Падение прошлого мира

- Помоги… помоги... Довакин проснулся в холодном поту и услышал громкий шум за стенами палатки. Он жил неподалеку от лагеря Туллия, но все же не в самом лагере, а значит, этот шум, скорее всего, не предвещает ничего хорошего. Довакин протянул руку к Посоху Магнуса, а спустя мгновение морда Партурнакса прорвала натянутую ткань палатки. - Довакин, ты не спишь? - Довакин улыбнулся – некоторые вещи у драконов делались весьма непосредственно. - Нет, Партурнакс. Что-то случилось? - Довакин почувствовал, как мороз начал холодить его разгоряченное тяжелым сном тело. Партурнакс посмотрел на него: каждый раз, когда он видел это существо, у него возникали смешанные чувства. Он видел Джора, а чувствовал перед собой Дова. Но сейчас Довакин изменился, Партурнакс посмотрел на него взглядом дракона и увидел зыбкую фигуру Дова, проступающую сквозь Драконорожденного. Как он и думал, чем больше Довакин давал власти своей крови, тем больше он менялся... - Я слышал зов нашего давно потерянного брата… - Вультурьйола? - Ты тоже почувствовал это? - Партурнакс удивился - зов был драконьим, но слишком слабым, чтобы его почувствовал Довакин. - Да, во сне… точнее в самой глубине сна, я уже хотел воспользоваться посохом Вермины. – Довакин вздохнул. - Кто он? Партурнакс задумчиво прикрыл глаза, и всполохи его души, осколки его памяти, начали проникать в собрата. Довакин увидел Глотку Мира и двух драконов, о чем-то беседующих. В одном из них он без удивления узнал Партурнакса, а вот вторым был незнакомый Довакину темный дракон, который сидел перед Партурнаксом на Стене Слов и возбужденно о чем-то рассказывал. Его речь сильно отличалась от обычной драконьей, он говорил быстро, иногда взмахивал крыльями. Довакин с удивлением понял, что Вультурьйол пытается объяснить Партурнаксу принципы парового двигателя: - Пойми, брат, это - великолепно. Он работает на законах природы, никакого вмешательства сил и магии. Брат, я им нужен, вместе мы сможем построить целый паровой город, заставив сотни механизмов работать, но им нужно солнце или некое подобие солнца, а во всем Нирне только я понимаю огонь настолько, чтобы его создать. - Ты уходишь из семьи? - На время, не больше, чем на несколько сотен лет. Они даже увеличили потолки в Черном Пределе, чтобы я мог там летать и подъемник, который я смогу запустить лапами! - Глаза дракона просто горели от возбуждения. Это был действительно огненный дракон, подвижный, энергичный - дракон, у которого была мечта. Но видение прервалось, рассеявшись в морозном воздухе, а Партурнакс продолжил: - Вультурьйол был одним из древнейших драконов, он ушел от нас, когда в Скайрим пришел клан двемеров Роуркен. Огонь был его страстью, он путешествовал по реке Времени, по миру элементалей, собирая каждое возможное проявление огня. Вскоре он мог вызывать его просто силой мысли. А потом смельчаки из клана Роуркен, прослышав о его искусстве, обратились к нему за советом и помощью - они предложили ему в плату все, что он захочет, но единственное, что он хотел - создать жизнь с помощью огня, не поддерживать ее, а именно создать. И двемеры предоставили ему этот шанс. Я думал, что Вультурьйол ушел вместе с ними, когда двемеры исчезли. - Но почему сейчас, Партурнакс, после стольких лет? - Я не знаю, Довакин, возможно, потому, что твои действия делают драконов сильнее. Может, это связано с двемерами, но важно другое – он попросил вытащить его, а ты единственный из Дова, кто может залезть туда не через эти жуткие подъемники. Довакин улыбнулся: - Что мне нужно еще знать? - Не используй пламя против живых существ, Вультурьйол чрезвычайно щепетилен в этом вопросе. - Партурнакс задумался, казалось, он хотел что-то произнести, но не решался, а потом все же сказал: - Мне нужен Конарик. Жрец материализовался рядом с ними и поклонился Партурнаксу. Довакин удивился, он так привык к Конарику, что считал его чуть ли не частью себя. - Мне будет тяжело без тебя, Конарик. - Жрец кивнул - в этом он ничуть не сомневался. – Партурнакс, ты сможешь подбросить меня до Мзинчалефта? Для Партурнакса эта просьба звучала даже чуть кощунственно, но потом он обдумал - Дова, несущий... хм... другого Дову на себе. И согласно кивнул. Двемерские руины – эти прекрасные остатки великой культуры. Из некогда величественных городов, созданных для жилья, они превратились в памятники своим создателям. Эти мысли пронеслись в мозгу у Довакина, пока он слезал с Партурнакса. Лететь на этом могущественном драконе было несравненно быстрее, чем на Одавинге, но удобства… если бы не Конарик, история Довакина закончилась намного быстрее, где-нибудь на земле, со сломанными костями и расплющенным в лепешку телом. Довакин кивнул улетающему Партурнаксу и улыбнулся. Он снова один, без Конарика. Его охватили смешанные чувства: и грусть от того, что ему придется сражаться одному, и радость от того, что ему сейчас не придется соответствовать образу Довакина – здесь он просто безымянный герой, по крайней мере, до тех пор, пока не доберется до Вультурьйола. Он еще немного постоял у входа, оценивая красоту и мастерство работы над камнем, а потом зашел в коридор. Сколько же величия было в этих стенах, величия, так непохожего ни на что – в этих работах не чувствовались мотивы героев или богов, только работа чистого разума. Довакину начало казаться, что он понимает, почему Вультурьйол остался с двемерами. Он касался шероховатых стен, думая о народе, сотворившем это, когда его мысль прервали голоса: - А потом я такой ей говорю, лучше давай по-хорошему, а то ведь сам возьму, что надо! - А она что? - Отдала, конечно. Я потом еще с ней развлекся, эх, хорошие сейчас времена… - А что, война, война всегда хорошо! Пятеро человек, три мужчины и две женщины, коротали время за беседой. Они давно уже путешествовали и жили за счет тех, кто им попадался в дороге. Сейчас они остановились в этих руинах, чтобы переночевать – ходить по ночным дорогам Скайрима было опасно даже для бандитов – никогда не знаешь, кто может встретиться. Они собирались податься в Данстар – ярлу нужны были люди для охоты на великанов. Хорошая и веселая жизнь, и сейчас, в середине этой прекрасной ночи, когда им было просто хорошо друг с другом, они увидели, как из коридора вышел человек. Глава уже поднимался, когда женщина, по одежде которой легко было догадаться, что она магесса, отдернула его и встала сама. Она не почувствовала и половины его силы, но того, что было доступно ее видению, с лихвой хватало на то, чтобы в голове билась только одна мысль: «бежать со всех ног, забыв про все и вся». - Позволь нам уйти, прошу, возьми все, что у нас есть, но позволь нам уйти! – С неприкрытым страхом воскликнула она. Фигура покачала головой. Муж волшебницы медленно попытался достать арбалет – это было последнее, что увидела магесса в своей жизни. Через минуту все было закончено. Довакин даже не посмотрел на лица тех, кого убил. «Людям нужны те, кто будет ими управлять, иначе эта история будет повторяться вечно», - подумалось тогда ему. Довакин вошел в Мзинчалефт. С тех пор, как Довакин побывал в двемерских руинах, прошло много времени. Он уже забыл эти чувства – вода, всюду вода, но вода, подчиненная огню, соединенная и переплетенная в странных физических явлениях, превращающая естественные природные процессы в силу. В каждой трубе тек могучий поток, который поддерживал жизнь этого автоматизированного города. Он напрягся, его сознание последовало за этой текучей водой, ища источник энергий, ниже, ниже, ниже. Потом Довакин обессилено сел на стул. Нужно идти глубже. И тут он почувствовал ее, драконью кровь. Один всплеск, одно легкое проявление – и вновь все тихо. «Слишком глубоко - нужно двигаться». - Довакин пошел дальше и увидел следы битвы. Рядом с маленьким двемерским пауком лежало пять тел, Драконорожденный скептически осмотрел тела – хороший пример, почему в двемерские города не стоит соваться. Тела были разорваны, лица, которые не были повреждены, были искажены ужасом, паучок же лежал внутри тела норда, похоже, он разрывал механическими лапами его живот и уже почти закопался в его внутренности, когда меткая стрела расколола камень душ. Довакин пошел дальше и услышал голоса. Драконорожденный не любил пользоваться оружием, да и смысла особого не было. Он вышел во весь свой рост к огню. Похоже, это был спешно оборудованный пост: вертел, несколько стульев, очаг и пара факелов. Два разбойника удивленно вскрикнули и начали вставать со стульев, но это уже было бесполезно. Один из стульев мгновенно отрастил корни и вцепился в сидящего, бандит с руганью упал. Второй ошалело смотрел, как стул деловито обхватывает побегами и душит его напарника. Очнувшись, бандит выхватил свой меч и тут же упал, в ногу ему впился полузажаренный злокрыс. Мелкой твари дали еще один шанс и она не собиралась упускать его. Через полминуты Довакин молча перешагнул через два трупа и пошел дальше. Он спускался все ниже и вдруг подумал, что источник огненной энергии за эти годы сильно ослаб. У выходов уже начал собираться лед, и это ему не нравилось. Об этих руинах нужно позаботиться. Похоже, у драугров найдется еще работенка. Довакин весело улыбнулся, прошел через наполовину замороженный выход и увидел хорошо обустроенную комнатку, в которой стояли бочки и мишени, а в котелке кипело какое-то варево. «Шалафи». – Он вздрогнул. У очага стояла девушка, которая готовила похлебку из зайца. Довакин знал это. Он видел эту картину уже много раз, в келье у Шалафи, когда они вдвоем в очередной раз доучивались до того, что женское общежитие было закрыто и он не мог уйти в свою комнату. Глаза заволокло дурманящим туманом памяти. Он вспомнил, как они готовили, болтали и придумывали разные способы, как спрятаться с помощью новых выученных заклинаний. Главарь мародеров, который хотел поживиться в двемерских руинах, но потерял почти весь отряд, увидел незнакомца с посохом за спиной, который просто остановился и смотрел на девушку, которую они схватили в деревне недели три назад. Разбойник потянулся за луком. Он хорошо понимал – раз этого незнакомца не остановил пост у входа и раз не было слышно ни криков, ни шума – дела плохи. Он резко выхватил стрелу и натянул тетиву. Довакин очнулся, повел рукой – и тетива лопнула, хлестнув по лицу и глазу главаря. Тот закричал от боли, а потом Довакин сложил пальцы левой руки в магическую фигуру, и одна из свисающих с потолка сосулек упала на бывшего убийцу, пронзив его сердце. Девушка было дернулась, но Довакин остановил ее: - Не надо, не делай ничего. Доделай кушанье и обещаю, ты уйдешь отсюда с такой кучей денег, о которой даже не мечтала. Она затряслась от страха, попыталась кое-как кивнуть и чуть сдуру не бросила клинок в еду, но Довакин поймал нож, потом легонько коснулся ее висков, и имперка ощутила странное чувство покоя и молча взялась за черпак. Он же присел рядом с ней, его глаза заволоклись пеленой и стали чуть влажными. Минут через пять, когда похлебка почти сварилась, девушка снова подняла глаза и посмотрела на незнакомца. Тот, похоже, был где-то далеко, его лицо исказилось от внутренней боли. Она со страхом гадала, убьет он ее или нет. «Ну и пусть убьет, если захочет - все равно лучше, чем такая жизнь». Ее охватило странное равнодушие, но она, не сдержавшись, спросила: - Она для вас много значила? - Она? - Понимаете, мой отец всегда так смотрел, когда я готовила. Я научилась этому у матери, а он говорил, что когда видит меня такой, ему кажется, что она еще жива. - Она помолчала минуту, сглотнула и добавила: - Они убили его. Он молча посмотрел на нее, но не стал отвечать. Девушка протянула ему миску с едой, потом подумала и села рядом. - Ты ведь имперка, да? Вы очень характерно готовите, как будто танцуете рядом с очагом. Он спокойно доел и посидел еще минуты две, смотря на огонь - ностальгия потихоньку уходила из его глаз и сердца, но, как всегда, после этих воспоминаний начала возвращаться ненависть. Довакин положил в руки девушки мешочек с деньгами, в котором было пятнадцать монет, каждая номиналом в две сотни септимов. Потрепал ее по щечке и пошел дальше, той минутной слабостью уже и не пахло. Это был снова Довакин – тот, кто сражался в Коллегий и с Партурнаксом… Он дошел до помещения, в котором была закрытая дверь. «Похоже, что здесь начинаются еще не тронутые руины Мзинчалефта». Он направил в замок частичку воды, та, повторив все хитросплетения замочной скажины, затвердела, Довакин повернул этот самодельный ключ и вошел. Темнота накрыла его, огня здесь не было уже многие годы. Он был один, в темноте. Он не мог чувствовать двемерские сооружения, они не были живыми, но и не были неживыми – они не занимали в мире то место, которое мог почувствовать Довакин, а значит, он не мог за ними следить глазами мага. Он подобрался, крутанул над головой посох, выставил его вперед и пошел, ориентируясь на то, что ему нужно спускаться ниже, ниже и ниже. Вдруг рядом послышался звонкий топот быстро семенящих ног. Он развернулся и взмахнул посохом, из наконечника вырвалась молния. Никого… он отвернулся, и из угла тут же полетела ответная молния. Да, он не мог почувствовать этого паука, но стихию – стихию он чувствовал очень хорошо. Довакин мгновенно повернулся и перехватил молнию рукой, он не только не дал ей погаснуть, но и в десятки раз увеличил напряжение. Запахло паленой плотью, а потом раздался треск, и что-то с дребезгом упало – камень душ не выдержал такого мощного потока энергии и раскололся. Всего один паук... А впереди предстояло еще много битв. Он шел некоторое время, а потом, скорее почувствовал, чем услышал - двемерская машина заработала, что-то упало на пол. Довакин шире раскрыл глаза, зрачки сузились и начали чуть светиться. Глаза, теперь улавливавшие малейшие отражения света, увидели двемерскую сферу – плохо. - VULD NA KEST! - Довакина бросило к сфере. Она уже начала трансформироваться, когда он схватил ее за металлический шар, направляя энергию в пар, перегружая клапаны, создавая напряжение и ломая двигательный аппарат. Довакин пнул закупоренную сферу, но все равно не успел. Произошел взрыв. Металлические куски полетели вокруг, один ранил Довакина в руку, а другой воткнулся в живот. Рана несерьезная, но весьма болезненная. Исцелившись с помощью магии, Довакин пошел дальше. Да, он тоже стал сильнее с тех пор, как люди начали поклоняться драконам. Раньше бы этот фокус не прошел так просто и потребовал бы куда больше силы. Он опускался все дальше. Вновь всполох. Он снова почувствовал Вультурьйола. - Брат, я уже иду. - Он не услышал внятного ответа, но приободрился – надо двигаться дальше, еще не поздно. Довакину пришлось задержаться по пути из-за нескольких сражений. В последней битве сразу с пятью двемерскими сферами и семью пауками, он потратил около трех часов, создавая целый ряд ловушек – и все равно чуть не погиб. Потом он понял, что это бесполезно – он мог выловить пауков, но сферы своей огромной скоростью просто убили бы его в один миг. Тогда у него возник план. Довакин взмахнул посохом, воткнул его в пол и направил всю свою силу в три двемерские сферы. Его разум проникал в двемерские машины. Он шел по хитросплетениям механизма движения, механизма боя... а вот и механизм обнаружения врага. Изменить хоть что-то было очень сложно, в конце концов, ему пришлось перестроить свой разум так, чтобы он работал, как двемерский механизм, повторяя каждый алгоритм мысли, чтобы увидеть лазейку и направить сферы друг против друга. Но у него получилось. Его сферы напали на другие сферы, но он не ожидал того, что другие сферы, в которые двемеры вложили такой вариант, мгновенно отреагируют, а пауки встанут на их сторону. Непокореженные его вмешательством сферы расправились с центурионами и быстро покатили в сторону мага, а последний оставшийся паук засеменил за ними. Довакин плюнул на надежду закончить все тихо и крикнул во всю мощь: - FUS RO DAH! Стены содрогнулись, а две сферы отнесло на противоположные стены и расплющило, но паук деловито увернулся от волны энергии и прыгнул на Довакина. Тот взмахнул посохом, создав круг из уплотненного воздуха, куда влетел паучок, и сразу создал электрическую ловушку, в которую и упал механизм, Камень душ не выдержал и расплавился. Довакин пошатнулся и упал. В такие секунды он завидовал могучим воинам, которые могли отбивать любые удары. Нет, он понимал, что ни один воин не выживет после такого. Сферы сражаются со всем искусством двемерских воинов, скоростью превосходили даже юрких редгардов и были сильнее орков в десятки раз. Довакин отдышался и пошел дальше. Он дошел до места, в котором было много закрытых ворот и механизмов, и вздохнул: «Извращенцы». - Потом прокрутил посох над головой, зарядил его нижний конец молний и воткнул в камень, и начал рисовать фигуры познания. Чтобы войти нужно было быть двемером или… или заставить сами камни вспомнить своих хозяев и все повторить. Довакин вытащил черный камень душ, притянул к себе остатки механизмов, создав некое подобие гуманоидной фигуры, приварив конечности молнией и всунув камень душ в место, где обычно бывает сердце. Потом вздохнул, сложил пальцы в определенную магическую фигуру и направил силу посоха и руны познания в созданный им объект. Сущность изогнулась, а потом минуты за две управилась с ловушкой. Проход в глубины Мзинчалефта был открыт… Лифт остановился. Довакин, подавивший магией все звуки, потер виски. Для уха фалмеров, которых он почувствовал еще в начале пути, ему пришлось не просто подавить звук, ему пришлось рассеять его в себе, чтобы звуковая волна не стала необычным ветерком или чем-то еще. Фалмеры знали свои пещеры, и любая, даже вроде мелочь, могла встревожить их. Довакин посмотрел на закрытую двери и прошептал заклинание. Он почувствовал небольшую группку фалмеров и коруса. По его лицу зазмеилась злая улыбка. Он коснулся мозга коруса. Тот был сыт и вполне доволен жизнью. Довакин чуть сместил его зрение и корус увидел, как фалмер грызет яйца из его кладки. Обычно это для него ничего не значило, но Довакин начал соединять цепи инстинктов коруса и довел его до полу-мысли о потомстве. Корус вдруг понял, что его детей съедают и, взъярившись, плюнул кислотой. Фалмер, который тысячу раз уже ел на глазах у корусов их яйца, заверещал, его красные глаза и скользкая белая кожа разъедались кислотой. А потом он почувствовал, как существо, о котором он заботился половину своей жизни, вонзило клыки в его живот, подняло и кинуло в воду. Корус начал двигаться к следующему фалмеру. Довакин приоткрыл дверь и увидел, как фалмеры достали луки. Чтобы им жизнь медом не казалась, он укрепил хитин коруса и тихонько пробежал по мосту, зайдя в следующее помещение. Там, подойдя к лестничному пролету он услышал крики и плач, он выглянул и увидел молодую девушку лет восемнадцати, лежащую на столе, на котором когда-то двемеры раньше употребляли пищу – и двух фалмеров, которые за своими развлечениями вообще не обращали внимания на звуки остального мира. Довакин подумал, что смог бы тихонько пройти и закончить свою миссию, а потом понял, что девушка смотрит на него. Ее глаза были абсолютно пусты и только рот мерно открывался, издавая крики. Ну, хотя бы не придется скрываться. Довакин повел плечами, поднял руки и коснулся нервной системы двух фалмеров. Это было трудное заклинание, которое вытянет кучу сил, но ему уже было плевать. Он увидел две огромные паутины нервов и рванул их, не давая при этом мозгу отключиться. Его голова взорвалась болью, но его боль по сравнению с той, что испытывали они, была подобна маленькому лучику солнца, греющего человека, против костра Дагона, выжигающего душу того, кто ему молился. Это было жуткое зрелище, фалмеры почти не могли шевелиться, у них обоих работало только около трех пальцев и мышцы одной руки, и они пытались убить себя, разрывая горло, расцарапывая грудь и выдавливая глаза. Довакина вырвало и он поклялся больше никогда не использовать это заклинание Конарика. - Одевайся, у тебя есть две минуты. Возьми меч или ножик, сейчас такое начнется... Уже началось. Довакин почувствовал, как шаманы пробили тревогу и фалмеры со всего двемерского города сейчас направились в глубины Мзинчалефта. Довакин схватил девушку и побежал, по пути щедро поливая ее лечебными зельями. То, что сделали фалмеры, скорее всего адски болело и нуждалось в лечении, но тратить энергию он не имел права. Они вбежали в пещерку, где стояло два домика фалмеров из хитина корусов. Два подземных эльфа уже стояли с натянутыми луками, но вдруг хитин коруса снова ожил и двери, сделанные из клыков корусов-жнецов, вспороли тела своих хозяев. Довакин продолжил движение. Он выбежал на площадку, где бил фонтан, туда уже от башни по мосту бежали шаманы, лучники, погонщики корусов, из домиков выходили воины. Довакин хмыкнул, покрепче прижал к себе девушку и перелетел на площадку повыше, закрытую воротами. Там бил еще один фонтанчик, у которого сидела парочка фалмеров. Они совсем не ожидали гостей, но успели создать ледяные копья в руках. Довакин перехватил плетение заклинания, у него не было времени, поэтому вместо филигранного перехвата он просто вдарил всей силой, и копья, которые были созданы фалмерами, воткнулись в них же самих. - Ты знаешь, чем хороши зверомаги? Они редко учатся в университетах. - Довакин передохнул немного, а потом начал покрывать морозом вход в этот дворик. - Этого хватит на двадцать минут, не меньше. Главное, чтобы они не догадались использовать воду, а то… - девушка, которую Довакин тащил почти весь путь, воткнула маленький ножик между его лопаток, отпрыгнула и закричала что-то на незнакомом языке. Она повернулась к Довакину, в ее глазах горела злоба, она приблизилась почти вплотную к осевшему магу, схватила его рукой за подбородок и произнесла только одно слово: - Ненавижу. - Она занесла руку над его головой и сильно ударила его по щеке, потом занесла ее еще раз, когда мутный взгляд Довакина вдруг резко сфокусировался, он ткнулся лицом ей в грудь и произнес: - FUS! - Легкий толчок, но ее ребрам хватило. Она удивленно посмотрела на свою вдавленную грудь и мешком свалилась на пол. Довакин отполз к двери, ведущей в пристройку на этой площадке, и открыл ее. Он вполз внутрь и магией приварил дверь к петлям, а морозом укрепил движущиеся части. На какое-то время хватит. Он с трудом вытащил клинок из спины и вздохнул. Рана не была серьезной, но он устал. Поход был тяжелым, а дальше будет хуже. Он слышал визг и крики, как только они взломают дверь, а они взломают – Довакин не сомневался в силе корусов-жнецов – ему конец. Оглядевшись, он увидел центуриона, лежащего передней стороной вниз. Из него был выдернут сердечник генератора, но сам он был в порядке. Центурион отличался от других двемерских машин, он это чувствовал. Довакин начал потихоньку сливаться с эманациями разума, которые оставались еще в этой комнате, и прошептал заклинание. Он понял, что это была за машина и чья душа несла стражу внутри него. Довакин неуклюже поднялся, подошел к сердечнику, взял его в руку и прошептал: - Я дам тебе шанс защитить свой дом от этих ублюдков, но взамен мне нужна твоя помощь. Пойдешь ли ты со мной? «Я помогу тебе во всем, что касается защиты этого места.» - Я хочу освободить своего брата, Вультурьйола, согласен ли ты на это? «Если такова его воля.» - Так встань и давай покажем им, почему не стоило соваться в ваши дома, благородный предок двемеров. Довакин воткнул сердечник в нишу внутри центуриона, потом подумал и укрепил последними камнями душ его тело, зачаровав металл на защиты от ударов - Ты не против – я усилю твою броню. «Делай, что считаешь нужным, герой.» Драконорожденный положил руки на его броню, металл был кое-где покрыт ржавчиной, и начал его восстанавливать – это было непросто. Он использовал все двемерское железо вокруг. Потом прикрепил щит Периайта поверх сердечника, чтобы защитить от магии, которая может остановить центуриона - он не знал, есть ли такая, но если фалмеры столько прожили в руинах, значит, они умели справляться с такими механизмами. Потом проснулась еще одна идея. Морозом юный Дова очертил круг на полу. Такой же круг был на его стойке с оружием. Телепортация забрала львиную долю оставшихся сил, зато он получил его – Волендранг. Вложил в механическую руку Центуриона, а потом задействовал оба артефакта. Центурион осветился зеленым светом и со скрежетом встал. Он был готов убивать. Между тем на этих двух площадях собралось около сотни фалмеров различной силы: были и простые вояки, и те, кто с двумя мечами могут вырезать лагерь босмеров во тьме, были те, кто мог швырнуть во врага только ледяной луч, были и те, кто могли заставить кровь течь медленнее или заморозить клапаны сердца. В конце концов, были и великие погонщики корусов, которые могли натравить своих любимцев на что или кого угодно. Каждый из них верил в то, что они должны защитить свой дом, ведь теперь, после всего, что они пережили, это их дом. Они просто хотели жить. Разве это было так много для расы, которая и так выстрадала многие поколения?.. И никто из богов, даже Дагон, не мог вмешаться в этот бой, ведь в двемерских руинах им никогда не поклонялись, и их оку не были доступны подземные глубины. Довакин впервые понял, насколько он устал. Глотка была почти разорвана Ту’умом, хватит на три-четыре Крика. Замерзшие пальцы уже не могли сплетать заклятия так же быстро, как в начале пути. Из оружия был только верный посох Магнуса и знания человека и дракона. А еще был центурион, которых Довакин еще не видел в деле… Великий корус-жнец, один из самых могущественных жнецов, нанес удар со всей силы, повредив линию сварки и погнув металл. Фалмеры завопили. Корусу нравилось то внимание, которое ему оказывали. Он чуть махнул челюстями и вся толпа заулюлюкала. Погонщик коруса гордо раздулся. Зверь ударил еще раз, и дверь сошла с петель - остался легкий толчок, и они доберутся до нарушителей. Вдруг дверь упала и корус увидел огромный молот, который через мгновение расплющил его голову. Его унесло в толпу вместе с погонщиком. Глазам фалмеров предстала огромная жуткая машина, которая десятками убивала таких, как они. Один из шаманов трясущимися руками попытался колдовством остановить его, но его магия только рассеялась по округе. В ответ раздался смех, который гулко отразился по всей площадке. Битва началась.