Тройной Ключ

Я буду взывать к тебе, Я буду взывать к тебе, Я смою твою боль Со всеми твоими слезами И заглушу твой страх. Потревожь всю ту любовь, которой мне не хватает, Выбрось всю ту боль, которой я живу. Ты поверишь в меня, И я никогда не буду отвергнут. Garbage «I Would Die for You»

Антон и Завулон сидели на диване в гостиной в номере Артура. Перед ними в панорамном окне лежала ночная, заснеженная Прага. Антон уютно устроился на плече у Завулона. Они пили вино, и каждый находился в своих мыслях. Расслабленная атмосфера не сочеталась с напряженным внутренним состоянием Антона. Как бы там ни было, Надежда — его единственный ребенок, и он корил себя, что не надавил в свое время на бывшую жену, чтобы та позволила ему общаться с дочерью. И в том, что произошло, было немало его вины. Новость о том, что Завулон назначен обвинителем, стала для него шоком. Городецкий не смел говорить с Артуром на эту тему. Их отношения сейчас напоминали хрупкий хрусталь — они звенели от каждого движения. Он уже не чувствовал эту раздирающую на части двойственность каждый раз, когда смотрел на любовника. Его мысли принадлежали только ему. Но до спокойствия было далеко. Надя причинила много неприятностей Завулону, и тот имел право злиться на нее, да и сам Антон, хотя и понимал, что ее настроили специально, все равно не мог забыть, с какой расчетливостью провела она те несколько дней с ним. И все же, он мог только надеяться, что Завулон не потребует развоплощения его ребенка. Всетемнейший чувствовал нервозность партнера. И знал, о чем тот думает, даже не трогая его щитов. Хотя Городецкий и пытался выглядеть спокойным и расслабленным, он понимал, что это не так. И ждал, когда тот заговорит с ним на тему, которую сам Завулон не хотел бы обсуждать вовсе. Маленькая стерва заслуживает развоплощения за свои дела, но она — дочь Антона. У нее его глаза, его улыбка… Ему было больно оттого, что Антон считает его настолько беспощадным, чтобы отправить ее в Сумрак. Вопрос доверия… — Скоро Новый год, — прошептал Антон. Завулон улыбнулся. — Ждешь подарка, мой дорогой? — лукаво усмехнулся он. — Жду, — выдохнул тот. Артур глотнул вина, отставил бокал, и медленно поцеловал Антона в губы. Городецкий почувствовал несколько винных капель на своих губах. Напряжение стало понемногу отступать. Сердце забилось быстрее. Завулон сжал пальцами основание шеи любовника, он знал, как это нравилось Антону. Тот застонал. Он знал его тело, как свое собственное — каждый сантиметр, каждую чувствительную точку. — Ты мне доверяешь? — спросил Завулон, глядя в затуманенные глаза Антона. — Да, — хрипло сказал тот. — Тогда скажи, что тебя мучает. Городецкий, находящийся в чувственном дурмане, не сразу понял его слова. Он немного отодвинулся. — Моя дочь, — коротко сказал Антон. — Что с ней? — с деланным равнодушием поинтересовался Завулон. — Не притворяйся, Артур, ты знаешь, о чем я. Что ты собираешься делать в отношении нее? — А какие у тебя есть предложения? — иронично спросил он. — Веселишься? Она в шаге от развоплощения, а тебе весело?! — воскликнул Антон. — Скажи мне, а чья в этом вина? — вкрадчиво спросил он. — Моя! Пускай не вся, но и моя тоже! Дети не рождаются плохими, их учат злу взрослые! — Антон вскочил с дивана, и встал перед столиком. Артур скривился. — Это все патетика. Реально, даже ты не можешь повернуть время вспять. И прекрати давить себя виной. Это ни к чему не приведет, кроме нервного срыва. А только его нам и не хватало. Ты что, правда думаешь, что пятнадцатилетнюю Нулевую Волшебницу развоплотят? Или, что я буду требовать ее смерти? Антон растерянно смотрел на него. — Ты правда считаешь меня монстром, Городецкий? — тихо спросил Завулон. — Нет, — поспешно сказал Антон. — Но даже у меня ее поступок вызывает смешанные чувства. — Было бы странно, если бы ты погладил ее по голове после всего. Но, по крайней мере, у нее хватило мужества, и безрассудства – хм, от кого это она унаследовала эти милые черты? — добиваться своей цели, в отличии от Великой ведьмы, которая подставила ребенка, чтобы отомстить мне. Повисло молчание. Антон подошел к окну. — Как ты думаешь, Гесер… он с ней заодно? — тихо спросил Антон, глядя на раскинувшуюся у ног Прагу. Артур подошел к нему сзади, обнял и поцеловал в затылок. — Не знаю. Скорее всего да, ведь она — словно его продолжение уже много веков. Он начал мягко массажировать плечи Антона, чувствуя, как напряжение покидает его тело, становясь мягким и податливым под уверенными, опытными движениями Завулона. Антон положил ладони на окно, прижимаясь к нему лбом, наслаждаясь жаром ладоней Артура, которые обжигали его даже через рубашку. — Может переместимся на диван? — прошептал Завулон на ухо Городецкому. Антону хотелось нежности. Ласки, любви — только чтобы смыть эти жуткие горькие воспоминания. — Я остановлюсь, как только ты захочешь, — продолжал шептать Завулон. — Только вот… — Что? — выдохнул Антон, едва соображая. — Не думаю, что ты этого захочешь, — хихикнул тот. Он развернул Городецкого и поцеловал, одновременно медленно расстегивая рубашку, и мягко прикусывая его губу, с каждой расстегнутой пуговицей. Антон почувствовал нарастающее возбуждение. — Ложись на диван. Я сделаю тебе… массаж, — проворковал Артур, снимая его рубашку. Антон лег, ощущая голым животом прохладную кожу дивана. Артур сел сверху и принялся нежными и уверенными движениями массировать спину Антона. Кожу покалывало, томная нега накрыла с головой. Городецкий прерывисто дышал. Постепенно к движениям рук добавились губы — неторопливые, нежные, влажные, томительные поцелуи заставляли сгорать в предвкушении такого желанного продолжения. — Артур, — выдохнул он. — Тише, тише… — шептал тот. Он быстро снял свою рубашку. Затем перевернул Антона и снова стал гладить, ласкать, покусывать, покрывать поцелуями жаждущее прикосновений тело. Он снял с него штаны и трусы – возбуждение и готовность Антона были очевидны. Завулон провел по нему рукой, Антон застонал. Его тело горело, покрылось испариной. Завулон полностью разделся. — Ты мне доверяешь? — свистящим шепотом снова спросил Артур. — Да… Давай же, Артур… — Антон уже явно не соображал. Он раздвинул ноги и призывно прижимался к Завулону. Простейшее заклинание — и лубрикант готов. Осторожно и медленно он оказался внутри. Завулон едва сдерживался — стоны Антона сводили с ума, но он не хотел спешить, чтобы ни единым резким движением не напомнить тому о насилии. А у Антона совсем отказали тормоза. Он не мог уже думать больше ни о чем, кроме этих рук, губ, этого тела, которое выжигало в нем искры, лишало разума, заставляя забыть обо всём и полностью отдаться чувствам. Темп нарастал, Артур ласкал его рукой, и удовольствие, как волна затопила, заставляя кричать и выгибаться дугой. Не осталось ничего, кроме этих мгновений. Прошлое стерлось, будущее было неизвестно, а настоящее — взрывалось ярким салютом взаимной любви.