У черты

      — Румпельштильцхен, я приказываю тебе покинуть Сторибрук.       Вот и всё. Я никогда не думала, что скажу эти слова, а в особенности не ожидала, что мне будет так просто это сделать.       — Белль, нет… Пожалуйста. Я не смогу вернуться!       — Я знаю.       В его глазах неподдельный ужас, но он не может противиться власти кинжала.       — Я… я не хочу потерять тебя.       — Ты уже потерял.       Я не верю ему. Не могу верить. Хочу, безумно хочу, но не могу.       — Белль, пожалуйста! Я боюсь! Белль!       Он медленно переступает за черту, пытается сопротивляться кинжалу, тянет руки ко мне. Я не выдерживаю и отворачиваюсь, чтобы не передумать. Слёзы сами катятся по лицу.       — Белль, нет! Белль… Белль, пожалуйста.       Собственное имя стучит в голове колоколом. Я знаю, что он уже за чертой, что теперь уже ничего не изменить и наконец решаюсь обернуться.       Румпельштильцхен сидит на мокром асфальте и одними лишь губами повторяет «Белль, прошу…». Его нога… В мире без магии она снова болит. Чудовище плачет, и я падаю на колени напротив него. Где-то в глубине его чёрной души осталось светлое пятно, которое, увы, даже я не в силах разглядеть.       Он пытается встать, но каждый раз лицо его перекашивает от боли, и он снова падает на асфальт.       Что я наделала? На какую жизнь я обрекла его в том, чужом мире? Слёзы не прекращаются. Я уже не могу смотреть на него. Ещё немного, и я пойду за ним следом, на край света, как клялась, когда выходила за него замуж. Нельзя! Я пытаюсь противиться своим чувствам, как он противился силе кинжала, но это слишком сложно для меня, привыкшей к тому, что он всегда рядом, что он всегда меня оберегает.       Он подползает к обочине и находит палку, которая сможет заменить ему трость, а моя душа разрывается на части от боли, от моего самого жестокого поступка. Румпель встаёт, я тоже. Из-за черты я слышу хриплый голос:       — Я люблю тебя, Белль. Всегда любил и буду любить. Прости меня…       Он пытается дотронуться до барьера, но отворачивается и идёт по дороге, волоча за собой больную ногу.       — И я буду любить тебя, Румпельштильцхен, — он всё равно меня не услышит. — Уже почти простила…