Absurd Tod

Я боюсь, что если не скажу своего имени сейчас, то никто и не вспомнит обо мне. Мое тело будет погребено в братскую могилу, а я сам даже не буду значиться в списках умерших. Меня зовут Павел Кузьмин. Пусть хоть кто-то теперь знает. Все началось летом сорок первого. Как только мы узнали, что началась война, то среди учеников и студентов прошла патриотическая волна. Юноши и девушки шли в армию, а дети собирались в партизанские отряды. Я был среди них. Нас привезли тога в Киев, стали обучать, как правильно держать оружие, как правильно стрелять и целится. Труднее всего было моему сокурснику с плохим зрением. Он это скрыл. Все слишком быстро закрутилось, сил на поле боя не хватало, а ведь это только начало. Нам дали месяц на подготовку, так нам сказал наш командир. Подготовка шла всего три дня… Посреди ночи нас разбудили, сказав, что надо обороняться. Киев бомбили. То, что еще вчера я наблюдал живым и красивым, сейчас было в огне. Я слышал, как кричат люди, кто бежал, кто оставался, думая, что смерть неизбежна. Оцепенение охватило нас. Я побежал лишь тогда, когда заряд взорвался недалеко от меня. Мои соотечественники падали от пуль или гранат. Из всего отряда до окопов добежала лишь треть. Мы начали отстреливаться. Многие сдавались и, плача, умирали от артиллерийских снарядов, удачно попавших в них. Все вокруг окрасилось в красный. Ко второй половине следующего дня нас осталось очень мало, а фрицев становилось больше. Командующий сказал отступать к восточным границам города. Но выжившие изнеможенные солдаты хотели оставаться в этих окопах до конца. Лишь немногие отправились вслед за командиром. Мы же остались в городе. Потом мы влились в ряды антифашистского сопротивления и ушли партизанить в леса. Маленькие партизаны отвели нас к их вожаку, который накормил нас и попросил о помощи. Я бы рассказал, о тех двух годах, что мы провели в отряде. Но у меня уже нет на это сил. Я расскажу о сегодня. Мальчуган по имени Алёша пришел с известием о том, где расположен главный тыл врага. Я собрал небольшую группу из более собранных «солдат». Это юноши лет шестнадцати-семнадцати. Но также я оставил достаточное количество людей, для того чтобы защищали нашу базу. Подобравшись к тылу врага, мы затаились. Из лагеря доносилась немецкая речь, смех и стук железной посуды. Пахло картошкой и кофе. Желудок болезненно свело. Как же давно я давно нормально не питался. Глядя на юнцов, я видел, как они давятся слюной, но в их глазах решимость. Позади я услышал немецкую речь. Повернувшись, я встретился глазами с мужчиной. Я только успел крикнуть ребятам, чтоб те убегали, как меня скрутили и поволокли в лагерь. В лесу раздались выстрелы. Я молился, чтоб они выжили, хоть кто-нибудь. Меня привели в самый центр лагеря и усадили на колени. Кто-то поднял мне голову и встретился с глазами, такими родными и знакомыми. - Гриша…, - прошептал я сухими губами. На нем был черный китель, а на правом плече свастика. На поясе висел револьвер, а автомат весел за плечом. У него были совершенно другие очки, он выглядел солидным. А волосы его были зачесаны назад. По его лицу поползла мерзкая усмешка, от старого него ничего не осталось. - Какие люди, Павел. Как живется в партизанских отрядах? Не уж-то командир покинул тебя? Во мне проснулась зверская ярость. Я кинулся на него, но фрицы удерживали меня. Я сам не заметил, как заплакал. Я просто не понимал, как можно так бессовестно предать Родину?! - Какой ты жалкий, - он зарядил пистолет одним патроном, - весь грязный и небритый, мне противно, что я вообще тебя знаю. Он прокрутил барабан. Выстрел. Осечка. Еще один, прямо в голову. Я не ожидал от него такого. Я не ожидал умереть вот так… *** - Алеша, что ты там делаешь, нам надо бежать! Маленький мальчик склонился над телом мужчины. В нем он узнал Дядю Пашу. - А тут тятя…