От скорби... надежда

      Сэм, как всегда, был уже дома. Он устроился на читальном ложе с книгой, в которую углубился так, что едва ли заметил возвращение брата, пока тот его не окликнул. — Сегодня ты задержался, — заметил Сэм. — Был на ипподроме? И как успехи? — Если ты о ставках, — Дин стянул тунику через голову и критически её осмотрел. Коричневая ткань нравилась ему тем, что замарать её было сложно. Это Сэм последнее время начал разоряться на дорогие белые туники и маяться со стиркой… ну, у него были свои причины. — То бывало и лучше. Если о новостях… завтра мы едем в Анциум. Сэм нахмурился и отложил книгу. — Далеко, — заметил он. — Далеко, — согласился Дин, — но ехать надо. Призраки. Целое семейство. Сэм вздохнул. — Мы не поедем, — твёрдо сказал он. — По крайней мере, завтра. Завтра мне нужно быть в Риме. Призраки подождут. — Эй, — Дин, уже открывший сундук с одеждой, снова повернулся к брату. — Ты же не отпустишь меня одного против целой толпы нечисти? Сэм упрямо поджал губы. — Завтра мне нужно быть в Риме, — повторил он. Дин молчал, одеваясь, но знал, что Сэм понимает: разговор не окончен. Прикинув в голове различные варианты, он решил сказать правду. — Нет в Анциуме никаких призраков, — признался он. — По крайней мере, я о них не знаю. — О, — только и ответил Сэм. — Но завтра нам в Риме быть нельзя. На нашей улице будут беспорядки. — Вот как, — ровно сказал Сэм. — Да, завтра христиане устраивают тайный молебен, который вовсе не тайный, потому что о нём узнали. Так что давай съездим в Анциум; море сейчас тёплое, и нечисть там наверняка распустилась. — Нет. — Нет? — Дин склонил голову к плечу, и тут до него дошло. — О. Ты… знал. Только не говори, что ты… — Завтра я иду туда, — подтвердил Сэм. Дин сел. — Ты… принял христианство? — неверяще спросил он. — Ещё месяц назад приносил жертву Артемиде, а завтра… — Я приносил жертву Артемиде по той же причине, что и ты, — оборвал его Сэм. — Чтобы показать, что я законопослушный охотник и почитаю своих богов. Не станешь же ты утверждать, что и правда веришь в её существование? — А ты, значит, уверовал в существование кого-то другого? Сэм отвёл взгляд, и тут Дин понял всё. — Нира, — кивнул он сам себе. — Это всё Нира. — Я не христианин, — резко ответил Сэм. — Но завтра Деянира идёт туда… а ты сам сказал — будут беспорядки. Разве я могу отпустить её одну? Или ты думаешь, что девушек пощадят? Ты сам знаешь, что их может ждать. — Это всё так, — медленно проговорил Дин. — Меня тревожит другое. Если она христианка… а ты хочешь на ней жениться… она заставит и тебя. — Не заставит, — перебил его Сэм. — Она не станет ставить мне никаких условий. Она любит меня. Конечно, она попытается меня убедить, но она не будет заставлять меня… не будет принимать решений за меня. Дин горько усмехнулся. Уж он-то знал, что женщины созданы для того, чтобы принимать решения за двоих. Подумать только, когда-то он и сам собирался жениться. — Тебе нужно найти другую, — сказал он. — Нельзя связываться с христианами. Сам знаешь, что тебе грозит. Но Сэм коротко ответил: — Нет, — и снова взялся за книгу, более не замечая брата. Конечно, Дин пошёл с ними. Ему было всё равно, если бы Деянира пострадала — не сегодня, так в другой день истина выйдет наружу, и её ждёт казнь. Больше всего его злило то, что прежде он считал её хорошей партией для Сэма — она была богата, красива, здорова и, помимо этого, была римской гражданкой. Она могла подарить Сэму хорошую жизнь. Да, только недолгую. Дин знал, сколько живут христиане. Подумать только, что он считал возможным доверить ей жизнь брата и когда-нибудь оставить их, уехав охотиться куда-нибудь в провинцию и лишь изредка приезжая посмотреть на их детей! Было бы, конечно, очень удобно, если бы сегодня Нира погибла. Только вот Дин знал, что не допустит этого, как бы ни хотелось. К удивлению Дина, христиане собирались не где-нибудь на окраинах города, где и жили они с Сэмом, а в чьём-то богатом доме. Интересно, чем прикрывал хозяин такое многочисленное сборище: людей и вправду было много. И все они были хорошо одеты — Дин показался себе самым неказистым из них. Так, скорее всего, и было. А чего он ожидал от собрания, на которое шла Деянира? Вокруг велись непонятные ему разговоры; Дин ровным счётом ничего не знал о религии, на молебен которой пришёл, а Сэм с Нирой беседовали с какой-то другой парой. Дин молча отдал привратнику тессеру и в угрюмом одиночестве прошёлся вдоль колоннады. Может, и не входить внутрь? Когда на них нападут, ему лучше не отвлекаться на всякие обряды или что там они затевают, а быть начеку. С другой стороны, если он будет далеко от Сэма, а начнётся столпотворение, он может потерять много драгоценного времени на поиски брата. Поразмыслив, Дин нашёл Сэма и Ниру взглядом и направился к ним. Уже почти подойдя, он ненароком толкнул мужчину в белоснежной тоге и извинился. — Мир тебе, — улыбнулся тот в ответ, и Дин остановился. Ненадолго замявшись, он всё же вспомнил то, что, кажется, уже слышал от нескольких вокруг: — Слава Христу. Незнакомец рассмеялся, словно видел его насквозь, и Дин непроизвольно напрягся и внимательнее всмотрелся в него в ответ. Его тога римского гражданина была не просто белоснежной; она сияла такой чистотой, что казалась сотканной из лунного света. Такое же сияние чистоты привиделось Дину и в его глазах, синих, как небо над Луни, родным городом Сэма и Дина, и в его улыбке, тёплой, как море из детских воспоминаний. — В тебе нет веры, — сказал этот таинственный незнакомец, и Дин понял, что дело плохо, и быстро огляделся, проверяя, не услышали ли их, но мужчина поспешил его успокоить: — Не тревожься: я не собираюсь тебя выдавать. Хотя, конечно, тебе стоит уйти. — Я не уйду, — мрачно сказал Дин, и незнакомец, с интересом его рассматривая, склонил голову к плечу. — Зачем ты здесь, если не ради молитвы? — спросил он. — Я с братом и его невестой, — ответил Дин, не видя смысла это скрывать. — А ты? — Обычно на такие собрания приходят люди обездоленные или обиженные. Мне было интересно взглянуть на тех, у кого есть всё и кто всё же ищет большего. Дин посмотрел на него с интересом. Значит, парень и сам не верующий? — Тебя тоже кто-то привёл? — спросил он. — Нет, — незнакомец покачал головой. — Я здесь один. Как тебя зовут? — Дин, — по привычке ответил Дин. Незнакомец, конечно, ответил ему удивлённым взглядом, и Дин не успел поправиться; за него это сделал подошедший Сэм. — Мой брат любит сокращать длинные имена, — пояснил он незнакомцу. — Его зовут Дионисий, а меня Салмоней. Он часто называет меня Сэмом, и я уже так привык, что и не замечаю. — Меня он зовёт Нирой, — за плечом Сэма появилась улыбчивая девушка. — Это Деянира, — представил её Сэм. — Моя… невеста, — они глупо заулыбались друг другу. Дин сдержался и не стал морщиться. — Я Кастиэль, — представился незнакомец. — Станешь Касом, — с улыбкой предрёк ему Сэм, а Дин всё-таки поморщился: с чего Сэм вообще взял, что они с этим Кастиэлем заговорят ещё хоть раз? — Вы из греческой семьи? — спросил Кастиэль, не выразив никакого неудовольствия по поводу предположения Сэма, но ответить Дин ему не успел, потому что всех позвали внутрь. Они прошли в перистиль — просторный, но всё же вместивший всех прибывших с трудом. Хозяева, видимо, это предвидели, потому что в фонтанах не было воды, и многие стояли в них. Надо же, подумал Дин, сколько в Риме нарушителей закона. Все затянули гимн, и Дин завертел головой, для виду раскрывая рот. Сэм и Нира были поблизости, а вот Кастиэля он не нашёл. После нескольких гимнов на небольшой постамент вышел пожилой мужчина, и сразу всё стихло. Он заговорил — о любви, прощении, милосердии, смирении, чистоте нравов и прочем. Дину тут же стало скучно. — От скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда. Дин не верил ни в каких богов, но всё же Артемида, принимавшая жертвы и покровительствующая охоте, была ему больше по сердцу. Однако лицо Сэма было серьёзным и вдумчивым, как и лицо Деяниры, как и лица всех вокруг. Дин же вспомнил, зачем пришёл сюда, и решил, что в такой тесноте никакого толку от него не будет. Он осторожно протиснулся к выходу; ни Сэм, ни Нира ничего не заметили. Он вдруг ясно почувствовал, что Сэм скоро женится — скоро, а не когда-нибудь. Женится и оставит прежнюю жизнь, оставит охоту, оставит Дина. Может быть, прошлое дело станет их последним общим делом. Дин поджал губы и не оглянулся, выходя. В атриуме он, к своему удивлению, встретил Кастиэля. — Тоже стало скучно? — спросил у него Дин. Кастиэль покачал головой: — Мне и отсюда слышно. Дин пожал плечами и поднялся по лестнице, чтобы осмотреться. Вообще-то он полагал, что их встретят на входе, но до сих пор всё было спокойно, и сейчас он никого не видел. Улица была пустынна. — Так ты пришёл сюда постоять в одиночестве? — рассеянно поинтересовался он у зачем-то последовавшего за ним Кастиэля. — То же могу спросить у тебя. Дин хмыкнул и опёрся о деревянные перила. — Просто не пойму, зачем ты пришёл, если никого здесь не знаешь и не собираешься на служение. — Любопытство не порок. — Тебе любопытно ходить по чужим домам? — хмыкнул Дин и вдруг насторожился. А что, если этот Кастиэль заодно с теми, кто устроил засаду? — Как ты достал тессеру? — Я не замышляю ничего дурного. — Ну да, — согласился Дин. — Тогда объясни, как ты достал тессеру и зачем ты здесь. Кастиэль нахмурился. — Какое право ты имеешь меня расспрашивать? Я — римский гражданин. Ты же… — Такое право, — Дин сделал шаг вперёд, — что здесь мой брат и его будущая жена, и я знаю о предстоящем нападении. А ты мне очень подозрителен. А ещё у меня при себе нож, так что я задаю тебе вопросы, а ты отвечаешь. Зачем ты здесь? Я спрашиваю последний раз. — Этот нож? — поинтересовался Кастиэль, протягивая ему… ну да, его любимый охотничий нож. Дин выхватил его, опасаясь, что Кастиэль попытается увернуться, но Кастиэль лишь склонил голову к плечу, разглядывая его с головы до ног. — Я безоружен, а ты пришёл на богослужение с ножом. Не мне ли стоит тебя опасаться? — он вздохнул. — Ты спросил меня уже много раз, и каждый раз я тебе ответил, но я повторю снова. Я не замышляю дурного. Я знаю о том, что произойдёт, но я в этом не замешан. Я исчезну прежде, чем это начнётся. — Что значит — исчезну прежде? — нахмурился Дин. — Ты пришёл, зная, что будет нападение, постоял в атриуме и собираешься уйти? Я не видел, чтобы ты пытался отговорить людей здесь оставаться или предупредить их; но и помогать им ты не намерен. Говоришь о любопытстве… ты что — из тех, кто любит смотреть на избиения? Жалеешь своих рабов и отыгрываешься на всеми ненавидимых христианах? — он уже почти рычал, говоря это. Кастиэль покачал головой. — Я просто хотел увидеть благочестивые лица, — сказал он. — Я был бы рад, если бы ничего дурного не случилось. Но мне не дозволено вмешиваться. И тебе тоже лучше уйти. — Вот уж нет, — презрительно сказал Дин. — Я не стану прятаться, если можно помочь людям. Кастиэль сощурил глаза. — Ещё вчера ты хотел увезти брата подальше отсюда, чтобы не ввязываться в беспорядки. Ты думал о том, что хорошо бы ему избавиться от невесты, думал, что было бы очень удачно, если бы она сегодня погибла. Твои слова звучат лицемерно, Дионисий. Дин попятился. — Кто ты такой? — пробормотал он. — Откуда ты… — Ты хочешь лишь спасти брата, — продолжил Кастиэль. — Моего брата здесь нет; так почему ты обвиняешь меня в нежелании помочь? — Потому что нельзя стоять в сторонке и смотреть, как избивают женщин! — Это ничем не хуже, чем уехать в Анциум. И не будет никакого избиения. — Что значит — не будет? Ты же сам сказал… Дин принюхался. О нет. О нет, нет, нет. Он стрелой понёсся вниз. Огонь приближался сразу со всех сторон; наверное, дом подожгли сразу в нескольких местах. Вот почему Дин никого не видел: злоумышленники пришли сюда ещё до христиан, затаились и, когда началось служение, подожгли припасенную солому или что ещё и скрылись. Из перистиля послышались крики. Дин метнулся туда, и, несмотря на жар пламени, у него внутри всё похолодело при мысли о том, что в этой напуганной толпе найти Сэма будет невозможно. Но ему повезло: он совершенно случайно наткнулся на брата. Тот нёс Ниру на руках и уверенно продвигался к выходу, обгоняя остальных. Увидев Дина, он с облегчением кивнул и крикнул: — Мы в порядке! Он крикнул что-то ещё, но Дин не слышал, потому что Сэм быстро уносился прочь из горящего здания, а сам Дин понёсся к перистилю. Сад превратился в сплошной огонь; если бы не осушенные фонтаны и не растущие по краям деревья, может, спаслось бы больше людей, но они бестолково метались, пытаясь понять, где выход, или, может быть, просто пытаясь оказаться подальше от огня и тем самым удаляясь и от спасительного прохода. Дин попытался крикнуть: «Выход здесь!», но его никто не услышал — кроме тех, кто и сам уже нёсся прочь. За его спиной рухнула, потрескивая, деревянная балка, и Дин отскочил в сторону, но подол туники загорелся, и он торопливо оторвал его и бросился вытаскивать других. Некоторые сгрудились посередине, там, где нечему было загореться, надеясь так спастись, но уже задыхались от удушливого дыма. Дин схватил первую попавшуюся женщину и потащил её наружу. Он вынес уже нескольких и остановился отдышаться, когда снова увидел Кастиэля. Он стоял рядом, опершись на колонну и скрестив руки на груди. Его туника по-прежнему была белоснежной, на чистой коже не было и следа копоти, а грудь вздымалась ровно, словно он не дышал тем же дымом, что и все. — Ты уже спас нескольких, — сказал Кастиэль, и Дин почему-то его услышал среди всеобщего шума. — Скоро начнётся обвал. Твой брат в безопасности. Почему ты ещё здесь? Дин мог бы спросить его о том же — ведь Кастиэль не собирался оставаться, — но у него не было времени. Нужно было помочь другим, и он снова бросился внутрь. Проход был охвачен огнём, и Дин давно уже сбросил горящую тунику, стараясь пронестись сквозь пламя так быстро, чтобы его не успело зацепить. Наверное, он всё-таки заработал множество ожогов, но, если не рассматривать себя, можно поверить, что это просто ушибы, кажущиеся горячими лишь потому, что вокруг огонь. Он прыгнул в фонтан, заметив там двух жмущихся к статуе детей, и схватил их на руки. И тут на них рухнуло горящее дерево. Дин никак не успел бы выпрыгнуть наружу с двумя нелёгкими детьми, и он просто вышвырнул их из фонтана и инстинктивно прикрыл голову руками. Вот только на него ничего не упало. Он поднял голову и вдруг обнаружил, что огонь подался назад, отступая, и дым пятится за ним; дерево упало рядом, но оно уже не горело, а рассыпалось сухой золой. А ещё он обнаружил, что остался совершенно без сил и всё тело кричит от боли, заглушая крики остальных. Дин рухнул на дно фонтана и застонал. Может, если бы дерево всё-таки упало на него, было бы легче. Умирать. Быстрее, по крайней мере. Он почувствовал осторожное прикосновение чьей-то прохладной ладони к плечу и открыл глаза. Перед ним на корточках сидел Кастиэль; он выглядел всё так же неподвластно огню. А за спиной у него были крылья. Дин неверяще разглядывал собственное тело. На нём не было ни единого ожога; Дин бы и вовсе решил, что вчерашний пожар ему попросту приснился, но исчезли и все его шрамы, даже тот, длинный и бледный, который Дин помнил дольше, чем себя. Вот только на плече… на плече красовался пугающий выжженный отпечаток чьей-то огромной ладони. Дин настороженно коснулся её кончиком пальца; ничего не произошло, и он накрыл эту ладонь своей: она оказалась заметно меньше отпечатка. Вздохнув, он полез в сундук за туникой. Несмотря на чудесное спасение, настроен он был мрачно. Чем закончился вчерашний вечер, он не помнил, потому что очнулся у себя дома, в кровати. Зато Сэм помнил всё прекрасно. Он взахлёб рассказывал брату о том, что язычники хотели истребить христиан, но сам Бог пришёл им на помощь, чудесным образом велев огню уйти. Не погиб ни один человек и немногие сильно пострадали. Дин слушал и понимал, что брат недолго останется не-христианином. Пусть даже какое-то чудо с крыльями и спасло его от огня, от гнева императора ему не укрыться. Снова вздохнув, Дин отвернулся от сундука и чуть не сел на него от неожиданности. Перед ним стоял Кастиэль. — Здравствуй, Дин, — сказал он. — Ты! — воскликнул Дин, мгновенно нашаривая нож. — Кто ты такой? Кастиэль смотрел задумчиво, будто сомневаясь, стоит ли отвечать. Нож он удостоил лишь краткого небрежного взгляда. Вид у него был такой же отстранённый, как и тогда, в атриуме. — Я Ангел Господень, — наконец ответил он. Его взгляд остановился на плече Дина, будто отпечаток был виден ему и сквозь ткань. Дин на мгновение прикрыл глаза. — Дай угадаю, — сказал он. — Ты сейчас не о Зевсе говоришь. — Не о нём, — согласился Кастиэль. — У него нет ангелов. Дин насмешливо скрестил руки на груди. — Ну конечно, — хмыкнул он. — Ты ангел того бога, в которого верит Нира и, видимо, теперь и мой брат. Того, который любит людей больше всего на свете. Что ж ты ждал, пока пламя охватит весь дом, а не загасил его сразу же? Чтобы они впечатлились зрелищем и уверовали? А моё исцеление — это для того, чтобы я ходил и рассказывал всем о чуде? Для этого тебя послали? Кастиэль нахмурился. — Меня никто не посылал, — сказал он. — Я ведь говорил тебе: я пришёл лишь потому, что мне было любопытно. И напротив — я хочу, чтобы ты никому не говорил о своём исцелении и о том, как это связано со мной. Мне не нужны лишние вопросы на небесах. Я сотру тебе память, — он потянулся к лицу Дина, и тот резво отскочил в сторонку, выставляя нож вперёд. Вчера оружие оказалось бесполезным, но всё же оно придавало уверенности. — Руки убрал! — рявкнул Дин. — Память останется при мне. И не собираюсь я никому ничего рассказывать. Что я — в клетку ко львам захотел? — Судя по всему, на твою благодарность рассчитывать мне не стоит. — Благодарность? Да из-за тебя мой брат заделался христианином! — И это поможет его душе на пути в рай. — Разве что ускорит попадание туда! — Я не собираюсь с тобой спорить, — холодно ответил Кастиэль. — Сдержи своё обещание и никому не говори о том, что пережил. Меня же ты больше никогда не увидишь. — Очень на это надеюсь! — крикнул Дин уже в пустоту. Полгода спустя В белом Дин чувствовал себя глупо. Это не его цвет. Но все приглашённые на свадьбу должны были облачиться именно в белое, и Дин не хотел, чтобы брат не позволил ему присутствовать на таком важном для него событии. Глупые христианские свадьбы. Вчера Сэма с Нирой поженили по римскому закону, с положенными обрядами и принесением жертв. Уговорить их на это было невероятно трудно, и без помощи Каса Дин бы никогда не справился. В принципе, ему самому пришлось лишь уговаривать Каса, а с Сэмом и Нирой тот разобрался сам. Да, с лучшим другом Дину повезло. Куда он, кстати, подевался? — Кас! — снова позвал Дин, на этот раз более сердито. — Кастиэль! — Я услышал и в первый раз, — раздался у него за спиной сердитый голос. Почему Кас вечно появляется сзади? Интересно же увидеть, как это происходит. — Что же тебя задержало? — ядовито спросил Дин. — Прошёл уже час. — Не прошло и десяти минут, Дин. И я не обязан являться по первому твоему зову. — Ну конечно, не обязан. Можешь ещё пару часов полетать; мы ради тебя задержим церемонию. Все тебя подождут. — Дин! Церемония начнётся ещё не скоро. Что ты хотел? Дин замялся. Чего он, собственно, хотел? На самом деле ведь никакой срочности и правда не было… Просто сегодня он терял Сэма и хотел почувствовать, что хоть кто-то останется рядом. К счастью, Кас не стал настаивать на ответе. Он присел на скамью, и Дин сел рядом. — Утром продал дом, — сказал Дин. — Довольно удачно. Кас покачал головой. — Я всё думал, что ты передумаешь. — Нет. Сэм сегодня переезжает к ней… зачем мне одному такой огромный дом? — Ты мог бы привести в него кого-то. — Нет, — ответ был краткий и жёсткий, и Кас не стал допытываться. — Ты всё равно не обязан уезжать из Рима, — мягко сказал он. — Сэм ведь никогда даже не заговаривал с тобой об этом. Он вовсе этого не хочет. Ты сам так за него решил. — Он не заговаривал, потому что не хотел меня обидеть. А Нира в любом случае будет рада. Хотя она даже не знает об охоте. Нет, если я останусь, иногда придётся впутывать Сэма во всё это… да ведь и всё равно я большую часть времени провожу не в городе. Здесь охотников и так хватает. — Уже решил, куда хочешь поехать? — Эгнаций предлагал мне присоединиться к ним, — Дин неуверенно повёл плечами. — Не знаю… наверное, я всё-таки попробую охотиться один. У некоторых ведь выходит. С непривычки, конечно, будет тяжело. Буду для начала охотиться на таких же чудищ-одиночек… Что ты так смотришь? — Но ты не будешь один, — с нажимом сказал Кас. Дин закатил глаза. — Брось. Сколько я тебя сегодня звал? Думаешь, на охоте у меня будет столько времени, чтобы дождаться твоей помощи? Кастиэль поджал губы. Дин отвернулся от него. Нечего было попусту травить себя надеждой. Да, ему казалось, что за прошедшие месяцы Кас изменился, что он вроде бы даже… привязался к нему. Да, ему ужасно хотелось, чтобы ангел и вправду был рядом. Да, он отчаянно надеялся, что, теряя одно, обретёт что-то другое. Да, он был бы рад, если бы Кас охотился вместе с ним. Но хорошие вещи не случаются. Не с ним. Давно следовало это понять; с какой стати небожителю задерживаться рядом с человеком? Нет, конечно, такое случалось. Феб и Кипарис, Феб и Гиацинт, Нептун и Пелопс, Меркурий и Персей... Вот только богам быстро наскучивали их смертные игрушки. Или игрушки погибали раньше, чем это могло случиться, и никакое покровительство их не спасало; превращение в кипарис или в ещё что похуже спасением считаться не могло. А ещё это подразумевало отношения поближе, чем наблюдались у Дина с Касом. И проблема была даже не в этом. А в том, что Дину и правда этого бы хотелось. Хотелось бы поцеловать этого глупого светлого ангела, хотелось бы научить его ездить верхом, хотелось бы видеть рядом, открывая утром глаза. Он пошёл бы на это, даже зная, что Кас всё равно исчезнет, лишь бы это случилось не сейчас. Вот только за последние полгода Дин успел наобщаться с христианами и знал, как их религия относится к мужеложству. Кас же был воплощением этой религии. Посмей Дин его коснуться — и Кас сотрёт его в порошок. — Нет, Дин! — в ужасе воскликнул Кас. — Конечно же, нет! — Что? — Дин непонимающе обернулся к нему. — Что нет? — но одного взгляда на лицо Каса было достаточно, чтобы понять. Дин вскочил на ноги и отпрянул в сторону. — Ангельский ублюдок! — тоска мгновенно сменилась гневом. — Ты обещал никогда не читать мои мысли! Интересно, на ощупь крылья у Каса такие же, как птичьи? Или они, как воздух? Или как волшебство? — Человек не может коснуться ангельских крыльев, Дин. — Чт… Ты что — можешь читать мысли?! — Конечно, могу. Я ведь ангел. — Ну, слушай сюда, ангел: ещё раз выкинешь такую штуку — вылетишь отсюда на всех парах. Усёк? — Я не… — хмурая гримаса. — Я… больше не буду читать твои мысли. Обещаю. — И я рад, что нарушил своё обещание! Дин, я не мог его не нарушить — у тебя было такое лицо… И ты думал такие вещи… — Если не собираешься меня карать, проваливай сразу, — глухо прорычал Дин, снова отворачиваясь. Поэтому он не увидел, что Кас снова подошёл ближе, и крепко обнявшие его руки стали для него полной неожиданностью. — Пожалуйста, прекрати меня прогонять, — прошептал Кас. — Дин, я не один из этих языческих богов. Я не уйду. Я никогда тебя не оставлю. Меня же ты больше никогда не увидишь. — Я уже не читаю твои мысли. Дин, пожалуйста, скажи что-нибудь. — Разве… это не запрещено? Кас негромко засмеялся. — Разве кто-либо когда-либо мог что-то тебе запретить? И эти слова, как по волшебству, вернули Дину его обычную уверенность, словно бы куда-то подевавшуюся в последнее время. Он хочет этого ангела и, если понадобится, вырвет его прямо из рук его ханжеского бога. Дин резко развернулся и, прижав Каса к стене, поцеловал его. И Кас подался ему навстречу. — Если ты надумаешь куда-нибудь деться, — прорычал Дин, — я тебя найду и все перья повыдёргиваю. — Мырх, — согласно выдохнул Кас, и Дин потянул его в сторону, к сундуку с одеждой. — И даже не думай во что-нибудь меня превращать! — Дин задрал белоснежную тунику Каса и чуть отстранился, намекая, что ему стоит проделать то же самое с одеянием самого Дина. — Но… свадьба, — как-то вопросительно выдохнул Кас, и Дин изумлённо распахнул глаза: — Серьёзно? — Разве ты не нужен Сэму? Дин рассмеялся, сбрасывая одежду самостоятельно. — Я уж решил, что ты отказываешься от плотских утех до свадьбы, — хмыкнул он. — И ещё удивляешься, что мне хочется прочесть твои мысли. Тебя невозможно понять. — Эй! Я же не читаю твои. И если хочешь знать, о чём я сейчас думаю… мне кажется, что тебе стоит раздеться. Кас мгновенно оказался обнажённым, и Дин одобрительно промычал, подталкивая его к сундуку. — Ты же знаешь, что я могу перенести нас в более удобное место, да? — спросил Кас, отказываясь послушно падать и оставаясь на ногах. — Никаких переносов, — Дин подтолкнул его сильнее, и Кас со вздохом развернул их обоих: посреди комнаты появилось огромное устеленное белоснежными простынями ложе, явно только что пропавшее из дворца самого императора. Дин понадеялся только, что император не собирался как раз на него улечься, а потом решил, что ему, в общем-то, всё равно. Он снова подтолкнул Каса, и на этот раз тот подчинился и упал на спину. Дин навис над ним, пользуясь долгожданной возможностью разглядеть его тело. Оно было совершенно. Слишком совершенно. Дин и прежде в этом не сомневался, но теперь, когда он увидел это своими глазами, горло болезненно сжалось. Ему снова вспомнился Феб, прекрасный златокудрый бог, влюбивший в себя и полюбивший в ответ многих смертных юношей, но не задержавшийся ни с одним из них и забывший их всех. Может быть, когда-нибудь среди преданий о нём появится и история о том, как светлый ангел полюбил человека. И, конечно, тоже его оставил. И, может быть, полюбил снова — очередного смертного. И снова. И снова. Дин встретил нетерпеливый взгляд Каса и пообещал себе, что не допустит этого. Он не отпустит Каса от себя, пока сам не решит, что пришло время, и он оставит ему такие воспоминания, что каждый раз, глядя в чьи-то влюблённые глаза, Кас будет вспоминать Дина. И жалеть, что это не он сейчас рядом. Дин зарычал и набросился на Каса, пытаясь ласкать его сразу повсюду, сминая его губы в жёстком поцелуе, оглаживая руками его бока, притираясь пахом. И Кас подчинился его напору, позволяя ему всё. Что угодно. Дин решил для себя, что на первом месте стоит удовольствие Каса. Главное, чтобы он почувствовал настоящее блаженство, а уж Дин своё может наверстать и как-нибудь потом. Поэтому он, не думая о себе, почти сразу сполз ниже и обхватил член Каса губами. Он приготовился задействовать все свои умения, но Кас оказался куда более отзывчивым, чем он ожидал. Простых ласкающих касаний губ и языка было достаточно, чтобы заставить его выгнуться и застонать, и ему потребовалось совсем немного времени, чтобы шагнуть за край. Слишком просто. Любой на месте Дина смог бы… — Прекрати, — прорычал Кас, резко подтягивая его к себе. — О чём ты думаешь? — Прости, — испуганно выдохнул Дин. Он так старался и всё же что-то испортил. Выражение лица Каса тут же смягчилось. — Пожалуйста, — едва слышно выдохнул он. — Просто будь со мной. Не думай ни о чём. Пожалуйста. Легко сказать, подумал Дин, но не успел ничего ответить, потому что Кас вдруг оказался сверху, нежно целуя его и ласково прижимаясь. Нет, нет, не надо, ты не должен, хотел было возразить Дин, но Кас снова не дал ему заговорить, обхватив его член ладонью, и Дин подавился своими словами, раскрывая рот и жадно хватая лёгкими воздух. Кас делал это впервые, Дин точно знал, но его прикосновения казались именно тем, что было ему нужно, и он, забыв обо всём, подался им навстречу. Он уже не помнил о своём решении не думать о своём удовольствии, о страхе не впечатлить Каса, о желании запомниться. Всё, что сейчас имело значение, — это то, как Кас вглядывался в его лицо, пытаясь что-то там разглядеть, то, как двигалась его ладонь, то, что Кас был рядом здесь и сейчас. Он чуть приоткрыл глаза, встречая взгляд Каса, и было в этом взгляде что-то такое, отчего ему захотелось поверить, что ангел будет рядом всегда. Даже не всю краткую жизнь смертного человека, а всё своё вечное существование. Дин снова зажмурился, рвано выдыхая, и сдался. Сдался наступающему блаженству, сдался этому невозможному ангелу, сдался вере в то, чего никогда не будет. Если подумать, он был обречён на это с самого начала. Они оба были.