Просто попробуем...

Изуна уже не может вспомнить, когда был в состоянии спокойно разговаривать с братом, беззаботно смеяться и не замечать случайных прикосновений. Когда мог жить для себя, воруя с кухни сладости не для того, чтобы забиться в темный уголок под лестницей и там, растягивая удовольствие, испачкав все пальцы и лицо в липкой крошке, самому съесть мандзю, а украдкой нести Мадаре, отдавая пирожок ему, трепеща от ожидания увидеть радость на лице брата. Когда мог нормально общаться и играть с сверстниками, а не запираться в своей комнате в ожидании Мадары. Не помнит он этого пустого времени, и вспоминать не хочет, ведь для чего он тогда бы жил? Так было и в детстве, когда ночью Изуна вылезал из под одеяла, не опасаясь получать выговор от отца, и бежал в комнату брата, стараясь не слишком громко топать босыми ногами по холодному полу, медленно, словно к святому алтарю, приближаясь к футону брата. Можно было лечь рядом на одеяло, прижимаясь к его плечу лицом и восторженно вдыхать знакомый горьковатый запах гвоздики, который мерещился ему даже если Мадары рядом не было. Пользуясь темнотой рассматривать его лицо, оттененное лунными бликами, трогать жесткие черные волосы, так не похожие на мягкие, послушные пряди Изуны, вслушиваться в неспокойное дыхание, иногда прерываемое едва заметным рычанием - даже во сне старший Учиха продолжал вести ожесточенные бои. Когда на утро его обнаруживали в комнате Мадары, родители не слишком волновались - ну, оно и понятно, младшему брату всегда хотелось быть рядом с старшим, чувствовать его защиту и покровительство, они еще надеялись, что с возрастом это, конечно, пройдет. Но месяцы шли один за другим, года сменяли друг друга, Изуна отпраздновал свое семилетие, а привычка засыпать на плече старшего брата не прошла, превратившись в навязчивую идею, которая мгновенно овладевала им, стоило отцу пригрозить наказанием, если этой ночью Изуна опять покинет свою комнату. Не в силах противиться этому дикому желанию, Учиха стремился воссоединиться с Мадарой любым способом, сломав замок или выбравшись из окна на улицу, а там, перебежками, добравшись до окна нии - сана. Мадара относился к привязанности Изуны положительно, считая, что такие отношения между братьями абсолютно нормальные и не требуют жесткого пресечения. Он со смехом делился с ним мандзю, приговаривая, что воровство может стать привычкой, защищал от нападок особо ярых уличных хулиганов и всегда открывал деревянные ставни своего окна, пуская младшего брата к себе. Так было всегда, до того, как Изуне исполнилось шестнадцать лет, а он продолжал жаться к брату и засыпать с его именем на устах. Тогда уже даже Мадара начал мягко намекать ему, что личное пространство - вещь нужная, и мужчины должны спать отдельно друг от друга. В то время Изуна не понял такой перемены в брате, пока не застал его с девушкой. Она была невысокая, тоненькая, как прутик, с длинными светлыми волосами. То, что брат был с девушкой - уже странно, Мадара никогда не интересовался любовными отношениями, отдавая предпочтение тренировкам и сражениям, а тут притягивает к себе незнакомую девушку, пусть и миловидную, но чужую, постороннюю, которой Изуна никогда и не видел, но успел возненавидеть за те секунды, пока видел. Учиха чувствовал себя преданным, оскорбленным в лучший чувствах, было ощущение, что Мадара сделал это назло, хотя, конечно, не знал и не догадывался ни о чувствах младшего брата, ни о том, что он видел его в столь интимной обстановке. Вечером Изуна пришел к нему мрачный, без обычной чуть смущенной улыбки, тяжело сел рядом с Мадарой, стараясь лишний раз не смотреть на брата, но притяжение было слишком сильным, чтобы подломленный обидой Изуна мог противиться ему. Мадара тоже был каким - то вялым, говорил мало, ссылаясь на усталость и недосып, постоянно клевал носом и всем своим недовольным видом показывал, что на разговор сейчас не настроен. Это еще больше удивило Изуны, вызвав новое чувство - злость и раздражение, которое медленно росло в неокрепшей душе Учихи, подогреваемое с каждым скудным ответом Мадары, который, как казалось, совсем утерял нить беседы, выдавая почти бессвязный набор слов, уж точно никак не связанных с осторожными вопросами Изуны. В конце концов такое безразличие ему надоело, он так резко повернулся к полусонному брату, что хвост блестящих черных волос метнулся за спиной, ударив по лопаткам. -Тебе, конечно, интереснее болтать со своей новой подружкой, чем со мной, - слова звучали холодно, ядовито, Изуна вкладывал в них всю свою ревность и злость, - Но, будь добр, обратить внимание и на меня, своего родного брата. Вот уж не ожидал, что банальная влюбленность сделает тебя таким... равнодушным, - Учиха нервно рассмеялся, внимательно следя за реакцией Мадары. Услышав ехидную реплику брата, тот мгновенно вспыхнул, в глазах заблестело знакомое желание спорить и добиваться правоты, а тонкие губы болезненно скривились, словно он хотел сказать что - то, но прикусил себе язык. -Что, даже не назовешь меня "自身のビジネスを登る愚かな子供"*, а? - Изуна, разозленный такой неоднозначной реакцией, продолжал распаляться. В горевшем мозгу рождались фразы, одна обидней другой, но язык явно не поспевал за мыслями, - Вот так и будешь сидеть и молчать? Ты даже ничего мне не рассказал об этой девке,с которой ты так самозабвенно ласкался, что не заметил меня, и мне пришлось созерцать, как эта... эта... шлюха тебя окручивает, так?! -Ты что, следил за мной?! - наконец вскипает Мадара, злобно блестя в ответ шаринганом, - С чего бы это? Ты уже не маленький, чтобы я бегал за тобой, у меня, знаешь ли, и собственная жизнь есть. И какая, ファック**, тебе разница, с кем я провожу свободное время?! -Какая? ふん***, да никакая! - Изуна мысленно рвался вон из комнаты, чтобы в тишине и одиночестве переждать, пока утихнут чувства, молча пережить самую глобальную утрату в своей жизни и надеяться, что брат быстро забудет эту позорную сцену, где сам Изуна ведет себя не хуже заправской истерички, устраивая брату допрос о совершенно личных делах, на которые, как верно указал Мадара, имеет право каждый. Но Учиха остался сидеть, поджав худые ноги и сгорая от стыда и обиды, упершись руками в колени и молча глотать необдуманные слова, из - за которых сам чувствовал теперь вину. Мадара прав, он не должен был так реагировать на то, что у старшего Учихи появилась девушка, тем более, возмущаться этим и портить и без того сложную жизнь, ведь смысл родственных связей - поддерживать в горе и ликовать в радости, а получилось даже хуже... -Изуна? - голос Мадары звучал теперь как - то надтреснуто, словно он уже извинялся, хотя, по убеждениям младшего, ни в чем виноват не был, - Ну и чего ты так завелся? Если хочешь, я могу рассказать тебе о... -Нет, не хочу, - кроваво - красный шаринган блестел теперь уже в глазах младшего, на лице застыла маска отчаянной решимости, словно его ведут на смертную казнь, шанса сбежать нет, но цель есть, а терять - то и нечего. Это несколько смутило Мадару, а когда вечно - тихий и спокойный Изуна молниеносно приблизился к нему, остановившись в паре сантиметрах от его лица, старший Учиха застыл, не в силах что - то предпринять. Такие движения люди обычно делают перед тем, как... "О чем я, しまった, думаю?! Это же мой родной младший брат, которого я знаю с рождения и поклялся защищать! Неужели я такой извращенец, что думаю, что он хочет... поцелуя?!" - Мадара с затаенным страхом заглянул в большие глаза Изуны, пытаясь найти себе оправдания, но увидел совсем не то, что хотел. Слишком долго он знал Изуну, слишком хорошо изучил малейшее настроение, умел определять по движению рук, если он раздражен, зол, устал или счастлив, и сейчас это сыграло с ним плохую шутку - он ясно различал нежное желание, преданность и совсем не братскую страсть, которая пугала и настораживала больше всего. Мадара не знал, как реагировать, боялся обидеть, отвергнуть и навсегда потерять ту хрупкую связь, что связывала их, но при наличие таких чувств могло быть только два выхода - отвержение или принятие. Тонкие пальцы легли ему на плечи, мелко подрагивая - "Верный признак того, что Изуна страшно переживает," - машинально отметил старший Учиха, понимая, как нелепы сейчас подобные мысли, но сосредоточиться на решении своих поступков духу не хватало. "Братья. Мы просто братья," - Мадара уже с затаенным отчаянием резко выдохнул, когда Изуна оказался слишком близко, настолько, что дружескими объятьями это назвать язык не поворачивался. Теплое сухое дыхание прошлось по лицу, отдавая корицей и, почему - то, горечью молодых мандаринов, и от близости таких знакомых запахов Учиха даже немного расслабился, решившись зайти немного дальше, а потом, если что, вернуться назад. Пользуясь замешательством Мадары, Изуна скользил взглядом по лицу брата, теперь уже не спящего и не верил, что это происходил в жизни, а не в воспаленном воображении, где они были вместе, вытворяя такое, что Изуна даже иногда краснел от извращенности собственных мыслей. Задержав взгляд на губах старшего брата, Изуна непроизвольно облизнулся, ощущая жгучее желание сделать это, прижаться к родной груди, чувствовать теплые руки на плечах и никогда не просыпаться, если это сон. Мадара был так близко, что голова шла кругом, в глазах мелькали обрывки самых ярких снов, и, уже не отдавая себе отчета, Изуна, за высокий воротник, притянул брата к себе и поцеловал. На языке чувствовался привкус горечи от костра, которым насквозь пропахли волосы и одежда Мадары, который хоть и не отшатнулся, но и не проявил инициативы, предоставив младшему старательно покусывать свою нижнюю губу, проводя языком по зубам, не решаясь пока приступать к более глубокому проникновению. Изуна немного отстранился, все еще касаясь кончиками губ кожи брата, глубоко и часто дыша, переживая смешанные чувства - он был безумно счастлив эти секунды, он ждал этого чуть ли не бесконечность, самое желанное в жизни было сосредоточенно до нескольких мгновений, пока он обнимал Мадару за шею, не встречая сопротивления и просто получая удовольствие от такой связи. Но как теперь поднять глаза на него, как говорить, что сделать дальше, чтобы не упустить этот уникальный контакт? Решение, как всегда, принял старший брат, на которого всегда можно положиться. Он как - то странно улыбнулся, покачал головой, пробормотав что - то вроде: "Я просто чудовище," - а потом наклонился к Изуне убирая выбившиеся из хвоста пряди волос, проводя тыльной стороной ладони по острой скуле, опуская ниже, по шее, груди, останавливаясь на колене. Изуна понял намерения брата, он задышал часто и быстро, маленькими глотками, словно боясь пропустить малейшую подробность или мимолетное ощущение близости с любимым братом. Почти одновременно они снова потянулись друг к другу, сливаясь в уже более уверенном и глубоком поцелуе, с интересом прислушиваясь к своим ощущениям, горячно подаваясь навстречу, с почти забытым доверием принимая любую грубость. Учихи не привыкли к легкой жизни, ни в бою, ни в отношениях, поэтому стоило Изуне избавиться от верхнего балахона, как на бледном теле проявились пять красноватых полос - Мадара слишком сильно провел ладонью по худой груди брата, стараясь пропустить под пальцами как можно больше, руками оглаживая поясницу и бедра - движениями новыми, но отточенными, и Изуне почему - то приходит мысль, что старший уже много раз прокручивал в голове, что будет делать в такой ситуации. Дыхание сбилось у обоих, под животом приятно потяжелело, побуждая к более открытым действиям, снимая печать смущения и приличий. Мадара склонился ниже, проводя языком по часто вздымающейся груди младшего, слизывая выступивший от возбуждения солоноватый пот, следуя за изгибами мышц, не заходя ниже дозволенного, давая Изуне время привыкнуть к такой роли брата, хотя понятия дозволенности и приличия перестали быть существенными как только они поцеловались первый раз. Изуна тихо вскрикивает, когда зубы Мадары оставляют на бледной коже полукруглый след укуса, который он тут же зализывает, не давая сосредоточиться на одном определенном чувстве, мешая глубокие засосы с почти невесомыми прикосновениями к чувствительной от возбуждения коже, заставляя Изуну захлебываться в пестрых ощущениях. Изуне одновременно хочется, чтобы Мадара прекратил эту жестокую в своей сладости пытку и перешел дальше, принося новые ощущения, еще больше сводящие с ума, но в то же время он готов извиваться на полу под чуткими прикосновениями хоть бесконечность, выгибаясь в пояснице на встречу новым, порой жестким ласкам. Обжигаясь об горячую кожу, старший Учиха опустился ниже, опять решив за них двоих, уже уверенно, словно свою собственность, растирая ладонью и без того напряженный бугорок на штанах младшего, дразня своим бездействием, и стоило ему не больно, но чувствительно, прикусить маленький затвердевший сосок, как Изуна уже больше не мог себя сдерживать. От нахлынувших новых, но таких блаженных ощущений, Учиха тихонько взвыл, откидывая голову, шумно дыша, зарываясь пальцами в давно не знавших расчески волосы Мадары, привлекая его все ближе к себе. -Мадара, пожалуйста... Прошу тебя, прекрати, - Изуна чуть ли не плакал от осознания, что по собственной глупости опозорился перед главным авторитетом своей жизни. Глядя в раскасневшееся, покрытое мелкой испариной лицо Изуны, Мадара сначала не понял, чем довел брата до такого критического состояния, но через секунду, ощутив ладонью влажность, проступившую через тонкую ткань штанов младшего, понял, что делал все правильно. Хищно усмехнувшись, он приподнялся на локтях, чувствуя, как подрагивает, то напрягаясь, то начиная расслабляться ладонь Изуны на его затылке, отлично осознавая, что от его действий сейчас зависит физическое и душевное счастье младшего брата, которого Мадара заново для себя открывал, находя в нем еще более мягкие черты, чем проявлялись раньше. -Ну, что ты так расклеился? - Учиха протянул руку, успокаивающе поглаживая трепещущую шею брата, показывая, что бояться нечего, - Все хорошо, - он снова склонился над выступающими мышцами пресса, уже более ласково проводя по коже губами, ожидая, когда первая эйфория спадет и Изуна будет готов продолжить. Ему льстило, что младший Учиха так мало выдержал под его ласками, это значило, что он давно это хотел, готов был отдаться каждой его прихоти, позволять собой распоряжаться и принимать власть брата над собой. Ощущение такой покорности возбуждало в Мадаре чувство лидерства и желание немедленно этим воспользоваться, и, когда слабым кивком Изуна подтвердил, что хочет продолжения, Учиха не стал церемониться, торопливо распутывая завязки на штанах брата, отбрасывая покрытую терпко пахнущую смазку вещь, стремясь добраться до самого главного. У Мадары самого в паху почти болезненно ныло, но пугать брата слишком быстрыми движениями он не хотел, хотя Изуна уже опять был возбужден, неловко жмурясь, стоило руке старшего коснуться чувствительной уздечки, проведя кончиками ногтей вверх, почти не задерживаясь на налитой головке, спускаясь опять вниз, и так несколько раз, заставляя Изуну тяжело дышать, конвульсивно сжимая пальцы в кулак и тихо постанывая сквозь зубы. Мадаре приятно думать, что причина, по которой брат так безумно хочет именно его, доверяя самое сокровенное, не ограничивая себя в эмоциях. Сдерживаться самому все труднее, голова идет кругом от ставшего слишком плотным воздуха, в котором повис тяжелый запах пота и мускуса, отдающийся в мозге горячим импульсом, пульсирующим в виске. Хватит, это уже просто безумие какое - то, так и сойти с ума недолго, а Изуна лежит здесь - такой соблазнительный, раскрепощенный и готовый... Подтягиваясь ближе к лицу брата, Мадара опять целует высокий лоб сквозь слипшуюся от пота челку, прижимаясь телом к телу, наваливаясь всем весом, придавливая и удерживая покорного брата. -Давай, - словно в запале горячо шепчет Изуна, от нетерпения покусывая мочку старшего брата, обнимая его за шею, царапая ногтями лопатки,позвонки, - Давай, Мадара, сделай это... Я хочу, давно хочу этого... Пожалуйста... - дальше шел уже совсем бессвязный бред, и Мадара не вслушивался в смысл, просто ловил срывающиеся интонации непривычно резкого голоса Изуны. Рука скользит между ног, едва касаясь влажной от смазки кожи, непривычно - нежной и мягкой, дальше, раздвигая бледную плоть, едва ощутимо дотрагиваясь до плотного колечка мышц, не входя, но слегка надавливая. Изуна требовательно стонет, сжимаясь под телом брата, понимая, что еще одно такое движение и он опять кончит. -Ладно, ладно, не возмущайся, - Мадара слегка улыбается, в последний раз целуя пульсирующий висок брата. Изуна, не обращая внимание на ненужные сейчас ласки, сам подается вперед, пытаясь развести худые ноги как можно шире, постепенно сам пропуская в себя сначала головку, потом, решив, что останавливаться глупо, и насадился до середины, морщась и мелко вздрагивая от неприятных, болезненных ощущений. Мягкие стенки кишечника плотно обхватывали член, и Изуна уже и раньше растягивал себя, в пылу безудержного возбуждения, но одно дело - мастурбировать наедине с собой, другое - чувствовать, как ты принимаешь в себя член родного брата. От такой запретности их отношений захватывало дух, ломило в груди, на смену желанию пришла черная похоть, и, словно почувствовав готовность младшего, Мадара слегка толкнулся вперед, входя уже на полную длину. Внутри горячо, все пульсирует, немного жжет - речи о нормальной смазке и не было, в ход пошла собственная конча Изуны, но в целом все оказалось менее ужасно, чем ему представлялось, постепенно, с каждым толчком, ему хочется больше, резче, глубже. Мадара и сам уже не может держать себя в руках, родной брат под ним слишком сжимается изнутри, слишком чувственно стонет, закусывая губы и подаваясь навстречу, без слов умоляя дать больше. Старший Учиха уже не помнит, что около получаса назад сомневался в правильности их поступка, теперь мир сузился для него до глухих стонов и мягких стенок анала Изуны. Задевая чувствительный пучок нервов, он не видит, но знает и понимает, что младший кончил, безмолвно крича, содрогаясь всем телом, продолжая по инерции подаваться вперед. Теплое вязкое семя течет по животу Мадары, оставляя белую полосу, но Учихе нет до этого дела. Несколькими резкими движениями он доводит до пика себя, бессильно падая на расслабленного брата, прижимая его к себе. -Можно мне спать с тобой всегда? - слабый голос Изуны раздается неожиданно, Мадара рассчитывал, что у него сил даже на разговоры не осталось, но младший тихо стонет, высвобождаясь из - под тела Мадары, по - привычке склоняясь к его плечу. -Конечно, можно, - правильно ли это, Учиха не знал. Но разве то, что он исполнил сокровенное желание любимого брата - такой уж плохой поступок? Мадара ласково провел рукой по острому плечу брата, собирая длинные черные волосы и откидывая их ему за спину. - Можешь приходить всегда.