Морфин

У Вирта точеный профиль. Идеально-ровный нос, идеальный лоб, идеальный подбородок, а кожа у него настолько светлая, кажется что он как будто выточен из мрамора. Как будто он самое дорогое произведение искусства, на создание которого потратили не один год. У Вирта совсем уж дьявольски-острая линия скул. С ума сойти, да ими же можно хоть вены вскрыть! Когда Вирт прикасается к ним, кажется что в один прекрасный момент он изрежет себе все пальцы об эти изогнутые линии. Просто на уровне подсознания кажется, как будто это естественно. Как будто так и должно быть. У Вирта сейчас усталая улыбка. Каждый чертов час он улыбался совершенно по-разному, будто бы развлекаясь. Сейчас это была улыбка человека который видел многое. Который многое потерял.Если бы гаснущие звезды могли улыбаться,они без сомнений улыбались бы так же, как он. Но в то же время она притягивала, просто дико притягивала, и чем больше ты смотришь как Вирт улыбается, тем сильнее пульсирует кровь в висках. И еще вопреки ожиданиям его губы совсем не гармонируют с окружающим их мрамором. Они слишком сочные, будто в кровь обмакнули.Совсем, совсем неправильные. Они тоже должны быть бескровны, ведь так же логично. А в этих, ярко-алых, чувствуется что-то совершенно не правильное. Но в то же время и совершенно совершенное. У Вирта живой взгляд. В отличии от улыбки он всегда живой, каждый чертов день. Два невероятно темных уголька всегда смотрят немного дерзко и насмешливо, будто проникая в самые скрытые фибры души. Будто ты плещешься в самом темном океане. Будто тебя опутывают самые темные нити. Будто ты летишь в самую темную пропасть.Но взгляд Вирта не пугал, скорее наоборот хотелось удержать его на себе подольше. У Вирта слишком тонкие, слишком бледные запястья. Их хочется невесомо целовать,прокладывая слегка влажную дорожку по бледно-голубым сплетениям вен и застывать напротив пульса. Считать удары. Ромка злится на себя и отворачивается к окну, стараясь думать о другом. О чем угодно, но не о Вирте. Он чувствует, что так не должно быть, что так не правильно. Он злится, раздражается, одергивает себя, но потом все равно ловит себя на мысли, что думает о нем. И все опять повторяется по кругу, словно он наркоман, который обещает завязать, и снова ловит себя на том, что колет морфин. И он изо всех борется с этим. И каждый, чертов раз, проигрывает. И это невероятно тяжело. Это невозможно. Совсем неожиданно он сталкивается глазами с Виртом.И замирает. Задорные угольки в глазах Вирта начинают еще больше искрится, и Ромка совершенно не может оторвать взгляд. До этого он старался не смотреть ему в глаза, прекрасно помня о том его способностях мага-сенсора. Но сейчас он осознает что у него совершенно нет сил отвести глаза. У него нет сил сопротивляться. И Ромка ощущает будто бы внутри что-то ломается, и все вокруг застывает, словно в дурацком кино.И только на лице Вирта на секунду проступает что-то совершено неправильное. То, чего не должно было там быть. Осознание. Едва слышный вздох слетает с губ Вирта. -Я что-то такое в тебе давно чувствовал. Думал, ошибаюсь. Слова прозвучали совсем тихо, но Ромке кажется будто бы каждый звук оглушает его, вливаясь в уши раскаленным свинцом. Он чувствует, как непроизвольно руки сжимаются в кулаки, а костяшки становятся белее снега. Он ничего не чувствует к Вирту. Он абсолютно нормален, это все какая-то дурацкая ошибка. Может, он болен, или еще что-то, но в любом случае это не любовь. Он полностью нормален. Всецело нормален. Целиком и полностью нормален.Это ошибка. Но тогда почему кровь так сильно стучит в висках? Все происходит слишком быстро. Будто бы и не с ним. Так не должно быть.Это неправильно. Совсем-совсем неправильно. -Я не понимаю о чем ты?- то ли говорит, то ли шепчет сиплым голосом Ромка, но даже ребенок поймет, что он врет. Так лгут дети матерям, которые на их глазах разбили самую дорогую вазу. Так лгут полиции убийцы, которых застали на месте преступления. Так лгут любимым умирающие с переломанными в порошок ребрами. Так лгут, когда надежды на оправдание нет. Примерно в ту же секунду, Вирт оказывается рядом.Слишком непозволительно рядом, так что у Ромки начинает кружится голова от пьянящего запаха лесных цветов, смешанным с запахом старых бумаг. Язык Вирта настойчиво проталкивается сквозь плотно сжатые губы, наполняя рот Ромки чем-то вязким, напоминающим цветочный ликер. Всего через пару секунд он уже забывает все свои доводы, все свои доказательства и неосознанно поддается, сплетаясь в одном, диком танце.Дыхание учащается, и Ромка чувствует, как приливает кровь в щекам. Запуская руки в отросшие волосы Вирта, он словно забывает, как нужно дышать. -Я вижу, как ты совсем не понимаешь о чем я, господин умник.- едко шепчет эльф, уже щекоча фиалковым дыханием Ромкино ухо. Его сердце начинает колотится еще сильней, а руки снова непроизвольно сжимаются в кулаки. Так неправильно. Прохладный воздух остужает Ромкино лицо, пока он пошатывающейся походкой идет по улице акаций. Куда-неизвестно.Он только понимает, что ему нужно уйти. Он чувствует, что слишком сломан. Но одно, теперь, он знал точно. И как бы тяжело не было, смысла обманывать себя не было. Он любил Вирта. Когда ты задерживаешь дыхание, и внутри рушатся вселенные. Когда падает последний герой. Когда надежда умирает, и остается умереть тебе. Когда звучит предсмертный крик. Когда ты сломан. Когда хрустят кости. Именно тогда осознаются самые простые истины. Все это, чертово время он любил его.