World of tears

Хосок заботливый, болезнь Чонгука отпускает быстро, а Тэхен за два дня не появляется ни разу. Его мобильник так и лежит на полу, рядом с чонгуковским, пока Хосок об этом не напоминает. - Отнесешь ему? - Угу. Чонгук замолкает и сверлит взглядом чужой телефон, подниматься на девятый этаж не торопится. Тэхен, вообще-то, мог бы и зайти, про здоровье спросить, но не зашел, и Чонгука это бесит. Он зарывается носом в подушку и закрывает глаза, когда ладонь Хосока опускается ему на макушку. - Я пойду за билетами. У Чонгука холодеют руки, ноги, он нехотя отрывается от подушки. - Уже? - Я не могу так много пропускать работу, - тон у Хосока виноватый без причины. - Да, я понимаю. Чонгуковский голос хрипит то ли от не до конца прошедшей простуды, то ли от накатившего волнения. Он провожает Хосока, держась за стену, потому что колени предательски дрожат от слабости. Чонгук вдруг прямо физически ощущает, как ему Тэхена не хватает, легкие сдавливает, что вдохнуть невозможно; без Тэхена никак. Он медлит еще минуту, потом хватает с вешалки куртку и кидается по ступенькам вверх. Злость как рукой снимает, он уже улыбается вовсю, а перед тэхеновской дверью замирает. Сердце бешено бьется, когда он стучит в дверь три громких уверенных раза. Тишина в ответ неприятно скребет в душе, он кутается в куртку и ждет. - Тэхен... Чонгуковский голос эхом отдается по пустому подъезду, долетает до самого верха и падает вниз, распадаясь по ступенькам, рассыпаясь. Чонгук стучит еще, пять раз ударяет костяшками о дерево, пальцами скребет, но никакого ответа. Он хватается за ручку, резко опускает вниз, толкает дверь, и та неожиданно поддается. Глаза чернотой застилает, когда у Чонгука в голове самые страшные мысли проносятся. Он зовет Тэхена снова и делает шаг в темноту, рукава натягивая до кончиков пальцев. Он впервые в тэхеновской квартире проходит дальше коридора. Тишина давит на уши, давит на мысли, на разум; Чонгук проходит на пустую кухню. Там идеальный порядок, дневной свет прорывается сквозь плотные шторы, рассеивается, Чонгук видит в воздухе крошечные пылинки, чувствуя, как его начинает трясти. Он разворачивается и быстрым шагом идет в комнату. - Тэхен! - Чонгук замирает на пороге комнаты, в которой нет ни намека на присутствие рыжего. Старый шкаф в углу открыт нараспашку, скомканные вещи рядом на полу; диван разложен, но постели на нем нет. Чонгук обводит взглядом пустую комнату, понимая, что не так представлял себе квартиру Тэхена. Слишком здесь просто, слишком обычно. Он разворачивается, пальцами по стене ведет, пока выходит обратно в коридор. Осталась ванная; Чонгуку туда заходить страшно. Он прислоняется лбом к холодной стене и тэхеновское имя из легких выдыхает со свистом. Сердце бьется, гулом отдается в ушах; Чонгук набирается смелости и рывком открывает дверь в ванную: когда глаза к темноте привыкают, он понимает, что там тоже пусто. Сперва - облегчение, ведь с Тэхеном ничего не случилось; затем - пустота. Тэхен... исчез? Чонгук болезненно хмурится, кутается в куртку, закрывая входную дверь за собой. Все мысли пропали, в голове пусто, и от этого совсем не легче. Он опускается на пол, берет тэхеновский телефон. На том нет никаких паролей, руки чонгуковские все еще трясутся. Пусто. Ни одного сообщения, ни одного номера, никаких вызовов. Чонгук открывает список контактов снова и снова, надеется на чудо, наверное, но ничего не появляется, по-прежнему пусто. Словно кто-то вырвал Тэхена из его жизни, словно не было его: приснилось, привиделось. Чонгук прислоняется спиной к стене, открывает единственную папку с файлами - тремя фотографиями. Он открывает первую, самую старую: там вид с бетонного берега реки возле их дома. Листья уже желтые, Тэхен точно сделал ее уже после их знакомства. Ни одного человека, ни отражений, ни теней; только природа. Чонгук листает дальше, открывает вторую и таращится на нее с минуту: на ней он сам, спящий, хмурый, - Тэхен фотографировал. Фокус смазанный, света мало, но есть что-то в этой фотографии. Так глупо, так странно и так задевает все живое внутри; у Чонгука миллионы бабочек в животе порхают и бьются о ребра, бьются с силой, умирают и опадают тяжестью в желудок. На третьей, последней, Чонгук по-прежнему спящий, только теперь в кадре и Тэхен: он довольно скалится той особенной своей улыбкой, и от этой улыбки у Чонгука сводит запястья, больно, очень больно становится. Они так близко на фотографии, что Чонгук теперь уверен - все на самом деле было, не привиделось. - Чонгук? Тот даже не слышал, как Хосок вернулся. Вид у него взволнованный, он приседает на корточки рядом с Чонгуком. - Билеты взял последние. Нам нужно выезжать сегодня вечером, потому что с завтрашнего дня все поезда отсюда отменят. Чонгук медленно моргает, постепенно приходя в себя. - Отменят? - Да. Официально об этом еще не объявили, - Хосок оборачивается и обводит взглядом комнату. - Где Тэхен? - Я не знаю, - голос Чонгука звучит настолько жалко, что ему от самого себя противно. Хосок поджимает губы и поднимается. - Придет еще. Собирай вещи, бери все самое нужное, остальное у меня есть. Чонгук смотрит пустым взглядом, Хосок тянет его за руку на себя, заставляя встать. - Документы доставай, пару сменных вещей хотя бы и хватит. Чонгук постепенно приходит в себя и открывает ящик стола. Он нарочно медленно шевелится, тянет время, потому что знает, что Тэхен появится. Два дня - слишком много, он скучает и уверен, что Тэхен тоже. В рюкзак бросает футболки, белье и джинсы, сверху папку с документами и переводит взгляд на Хосока. Тот улыбается очень тепло и ободряюще трепет Чонгука по плечу; становится как-то даже легче, появляется надежда, что все еще хорошо будет, что чужой город их спасет. Стрелка часов отсчитывает секунды, Чонгук про себя умоляет время хоть ненадолго остановиться, дождаться Тэхена. Он сжимает три билета влажными от волнения пальцами, Хосок хмурится, Чонгук закидывает билеты к документам. - Пойду, проверю. Не дожидаясь ответа, торопливо выходит и на ступеньках срывается на бег. У них осталось не так много времени, и, Тэхен, какого черта? Чонгук стучит в дверь громко и продолжительно, в его душе закипает злость: вот так все закончиться не может, это глупо и просто не должно быть так. Пронзительная тишина в ответ глубоким разочарованием режет по живому Чонгуку, он морщится, со злостью пинает дверь и через силу заставляет себя вернуться домой. Хосок ждет уже в коридоре с чонгуковской сумкой в руках. Чонгуку внезапно так плохо, потому что все слишком быстро, все меняется, все идет не так, как он хочет. Он устал и вот-вот скажет, что остается, что не поедет, как Хосок делает шаг вперед и прижимает его к себе, успокаивающе по спине гладит. - Я не понимаю, почему, - голос Чонгука дрожит от нервов, но плевать. - Может, он просто не смог нормально попрощаться. Не захотел. Испугался, - Хосок тяжело выдыхает. - Чонгук, нам действительно пора. За окном снова воет сирена, Чонгук блестящими черными глазами смотрит на Хосока, и тот без слов понимает. Выходить нельзя. Чонгук думает о том, что этот вой паники наводит больше, чем то, что в стране происходит. А еще - что хочется в идеальном Хосоке найти подвох. Потом ему становится не по себе, потому что вспоминает, что Тэхена нигде нет. Где он может быть, с кем, в безопасности ли - Чонгук понятия не имеет. - Вот, возьми. Здесь мой адрес, - Хосок протягивает маленький листок бумаги. Тот долго смотрит на ровный мелкий почерк, аккуратно сворачивает трубочкой страничку и первым выходит в подъезд. Он запирает замок, а затем вставляет в него свернутый листок с адресом, отворачивается от непонимающего взгляда Хосока и проскальзывает на лестницу. Чонгуку становится тоскливо. Раз Тэхен исчез, может, ему действительно надоело, а здесь Чонгук бессилен. Они ждут автобус, Чонгук глазами ищет, надеется, задыхается. Хосок тянет его за рукав, и Чонгук понимает, что на этом все. Почему-то сейчас ему кажется, что он давно знал. Знал же, что не бывает такого, чтобы внезапно, взаимно и навсегда. Тэхен не был идеальным, но Чонгуку, блять, все нравилось. С каждым метром, что поезд отъезжает дальше от города, в котором остался Тэхен, Чонгуку дышится сложнее. Если люди ломаются, думает Чонгук, то как-то примерно так. Бесшумно, в одно мгновение и, главное, безвозвратно.