечера лясы с мужиками точить будет, – обратилась она к девушке, которая скромно притулившись рядом со Славиком, не вступала в разговор.
Вскоре, их небольшая процессия, возглавляемая сивоусым Миколой, который, перекинув через плечо, нёс лёгонького, как пушинка Славика, следовала в сторону больницы. Алиса с горечью убедилась, что заметные издалека бинты мальчишки уже не являлись чем-то исключительным для города. Переходя улицу, им пришлось переждать пока проедут несколько запылённых грузовиков с людьми. Среди них тоже кое-где виднелись посеревшие от пыли повязки.
– Бегут…, – сказал Михась непонятным тоном.
– Наверное, правильно делают, они же гражданские, а не военные, – заступилась Алиса за беженцев.
– Я вось што скажу, хлопцы. Самае страшнае на вайне, гэта паніка (*56), – подал голос мерно шагавший Микола. – Вось у дваццатым годзе, калі мы на Варшаву наступалі, а палякі ў тыл ўдарылі…, (*57) – он слегка помотал головой, отгоняя тяжёлые воспоминания.
Впрочем, ребятам не удалось дослушать, что именно произошло в двадцатом году, поскольку до сих пор спокойно лежавший на плече у Миколы Славик захныкал, снова вспоминая об оставленном пёсике. Видимо приближающаяся встреча с врачебным шприцем ему сейчас казалась намного страшнее всех фашистов вместе взятых.
– Алис, он ведь не успокоится, может, ты тогда пойдёшь, присмотришь за домом и его пиратским гарнизоном заодно? Мы скоро управимся, – обернувшись к Алисе, попросил её Михась.
– Ладно, – чуть подумав, согласилась она.
Девочке не очень хотелось объясняться с мамой Славика. Ведь если бы она тогда не упустила из виду шустрого мальчонку, то ничего бы не случилось, и теперь Алиса упрекала себя в излишней медлительности.
Вернувшись к дому Славика, девочка подёргала закрытую на щеколду дверь. Жизнерадостный лай заскучавшего внутри Пирата показал, что с ним всё в полном порядке, поэтому она сразу прошла в огород, найдя невежливым заходить внутрь в отсутствие хозяев. Брошенный впопыхах ребятами инвентарь так и валялся на земле у поваленного Михасём плетня. Чтобы скоротать время, Алиса попробовала продолжить работу, но вскоре ушибленная спина вновь напомнила о себе, и она присела отдохнуть на тёплые деревянные доски крыльца.
Лёгкий, летучий ветерок, доносил до неё запахи мяты и клевера. У плетня в длинной шелковистой траве с вкраплениями синих искорок васильков деловито трещали невидимые кузнечики. Алиса, прикрыв глаза, на секунду представила, что она просто приехала погостить к бабушке на дачу, и та вот-вот появится в дверях, со словами: «Внученька, солнышко, иди обедать».
Коричневая бабочка-«шоколадница» села девочке на сгиб локтя, и Алиса, склонив голову, с любовью рассматривала чутко подрагивающие бархатные крылышки, пока та осторожно исследовала её руку своими тоненькими усиками-антеннами. «Лети», – шепнула девочка, слегка дунув на бабочку, и провожая её порхающий полёт ласковым взглядом.
Посидев ещё некоторое время, Алиса заставила себя подняться, и вновь принялась за работу, старясь за ней отвлечься от действительности, в которую раз за разом прорывался отдалённый гул моторов. Пару раз, заслышав сигнал сирены, она останавливалась, и внимательно оглядывала небо. Но тонкие чёрные силуэты скользили почти у линии горизонта, и, успокоившись, девочка продолжала сгребать комковатую, сухую землю. Однажды, одиночный двухмоторный самолёт пролетел сравнительно невысоко, оставив за собой заунывный, тягучий звук двигателей, медленно тающий в колышущемся мареве. Несколько раз проносились маленькие чёрточки короткокрылых истребителей, барражирующих над городом. Но им так и не удалось сбить больше никого из поджарых тёмных теней, которые крадучись, как будто принюхиваясь, кружили далеко в небе.
Алиса успела закончить с картошкой, и с крыльца снова пристально вглядывалась в неспокойное небо, когда, наконец, скрипнула несмазанными петлями калитка, и показался Михась. Упреждая вопросы девочки, он вывалил на неё новости:
– Дядька Микола домой ушёл. Ему в вечернюю смену. Славика оставили у тёти Веры в отделении. Врачихи там сразу набежали, охи-ахи всякие там, как водится. Раз пять пришлось пересказывать, как всё произошло.
– Сильно ругали, что мы не уследили? – виновато спросила его Алиса. Хотя Михась сам отправил её назад, она чувствовала неловкость, оставив его одного отдуваться.
– Не без того, – сдержанно ответил парнишка. – Зато тебе просили передать большущее спасибо. Ты же всё-таки помешала фашисту.
Алиса чувствовала, что уши её предательски полыхнули.
– Да ну, – огорчённо махнула она рукой. – Он всё равно попал в Славика. Не успела я. – Она не единожды успела пожалеть, что не выбрала с утра шорты, в которых бежалось бы легче, и может именно этих мгновений ей как раз и не хватило, чтобы отвести руку лётчика.
– Мне так никогда б не прыгнуть, – Михась немного притворно, как показалось девочке, вздохнул. – Видела, как я плетень завалил? – он указал в сторону, где на земле лежала сваленная секция изгороди. – Всё равно, он мог бы ещё кого-нибудь убить, если бы не ты.
– А если бы ты не помог, то всё плохо закончиться могло для меня, – смущённо отвернувшись, сказала Алиса. – Ещё немного и немец бы освободился. Он намного сильнее, чем я.
– Да, здоровый бугай, – согласился с ней Михась, и потёр бок, тоже видимо пострадавший от фашиста.
– Я одного не могу понять. Почему, ну почему вообще этот парашютист начал стрелять? Перед ним же был не солдат, не милиционер, а просто безоружный ребёнок. И немец же приземлился не в лесу, где можно быстро затеряться. В чужом городе, без знания языка, у него не оставалось совершенно никаких шансов уйти! – Алиса требовательно взглянула на приятеля, ожидая ответа.
– Он, наверное, не в себе был после того, как его сбили, – не очень уверенно предположил Михась. – Представляешь, летит себе фашист на задание к нам в глубокий тыл. По пути постоянно зенитки обстреливают, и истребители атакуют. И так несколько часов лёта. А потом, бац, и самолёт горит, и он с небес спускается на землю. Может ему орден обещали за героическую атаку большевистского города. А ему вместо ордена теперь в плен топать всего на второй день войны. Вот он и психанул.
– Может ты и прав…, – недоверчиво произнесла Алиса. – Но как-то не похоже, что их на пути сильно атаковали. Уж больно ровно они летели. – Ей вспомнился слаженный чёткий строй самолётов, спокойно и уверенно плывущий над городом.
– Откуда ты знаешь? – запальчиво возразил ей Михась. – Вдруг шло гораздо больше девятки, а сюда прорвались только мелкие остатки. Видела, как до сих пор одиночки шныряют? А та группа просто может в большем порядка пришла.
Алиса не стала спорить с приятелем. В глазах у неё всё ещё стоял светловолосый немец, медленно-медленно вскидывающий вооружённую руку в направлении беззащитного мальчишки.
Михась в это время подошёл к плетню, и стал пытаться приладить его упавшую часть на место. Девочка встряхнула головой, прогоняя тяжёлые воспоминания, и бросилась помогать приятелю. Вдвоём, за четверть часа им удалось привести изгородь в более-менее устойчивое состояние.
– Теперь бы харчами заправиться не мешало, – обратился Михась к Алисе, удостоверившись, что плетень не рухнет, по крайней мере, до вечера. – А то у меня пузо к хребтине прилипло, – пожаловался он, похлопав себя по впалому животу, который отозвался гулкой пустотой.
Поскольку возражений со стороны Алисы не последовало, то Михась, с большим энтузиазмом облаянный из-за двери Пиратом, запер дом ключом, предусмотрительно выданным ему тётей Верой, и ребята торопясь, направились в сторону больницы, чтобы вернуть его хозяйке.
Через небольшое время они опять тряслись в «гробе с музыкой», как её приятель в сердцах обозвал прицепной вагончик трамвая, и Алиса готова была с ним в этом согласиться, но вспомнив вчерашний кузов грузовика, решила, что в вагоне всё-таки обеспечивался сравнительно сносный комфорт.
Дома они пообедали наскоро разогретой кашей. Когда затем, готовясь к выходу, Михась раскопал где-то в глубинах своей комнаты два потрёпанных вещмешка, Алиса только скептически хмыкнула, оглядывая доставшейся ей древний предмет, выглядевший так, как будто выдержал не одну серьёзную баталию. Однако девочка ничего не сказала, поскольку освобождать даже на время свой рюкзачок от его содержимого, на радость не лишённому чувства любопытства мальчишке, ей тоже не хотелось, и спустя несколько минут, закинув пустые вещмешки себе за плечи, ребята пешком направились в центр города.
За рекой на площади Свободы скопилось множество самого разного народу. Постоянно раздавались пронзительные гудки автомобилей, не без труда пробивавших себе путь через гущу людей и конных повозок. Больше всего это пёстрое сборище напомнило девочке кочевой цыганский табор.
Свернув в боковую улицу к магазину, в окне которого виднелся рекламный плакат, изображающий весёлого вихрастого мальчишку, лакомящегося мороженым, к своему огорчению они наткнулись на длиннющую очередь, которая, не помещаясь в небольшое помещение, выплёскивалась наружу длинным людским шлейфом. Пристроившись в самый конец живой цепочки, спустя четверть часа Алиса приуныла, поняв, что они влипли всерьёз и надолго, ибо продвижение вперёд происходило поистине с черепашьей скоростью. Девочка дёрнула приятеля за рукав:
– Михась, может, пойдём в другой магазин, а?
– Там, наверняка, та же самая картина, – сокрушённо покачал головой её приятель, не двигаясь с места.
Смирившись с неизбежной потерей времени, Алиса непроизвольно стала прислушиваться к разговорам, которые велись внутри очереди. Стоящие перед Алисой две дородные тётки долго обсуждали какую-то Нюрку, которая, надо же, весь год копила на пианино, двадцать первого, наконец-то купила, а вчера, осознав, что осталась без гроша, таки умудрилась его перепродать. По их тону Алиса никак не могла понять, жалеют они незнакомую ей любительницу музыки, или восхищаются её несомненными коммерческими талантами.
Оказалось, что здесь можно узнать множество самых неожиданных новостей. Подошедшие сразу за Алисой с Михасём двое мальчишек в фуражках с эмблемами в виде перекрещённого молотка с гаечным ключом, и буквами «Ж.У.» (*58) на бляхах кожаных ремней, живо обсуждали сегодняшнюю бомбардировку товарной станции, и рассказывали про какие-то десанты вблизи от железной дороги. Поскольку названия населённых пунктов ей ничего не говорили, Алиса так и не поняла, далеко они высадились от города или нет, но судя по уверениям ребят, которые имели к этой дороге какое-то отношение, десанты просуществовали совсем недолго.
Очередь жила своим отдельным обособленным мирком, и Алиса радовалась, что исследователи будущего, несомненно, найдут много интересного в таких вроде бы незначимых, но таких интересных деталях, которые отпечатывались в хранилище данных её камеры, исправно снимавшей всё происходящее вокруг.
С этими мыслями время потекло веселее, но вскоре внимание девочки привлекло появление очередного одинокого самолёта. Он парил высоко в небе, подставляя лучам солнца то кабину, то одно из крыльев. Алиса чуть не рассмеялась, когда всё те же тётушки, что по-прежнему обсуждали многострадальную Нюру, при виде аэроплана зашикали на ребят, призывая их говорить потише. Сунувшемуся со своим мнением Михасю тётки доступно объяснили, что, по их сведениям от надёжных людей, у немцев имелась чуткая аппаратура, установленная на самолётах, предназначенная для прослушивания разговоров на земле, на что тот только презрительно фыркнул, не пытаясь переубедить их.
– А что, с него действительно можно подслушивать? – тронув приятеля за руку, тихонько поинтересовалась Алиса, стараясь представить себе, каким образом можно вообще с самолёта услышать разговоры на большом расстоянии. Кроме узконаправленного лазерного луча ей в голову ничего не приходило, и она теперь вспоминала историю развития лазеров, пытаясь определить, насколько реальной являлась подобная угроза.
– Брехня, – не снисходя до детальных объяснений, коротко ответил ей Михась. – Не этим курицам разбираться в таких сложных устройствах.
Ну, подслушивающая не подслушивающая, а какая-то разведывательная аппаратура на самолёте явно присутствовала. Поскольку сведущий в разных аэропланах Михась не смог ничего сказать Алисе, про эту модель самолёта, то отсюда напрашивался вывод, что это немецкий разведчик. Не сбрасывая бомб, он несколько минут кружил в небе, ослепительно сверкая многочисленными стёклами кабины, и к огромному разочарованию ребят спокойно удалился, быстро растаяв в знойном воздухе.
Тем временем, какой-то мужчина в белом костюме и такой же белой фуражке с полотняным верхом, стоявший чуть позади них, начал в лицах показывать, как артисты МХАТа (*59) каждый раз при воздушной тревоге торопливо сбегают в подвал гостиницы. Пока окружающие искренне покатывались со смеху, глядя, как тот пародирует испуганных столичных знаменитостей, Алиса даже немножко пожалела о том, что не смогла посетить ни одного спектакля. Вот, если бы это было немножко другое время, и нормально действующая станция. Прикрыв глаза, Алиса позволила себе немного помечтать.
Когда у девочки уже стали уставать ноги, ребята, наконец, добрались до прилавка, окружённого со всех сторон разгорячёнными людьми. Светлана оказалась права, и многое из того, что имелось в их списке, отсутствовало на полупустых полках, да и то, что имелось в наличии, выдавалось с ограничениями в одни руки. Алиса не смогла устоять, и под несколько удивлённым взглядом молоденькой замотанной продавщицы в белоснежном халате, командно покрикивающую на периодически вскипающую очередь, купила несколько банок крабов «Чатка», аккуратными пирамидами громоздившихся под плакатом Наркомпищепрома, изображавшим довольную девушку, уплетающую салат, приготовленный из содержимого банки с одноимённой этикеткой. На плакате гордо красовался стихотворный призыв: «Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы». Судя по тому, что гора банок не убывала, несмотря на то, что они продавались без всяких ограничений, усилия рекламной девушки оставались тщетными.
– Бр-р-р, гадость какая, – скривился Михась на «Чатку», которую Алиса собиралась упрятать в свой мешок. – Ты их действительно есть будешь? – поинтересовался он, отбирая у девочки тяжёлые банки, и загружая к ней в мешок продукты полегче.
– Ничего ты не понимаешь во вкуснятине, – парировала Алиса, решившая, что если уж выбирать припасы в дорогу, делая выбор между тушёнкой и крабами, то последние представлялись ей предпочтительнее, да и мясных консервов в «бортпайке» ещё оставалось несколько банок.
– Тушёнка лучше, – с уверенностью заключил Михась, завязывая на узел горловину своего вещмешка.
– Зато крабов можно взять сколько влезет, а твоей тушёнки только по паре банок в руки выдают, – невозмутимо ответила ему Алиса, прикидывая в уме, сколько у неё осталось денег, и не пора ли как-то обналичить свой бережно хранимый в потайном кармашке «золотой запас» перед дальней дорогой, а также сможет ли она со своей спиной завтра унести все припасы.
Ребята вышли обратно на всё столь же оживлённую площадь, где почти ничего не изменилось за время, проведённое ими в очереди. Огибая один из грузовиков, с помятым бампером, припаркованных на самом углу, за которым о чём-то спорила группа кое-как одетых женщин, Алиса встретилась взглядом со своей ровесницей, с тёмными волосами, заплетёнными в две тоненькие косички, заканчивающиеся верёвочными бантиками, стоящей у приоткрытой дверцы кабины. На чумазом личике с остреньким тонким носиком бездонными синими озёрами выделялись глаза, в обрамлении длинных, пушистых ресниц.
Алиса не выдержала, и подошла к машине.
– Девочка, здравствуй. Вы издалека? – немного смущаясь, спросила она.
– И тебе здравствуй, – негромко ответила юная пассажирка, исподлобья окинув Алису изучающим взглядом. – Мы из Бреста. А ты местная будешь? – в свою очередь поинтересовалась она.
– Нет, Алиса тоже издалека, – вмешался Михась. – Только она с востока, из Смоленска. А меня Михасём кличут, я отсюда с «Тройки», вон за рекой, – он махнул рукой в сторону Троицкого предместья.
– А я – Марийка, – представилась девочка.
– Как там на границе? – спросил Михась, снимая с плеча тяжёлый мешок, и ставя его наземь.
– Страшно, – опустила глаза Марийка. – Вчера чуть свет всё вокруг загрохотало ужас как. У нас в квартире все рамы выбило, не знаю, как нас не поранило. Папа сразу к себе в крепость побежал. А мы с мамой, как чуть стихло, к военкомату прибились. Он на соседней с нами улице стоит. Потом нам дяденька лейтенант сказал в грузовик лезть вместе с другими детьми. Только когда из города выехали…, – её голос задрожал. – На нас сразу самолёт напал, и двоих мальчишек сразу насмерть убил, а дяденьку лейтенанта ранил. Все закричали, шофёр остановился, и мы в разные стороны разбежались по полю…, – девочка, шмыгнув носом, замолчала, глядя куда-то вдаль. Ребята тоже молчали, не решаясь ничего сказать. – …А папа так и не вернулся за нами, – наконец прошептала Марийка еле слышно.
– Там бой в крепости тяжёлый идёт. Не мог твой папа никак за вами вернуться, – попробовала утешить её Алиса, которая когда-то слышала об обороне Брестской крепости в самом начале войны. К сожалению, больше ничего добавить она не могла.
В глубине души девочка испытала ещё одно потрясение. Сегодняшний немецкий лётчик и тот, который атаковал машину Марийки, оба видели, кто находился перед ними. Ей никак не удавалось понять причин такой необъяснимой жестокости, направленной против невооружённых гражданских людей, которые не могли оказать никакого сопротивления.
– Да, тяжёлый бой, – эхом отозвалась Марийка. – В той стороне всё дымом заволокло. Я видела. А папа там… – она вновь замолчала.
– А до Минска-то как вам добраться удалось? – прервав образовавшуюся неловкую паузу, спросил внимательно слушавший её рассказ Михась.
– Фашист машине мотор сильно повредил, и мы только к вечеру еле-еле доплелись до Картуз-Берёзы (*60). Нас с мамой на другой грузовик пересадили, и вот мы здесь, – лаконично пояснила Марийка.
– А у нас над Сторожёвкой сегодня немецкий самолёт сбили. И лётчика в плен взяли, – не преминул похвастаться Михась.
Алиса незаметно толкнула мальчишку локтем. Ещё не хватало, чтобы он рассказывал и про её участие в сегодняшних событиях.
– Правда? – оживилась Марийка. – Мы когда дяденьки военные мотор чинили, тоже воздушный бой видели. Сначала одного нашего подбили, а когда фашисты за ним погнались, другие наши сразу двоих немцев подожгли. А потом, один самолёт прямо на фашиста пошёл, ударил его, и они оба на землю упали и взорвались, – она опустила глаза.
– Вот это да! Таранил фашиста! – восхищённо ахнул Михась. – А наш-то лётчик успел выпрыгнуть, не заметила? – он кинул умоляющий взгляд на девочку.
– Нет, не видела, – сокрушённо покачала головой Марийка. – Они всё-таки довольно далеко были, – извиняющимся тоном закончила она.
– А как ты догадалась, какие из самолётов наши? – слегка смущаясь, спросила Алиса, которая вообще не имела представления о различиях между советскими и немецкими самолётами, если не считать сегодняшнего короткого воздушного боя над городом.
– Так сразу видно же! Наши – коротенькие, вёрткие, с двумя крылышками, будто стрекозы. А фашистские – длинные, как осы, и быстрые, – удивилась такому простому вопросу Марийка.
– С двумя крылышками, это, скорее всего, «Чайки» (Прим. Авт. - «Чайка» – прозвище некоторых истребителей-бипланов, полученное за характерную изогнутую форму верхнего крыла. Последней модификацией таковых являлся И-153), – авторитетно заявил неравнодушный к авиации Михась.
– Я не знаю, я танцами увлекалась, а не самолётами, – вздохнула Марийка. – Мы один раз только бой видели. А потом над нами только фашисты летали.
– Не может быть! – не поверил ей Михась. – Может наши на более важном направлении где-то атакуют? – ища поддержки, он обернулся к Алисе.
Но девочка ничем не могла ему помочь. Проклятая схема вновь всплыла перед её глазами. Одна из тех стрел, нацеленных прямо на столицу Белоруссии, начиналась на самой границе как раз от маленького кружочка с надписью Брест. И не существовало более важного направления поблизости, нежели минское.
В тот день двадцать третьего июня ещё мало кто даже из высшего советского командования мог представить тот масштаб катастрофы, происходящей на западных рубежах страны. В высоких штабах строились планы на решительные контрудары против захватчиков, закованные в броню корпуса которых, словно тевтонские рыцари один за другим появлялись из «тумана войны» (Прим. Авт. - «Туман войны» (нем. Nebel des Krieges) – термин, введённый в трактате «О войне» Карлом фон Клаузевицем для обозначения недостоверности данных о положении на театре военных действий) перед тонкими заслонами ослабленных советских войск, отброшенных на десятки километров от границы их таранными ударами.)
Метались по дорогам, запруженным беженцами и отступающими войсками связные, пытаясь разыскать, перенаправить на нужные позиции, перемешавшиеся между собой советские части, над которыми непрерывно кружили и кружили свои страшные карусели стаи чёрных немецких пикировщиков (Прим. авт. «Пикировщик» (пикирующий бомбардировщик) – бомбардировщик, специально сконструированный для нанесения ударов с пикирования). Остатки же сгрудившейся на немногочисленных аэродромах Западной Белоруссии советской авиации, которая подверглась сокрушительному первому удару на земле, теперь стремительно таяли в ожесточённых воздушных боях, сгорали под непрекращающимися бомбёжками и штурмовыми атаками фашистских самолётов.
Ребята не могли знать, что авиадивизия, полки которой защищали небо Минска, оставалась пока ещё одной из немногих боеспособных советских воздушных соединений в Белоруссии. А на земле бронированная фашистская армада, оставив у себя далеко в тылу огрызающуюся огнём полуразрушенную старую крепость, стремительно рвалась на Минск. Одновременно, соревнуясь с ней в скорости, по дорогам Прибалтики ей навстречу пылила другая столь же мощная лавина немецких войск.
– Марийка, ты, я вижу, себе новых друзей нашла, – к ребятам подошла невысокая хрупкая женщина с усталыми глазами. – Здравствуйте, – обратилась она к Алисе с Михасём. – Вы тоже с этого колхоза, ребята? – она обвела широким жестом площадь.
– Нет, мам, Алиса из Смоленска, а Михась местный, – опередила их Марийка, ныряя под её руку.
– Понятно. Только ты, доча, от машины не отлучайся. Скоро дальше поедем, – женщина ласково погладила девочку по голове.
– А разве мы здесь не останемся? – подняла на неё встревоженные глаза Марийка.
– Нет, если только тебе не хочется ночевать в старых казармах, которые нам в комиссии пообещали, – вздохнула женщина. – Шофёр сказал до Смоленска попробуем добраться, а там на поезд сядем. Будем к бабушке в Новосибирск добираться.
– А сейчас разве с вокзала нельзя уехать? – удивилась Алиса.
– Да рассказывали, что на вокзале творится, – безнадёжно махнула рукой женщина. – К тому же сегодня железную дорогу бомбили сильно.
– Только не вокзал, а товарную станцию, – уточнил дотошный Михась.
Алису сильно обеспокоило то, что сказала мама Марийки. Ведь ей самой завтра предстояло уезжать с того же самого вокзала, на котором судя по словам женщины-беженки творилось невесть что.
– Михась…, – обратилась она к приятелю.
– Да не волнуйся ты, – улыбнулся мальчишка, словно прочитав мысли Алисы. – Посадим завтра тебя на поезд в лучшем виде. Пораньше выйдем. Хоть на крыше, а уедешь, – обнадёжил он девочку.
Туманная перспектива ехать на крыше вагона Алису совсем не прельщала, но остаться в городе, который через несколько дней займут немецкие войска страшила её ещё больше. Она твёрдо решила, что пусть даже пешком, но завтра обязательно выберется из города.
– Всё равно, лучше бы быстрее домой попасть. Родители, наверное, в панике весь телеграф и телефон оборвали, – прервав свои размышления, уже вслух сказала Алиса почти без притворства.
– А ты где в Смоленске живёшь? – спросила Марийка. – Может мы, если быстрее тебя доедем, то сможем к вам домой зайти, сказать, чтобы не волновались.
– Средне-Красинская два дробь три, – выдала Алиса адрес станции времени, умолчав на всякий случай, впрочем, номер квартиры.
– А это далеко от центра? Мы ведь города не знаем совсем, – поинтересовалась мама Марийки.
Девочка испытала некоторое замешательство. Адрес Смоленской станции она успела выучить наизусть, а вот где в самом городе располагалась совершенно незнакомая ей Средне-Красинская улица, Алиса не знала.
– Она не в самом центре города находится, а чуть поодаль, – максимально расплывчато сформулировала она свой ответ.
– Мам, а может давай возьмём Алису с собой? – спросила Марийка.
– У меня билет на поезд на завтра, – в ответ на вопросительный взгляд женщины с сожалением развела руками Алиса после небольшого раздумья.
На самом деле билет являлся только предлогом. Предложение немедленно выехать на машине на первый взгляд выглядело очень заманчивым, но с другой стороны, перед глазами девочки на секунду возникла картинка, как они подходят к «её» дому, и их встречает совершенно незнакомый ей смотритель. И с каким глупым видом она говорит ему пароль вроде: «Здравствуйте, я ваша племянница из N-ска», или какой там ещё действовал для Смоленской станции. А без пароля смотритель попросту не признал бы её. Да и в инструкции не зря не рекомендовалось подходить к станции времени в сопровождении посторонних. А как незаметно отстанешь, бросив Марийку и её маму в Смоленске или на подъезде к нему? Алисе стыдно было даже представлять такое.
– Ладно, мы тогда заедем к твоим, если сможем, – пообещала мама Марийки.
– Спасибо, – поблагодарила Алиса, вновь испытав неловкость за свою вынужденную ложь.
Одна из женщин окликнула их:
– Степановна, там, говорят, в комиссии пайки раздают. Ты идёшь?
– Ну, мне пора, – заторопилась мать Марийки. – Счастливо тебе добраться до дома, – потрепала она по волосам Алису, и растворилась вместе с несколькими спутницами в бурлящем круговороте площади.
– Нам тоже пора. Счастливо и вам добраться, – Михась вскинул мешок на плечо, и протянул свою широкую ладонь Марийке.
Девочка несмело пожала протянутую руку, в которой почти полностью утонула её маленькая ладошка.
Алиса снова взглянула в доверчивые широко распахнутые синие глаза Марийки, и ей стало так больно, что она не может совсем ничего сделать для неё.
– Да, счастливого пути. Может, свидимся в Смоленске, – без особой надежды произнесла она, в свою очередь, протянув руку девочке.
– Постой, Алиса, ведь не сказала, как твоих родителей зовут, – остановила её Марийка.
– Папу Игорем, а маму – Кирой. А фамилия наша Селезнёвы, – Алиса сглотнула ком в горле, неожиданно возникший при упоминании таких родных имён. – Там ещё дядя может за квартирой присматривать, если мои не вернулись, – на всякий случай упомянула она неизвестного смотрителя.
– Хорошо, я запомню, – кивнула Марийка, отступая назад к кабине грузовика, будто бы перешагивая какую-то незримую грань, враз отделившую их друг от друга, словно две дороги, бегущие издалека, снова разбежались в разные стороны, только на одно коротенькое мгновение сойдясь на этом импровизированном перекрёстке судеб, в который в жаркий и суматошный день двадцать третьего июня сорок первого года превратилась площадь Свободы.
Расставшись с Марийкой, ребята отправились дальше в центр, но оценив очередь у промтоварного магазина, Алиса совсем пала духом, поняв, что внутрь они попадут только к ночи. Михась, взглянув на помрачневшую девочку, снисходительно сказал:
– Ладно, я один потом схожу. Тут целую боевую операцию проводить нужно.
– Как это? – спросила Алиса, испытывая немалое облегчение.
– Ну, «на протыр», – пояснил Михась, – Мы так в киношку ходим, когда денег на билет нет.
– А сейчас не получится на этот самый «протыр»? – не совсем поняв, какой такой волшебный способ проникновения собирается использовать её приятель, переспросила девочка.
– Не-а, груз мешать будет, – похлопал он рукой по пузатому боку её вещмешка.
– А почему тогда мы не пошли так за продуктами? – сделав наивный вид, посчитала нужным уточнить Алиса.
– Там не очень большая очередь стояла, да и вдвоём больше унести смогли, – терпеливо пояснил Михась.
– Тогда понятно, – кивнула Алиса, не слишком согласившись, впрочем, с его оценкой величины прошлой очереди. – Так может я пока с мешками постою, а ты тогда внутрь «протыришься»? – предложила она, сделав слегка ироничный акцент на последнем слове.
Михась немного поразмыслил, и с сожалением покачал головой:
– Не пойдёт. Ты слишком лакомый кусочек для всякой шпаны будешь со всеми нашими припасами, – и, заметив, что девочка хочет ему что-то возразить, отмахнулся: – Да верю, верю я, что ты можешь одному, или даже двум пацанам навалять качественно. А если там пара взрослых амбалов подойдёт, и вежливенько так попросят помочь голодающим пролетариям, что с ними делать будешь? Или пока ты какому-нибудь одному мелкому, но сильно нахальному шкету будешь оплеухи раздавать, другой шустрик втихаря дёрнет у тебя мешок? Нет уж, здесь ухо нужно вострó держать. Так что давай, с чем есть до дому дочикиляем помаленьку, а дальше разберёмся. У нас всего часа три в запасе до закрытия осталось.
Девочке не оставалось ничего другого, кроме как согласиться с приятелем, лучше знавшим местные особенности. Действительно, с одним или даже двумя противниками, она бы ещё могла попробовать справиться. Дальше без парализатора сделать это становилось сложнее, и без потерь с обеих сторон бы точно не обошлось.
Проходя мимо Дома Связи, ребята обнаружили, что он тоже также взят в плотную осаду толпой. Окинув её взглядом, девочка похвалила себя, за то, что успела отправить телеграмму до сегодняшнего столпотворения. Заодно, она вспомнила, что не мешало бы забежать на Садово-Набережную, проверить, вдруг там что изменилось.
Алиса упросила Михася сделать крюк, дабы завернуть к нужному ей дому со станцией, и теперь они спускались по улице Карла Маркса к парку по длинной лестнице, напоминающей уменьшенную копию знаменитой одесской Потёмкинской. Вдоль её белой балюстрады по бокам высились высокие в рост человека гипсовые скульптуры. Девочка задержалась в самом низу у статуи, изображающей какого-то военного в ребристом шлеме.
– Это лётчик, да? – спросила она у Михася, рассматривая скульптуру.
– Ты что, у лётчиков совсем другая форма, – поправил её приятель. – Это танкист, смотри какой шлемак у него. Ты разве никогда не видала таких? – удивился он.
– Так они же всё время в фуражках ходят, – вывернулась Алиса, за время прогулок по городу действительно не раз встречавшая военных, но ни разу никого из них в подобных шлемах ей не попадалось.
– Они в них по улице и не ходят, – улыбнулся парнишка. – Шлемофон одевают в танк, чтобы башку не разбить об железки всякие внутри. – Ему явно доставляло удовольствие дояснять несведущей девочке такие детали.
Подняв лицо вверх, и приложив руку к кепке, будто отдавая честь безымянному танкисту, Михась громко запел строчки из какой-то старинной песни:
Примечания:
*49 - Русские варвары (Нем.)
*50 - Стрелять в безоружного ребёнка – вот настоящее варварство! (Нем.)
*51 - Я – военнопленный, и требую соответствующего обращения со мной (Нем.)
*52 - Товарищ командир, фашиста словили. (Бел)
*53 - Не стреляйте, товарищи (Нем.)
*54 - Простонародное название широко распространённой в то время модели легковых машин ГАЗ-М1 (Авт.)
*55 - «Тимуровец» – понятие из советских времён, обозначающее образцового пионера, безвозмездно совершающего хорошие поступки на благо общества. Происходит от фильма по сценарию Аркадия Гайдара «Тимур и его команда» (1940), герой которого, Тимур, организовал отряд ребят, тайно помогавший семьям фронтовиков, пожилым или больным людям. После появления этого фильма и одноимённой повести зародилось неформальное тимуровское движение.
*56 - Я вот что скажу, ребята. Самое страшное на войне, это паника. (Бел.)
*57 - Вот в двадцатом году, когда мы на Варшаву наступали, а поляки в тыл ударили... (Бел.)
*58 - Ж.У. – Железнодорожное училище (Авт.)
*59 - МХАТ – Московский Художественный Академический Театр. В июне 1941 года его труппа гастролировала в Минске. (Авт.)
*60 - Марийка использовала старое польское название города, который также известен как Берёза Картузская. После войны переименован в Берёзу. (Авт.)
*64 - В 1939 году советские войска почти без боя заняли Западную Украину и Белоруссию, вернув СССР территории Российской империи, ранее отторгнутые Польшей. (Авт.)