Gallifrey and other stuff

Возвращение на родину оказалось каким-то слишком уж неожиданным. Галлифрей сам нашел Доктора, подкрался к нему сквозь толпу спешащих по делам людей, не знающих, что вот буквально только что их в очередной раз спасли от инопланетян. — Двенадцать часов ровно. Вторжение было запланировано именно на это время, но ты, я вижу, по-прежнему защищаешь эту планету. Доктор обернулся на голос. В паре метров от него, облокотившись о перила набережной, стояла высокая женщина в длинном платье. Лица почти не было видно за огромными черными очками и тенью от широкополой шляпы, а голос Доктор определенно слышал впервые. — Было бы очень жаль, если бы с Землей что-нибудь случилось, — продолжила она. — Разумеется, — согласился Доктор. — Мы знакомы? — В прошлом – да. Она шагнула вперед, сняла очки и сдвинула шляпу на затылок. Лицо это тоже было незнакомо, но, в конце концов, повелители времени узнают друг друга вовсе не по внешности — и Доктор замер, веря и не веря тому, что говорил ему разум. — Романа, — не то сказал, не то подумал он, и она кивнула. — Давно не виделись. * За сотни лет, что прошли с тех пор, когда они еще были друзьями, должна была накопиться бездна вопросов, и проще, вероятно, было пока что даже не начинать задавать их. Обычное красноречие совершенно отказало Доктору — почти как в тот уже относительно далекий день, когда на площади в центре Лондона новый враг его назвался именем врага старого. За сотни лет, что прошли с последнего дня Войны Времени, все могло измениться столь сильно, что Галлифрей нельзя было узнать, однако за окном Доктор видел поросшую густой травой и цветами равнину и горы на горизонте, пейзаж, со времен его детства предсказуемый и привычный. Хотя, может, это просто окна здесь были так удачно расположены; ТАРДИС материализовалась тогда буквально в метре от двери, и Романа сразу же потащила Доктора в дом. Был уже вечер. — Заходи, садись, сейчас принесу чаю и все расскажу, — сказала она; чай действительно принесла и даже что-то рассказала — по большей части размытые общие фразы о том, что карманной вселенной выбрались они относительно недавно, что ход времени там был другим, что правду о последнем дне почти никто не знает. Аркадию, по ее словам, почти отстроили. Академия вроде как снова функционирует в нормальном режиме, и через сколько-то лет из нее выйдет новое поколение повелителей времени — быть может, не столь приверженное традициям, как бывало раньше. — А ты чем сейчас занимаешься? — поинтересовался Доктор. Пусть Романа и отделывалась общими фразами, но создавалось впечатление, что она знает все, что происходит или произошло на Галлифрее в последнее время. — Ничем, на самом деле, — отмахнулась она. — Политика мне, как ты понимаешь, надоела еще очень давно, — Романа усмехнулась, будто давая понять, что политика ей, может, и надоела, но не все так просто. — Иногда читаю лекции в Академии. Тебя, кстати, тоже будут туда зазывать, если ты вернешься сюда в открытую. — Думаешь, стоит? — Тебе решать. Но, наверно, стоит. Тебя ведь больше не считают ренегатом и преступником, уже довольно давно, кстати. Сможешь связаться с семьей; я знаю, что из дома Лангберроу* мало кто погиб, правда, были пропавшие без вести — ты тоже числишься среди них. — А что дом Хэтсхевен**? — Почти все сгинули, — ответила Романа, отведя взгляд. — Считая меня, четверо осталось… Разговор сам собой прервался. Время было уже за полночь; неяркие светильники зажглись автоматически, как только за окном стемнело. Взгляд Доктора все время невольно обращался на небо. Странным образом у него сбилось чувство времени и он не мог понять, сколько часов на самом деле прошло от заката. Вспомнился Трензалор, обернувшийся когда-то самой длинной, на шесть сотен лет затянувшейся ночью в жизни Доктора. Должно быть, в этот момент что-то промелькнуло на его лице, потому что Романа неожиданно спросила: — Все хорошо? — Да, кажется, — кивнул Доктор, отгоняя воспоминания. — Просто мне нужно привыкнуть к тому, что все теперь так. Что Галлифрей все-таки спасен, что можно вернуться, что меня, оказывается, даже не все ненавидят. Странное чувство. Как будто я только сейчас стал действительно свободен, но свободу я не могу осмыслить и осознать до конца, и, может, это и не свобода вовсе… — он почувствовал, что вот-вот начнет заговариваться. — Понимаю, — сочувственно протянула Романа. Они снова замолчали. Небо за окном все никак не желало светлеть, хотя, как Доктору казалось, с заката прошло уже довольно много времени, но он не был уверен, что за годы вдали от родной планеты он просто-напросто не забыл, сколько там длятся дни и ночи. — Долго еще до рассвета? — наконец спросил он. — Час, может, чуть меньше, — пожала плечами Романа, внимательно и фамильярно окидывая взглядом собеседника. — С тобой точно все в порядке? А, не отвечай. Сама вижу. Знаешь что… — она посмотрела на часы, — хватит сидеть здесь. Если уж ты так ждешь рассвет, можно пойти в степь. Доктор не успел ответить; Романа вскочила и столь же стремительно направилась к двери. Через пару секунд в комнату ворвался свежий ночной ветер, наполненный ароматом трав и цветов. Доктор поёжился, без особого энтузиазма поднимаясь с кресла. — Да, прохладно что-то, — заметила Романа, возвращая и накидывая на плечи какую-то шаль. Беззаботность в ее голосе звучала немного наигранно. Дверь за ними беззвучно захлопнулась и автоматически закрылась на замок. Романа шла впереди, временами оборачиваясь, будто опасаясь, что спутник ее потеряется в густой траве по пояс, в которой была протоптана тонкая тропа. Закончилась она не слишком далеко от дома, на вершине пологого невысокого холма, где Романа резко остановилась и снова обернулась. — До рассвета еще почти полчаса. Дальше? — Дальше. И они шли дальше, уже без тропы; тысячу лет назад, наверно, держались бы за руки. Небо на востоке начинало светлеть. На сотни миль вокруг них никого не было. Бесконечная алая равнина, мерцающее оранжевое небо и двое существ, обманчиво похожих на людей, два тонких угловатых силуэта на пути нарастающего ветра. Доктор был неподвижен; смотрел вдаль и молчал. Когда краешек солнца показался из-за горизонта, он зажмурился, а когда наконец открыл глаза, солнце было видно уже наполовину. Глаза Доктора казались не серыми, а золотыми, пылающими огнем артронной энергии. Что-то неуловимо изменилось в его выражении лица и осанке, будто в миг из бездомного потерянного странника он вновь стал повелителем времени, какими их описывали довоенные легенды молодых цивилизаций. Только сейчас, когда наконец подошел конец этой длинной ночи, он окончательно осознал, что Галлифрей больше не потерян, что эта планета снова может стать его домом. — Я рада, что ты наконец вернулся, — тихо сказала Романа. - - - - - * Дом Доктора ** Дом Романы