Долгожданная встреча

Полушейд был крайне взволнован. Его отец был отъезде, а значит у Ипну был маленький шанс выбраться из своей тюрьмы. И даже кошка сегодня была так добра, что не отказалась доставить сообщение из дома мастера Торнака, в котором говорилось, что Нара знает замечательное место, где они могут спрятаться от всех глаз, не рискуя попасться ни мальчишкам, ни страже, которая оттащила бы сына шейда силком обратно: Ипну, начавшего выходить за пределы внутреннего двора, стали откровенно опасаться, не успев узнать, и предпочитали видеть его снаружи только в присутствии самого шейда. Гнева Дурзы боялись, а общедоступное знание, что шейд дорожит своим сыном, давало намек, что любое происшествие с неуклюжим подростком может привести к тому, что когтистые руки шейда сдавят до хруста шеи тех, кого он посчитает в нем виноватым. Иногда Ипну досадливо думал, что, не прикладывай отец столько внимания к слабостям своего вечно "разочаровывающего" его сына, у Ипну был бы шанс жить среди нормальных людей, как будто он тоже был почти нормальным. Даже если бы его отец-шейд не стеснялся открыто высказывать свое презрение к нелепому сыну, которое регулярно выливалась на Ипну после уроков, это было бы лучше. В таком случае неприязнь шейда подчеркнула бы, что полушейд сильно отличается от своего родителя, и совсем не хочет наследовать его славу. Мальчик недовольно потер тонкую переносицу: формально, он оказался недостоин даже открытого недовольства шейда, что делало совершенно непонятным, зачем Дурза вообще признал его за собой. Вероятно, постеснялся бастарда, потому что одного взгляда на красноглазого полушейда было достаточно, чтобы понять, кто был с матерью, когда природа совершила такую ошибку, зародив его жизнь. Впрочем, вряд ли шейда Дурзу сильно беспокоила его собственная репутация. У Ипну была гипотеза, что в какой-то момент он просто надоел отцу, и тот потерял к нему интерес, потому что первые годы в Гиллиде, которые он помнил из своего детства, были не так уж плохи. Но после десятой или девятой весны шейд сильно изменил свое отношение к сыну, от чего Ипну не покидало ощущение, что он в чем-то сильно провинился перед отцом. То ли оказался слабее, чем ожидал шейд, то ли та первая вылазка в город, когда его поколотили, вызвала у отца приступ отвращения, который длился уже который год. Если в первые годы Ипну еще старался как-то вернуть расположение своего красноволосого родителя, то потом махнул на него рукой также, как и сам шейд - на сына. Сейчас же даже приближенные слуги, то и дело мелькавшие в смежных коридорах, сторонились сына шейда, как будто он был прокаженным, и эта невидимая граница "отцовской заботы", как называла это заключение мать, душила Ипну в Гиллиде не меньше, чем Себастьяну - её волшебный ошейник, пока Ипну его не ослабил. И угольный крестик на месте старой мельницы на кусочке льна с угловатой схемой изгиба русла Рамра, радовал взгляд красных глаз полушейда куда сильнее, чем любая из старых фресок стенах коридора, по которому он крался к своему маленькому глотку свободы. Если бы ему удавалось хотя бы иногда покидать замок, он бы смирился с тем, что вряд ли когда-нибудь сможет пожить человеческой жизнью. *** К несчастью, побыть наедине им с Нарой было не суждено, а им столько нужно было обсудить... - Кто здесь? – глаза Ипну видели гораздо лучше в сумраке, но непрошенный гость сидел на массивной потолочной балке, под самой крышей, и из-за густого мрака разглядеть его было непросто. - Что вы здесь делаете? Незнакомец помедлил и ответил, как будто с набитым ртом: – Ужинаю. Мне тут удобно. – их собеседник потянул носом, прислушиваясь к запаху, и издал гадкий смешок. – Можешь называть меня дядюшкой. Этот смешок Наре не понравился. Он был словно липкие пальцы страха, сдавливающее ей горло, а со своими страхами она привыкла бороться. – Но это место принадлежит замку Гиллид и Ему! Вам тут не место! - встряла Нара, пытаясь отпугнуть незнакомца славой хозяина замка, и тут же осеклась: даже отсюда она услышала, как зубы обгладывают кость. – И что же будешь делать, девочка, когда Его нет рядом, - тень балке повернулась к ним, – а я спущусь к вам? Нара, игнорируя умоляющий её остановиться жест Ипну, с силой швырнула в незнакомца обломком камня. И попала! Звук был такой, будто камень угодил в сухое дерево. Человек даже не застонал от удара. Он спрыгнул вниз, словно собирался покончить с жизнью или переломать себе все кости. Нара не рискнула бы проделать такое, даже несмотря на собственную легкость, понимая, к чему это может привести. Тем сильнее была удивлена, когда человек ловко приземлился на ноги и вместо выбитых коленных суставов, сломанных бедренных, больших и малых берцовых костей сломался лишь пол. Старые доски лопнули у него под ногами, брызнув во все стороны щепками. Он был среднего роста, довольно щуплый и бледный. Его губы и подбородок были в крови, а глаза не уступали ей цветом. И волосы. Его короткие волосы имели густой багряный оттенок, который человеческие волосы приобретали только в двух случаях: когда тело поражало вселение духов, или же когда его доставали из болота, но болота были очень далеко от пустошей Гиллида... –Это... шейд..! – выдохнула Нара, сжимая острогу, которой пользовалась, как самодельным копьем в тренировках. Ипну поджал бескровные губы и вытянул из-за пояса тонкую металлическую палочку с навершением в виде черепа. Его испуг не приводил к панике. Полушейд вообще был скуповат на быстрые чувства. – Рад знакомству. – шейд насмешливо помахал им чьей-то оторванной рукой: большая часть предплечья его добычи была обглодана до кости, и Нара не удержалась от ругательства. – Всегда приятно, когда к ужину побирается хорошая компания, - глаз шейда скользнул по лицу Ипну, - и эта компания не забывает прихватить собой что-то свежее к столу, - девушка своей выходкой явно привела шейда в оживление, но исключительно в гастрономическом плане. - И что вы здесь делаете в одиночестве, детишки? Незнакомец заткнул за пояс обглоданную руку, и весело уставился на прилипших спинами к стене подростков. - У тебя знакомое лицо, маленький шейд. Ты тоже можешь быть едой, если тебе приятнее не разлучаться с подружкой. - ухмыльнулся шейд, следя красными глазами за движением кончика стилуса. – Ты все равно выглядишь пустым и нежизнеспособным. Я тебе помогу с этим справиться. *** Дурза резко натянул поводья Смолы, от чего вороно*й зло вскрикнул и приподнялся на задних ногах, раскидав комья грязи. Его пронзила резкая вспышка ужаса, от которого нервы полыхнули, как пропитанная смолой пакля. Нашел. Он нашел след. Шейд поднял верхнюю губу, вытянувшись в стременах и шумно втягивая воздух и прислушиваясь к своим ощущениям. Переплетения магии над Гиллидом звенели, как капли росы на нитях потревоженной паутины. И маячок волшебного медальона сына был явно не там, где поганцу было сказано находиться, пока его отец носился в поисках очередного провального эксперимента его столичных коллег. Шейд раздраженно шикнул, почувствовав всполох магии и проклиная невозможность одной тощей задницы усидеть на одном месте, и безжалостно ударил бока вороного. *** Стилус некроманта, безусловно, полезная вещь. Тонкий и острый, этот металлический предмет позволял наносить на тела неупокоенных причудливые магические знаки, но был также пригоден и в целительстве, сращивая тяжелые раны. В руках полушейда он работал как проводник для его собственной магии, больше напоминая палочку для письма. Тонкий кончик порождал магические знаки, хоть как-то замедлившие движение нависнувшего над ними шейда. Но Ипну прекрасно понимал, что как только дистанция между ними сократится до длины его когтей, им с Нарой - конец, и они будут валяться на полу, как её переломанная острога, которую шейд вырвал из ее рук чуть ли не с пальцами. В близком бою ему нечего противопоставить силе настоящего шейда, поэтому оставалось только замедлять противника и надеться, что они хотя бы смогут метнуть что-то в грудную клетку, скрывавшую пораженное магией сердце. Убегать от шейда тоже было скверной идеей, хотя в Гиллиде было так много годами выращиваемой магии, что ближе к замку будет больше шансов выжить. Но их спасение прибыло в не совсем классической форме рыцаря в блестящих доспехах, а в облике взбешенного отца полушейда, просто разметавшего дверь на осколки. Дурза прыгнул на противника отчаянно, понимая, что он не может использовать магию, пока не оттащит мальчишку, которого ему даже не обязательно было видеть, чтобы ощущать рядом, и ударил острым плечом в грудь слева и в развороте - под ключицу. Гиллидский шейд двигался на пределе своих возможностей, нанося удар за ударом светлым клинком, вынуждая противника использовать обе руки в защите и оттесняя его к противоположной стене. Подвернувшуюся под ноги девчонку Дурза и вовсе пинком отправил к двери, переступив через нее, как через разбитые доски. Шейд почувствовал, как лопнуло одно из ребер противника, как сталь царапает позвонки уже совсем близко к желаемой цели в виде хрупкого сердца, и... пропустил удар по лицу чьей-то оторванной рукой, появившейся непонятно откуда. Он упал на острые доски, занозами впившиеся в ладони, тряхнул головой, оглушенный, пытаясь сфокусировать взгляд на ставшем расплывчатым силуэте. К счастью, его противник окончательно потерял интерес к Ипну, осторожно подтягивающему к себе Нару под прикрытием развевающего щита. Шейды нашли друг друга, и детям таки хватило ума оставить место боя, чтобы не попасть под руку или острый осколок. Дурза взвыл от ненависти и отвращения, когда его противник двумя руками впился ему в плечи, прижимая, не давая подняться. Что-то блеснуло в отдалении тусклым серебряным светом, прокатившись по скошенной половице к руке гиллидского шейда. - Великий Дёрза, - насмешливо просвистел распоротым горлом более низкий шейд, лицо которого было покрыто смесью его собственной крови и крови его прошлой жертвы, - значит, мне не показалось, что у мальчишки знакомое лицо. - Миракзэс, - скупо отозвался гиллидский шейд, которого встреча на мельнице тоже не порадовала. Дурзе хотелось убить эту тварь, вцепиться зубами в тощую шею и рвать, рвать ее, пока он не издохнет, а острыми когтями проникнуть в узкую щель между ребрами, развалить руками грудную клетку противника и раздавить его сердце в пыль. Это желание практически застило сознание: шейды очень плохо выносили присутствие друг друга, особенно когда были знакомы еще до того, как ублюдочный волшебник добровольно совершил трансформацию. – Твоя зависть тебя наказала. - А твоя мягкосердечность привела тебя в могилу, Дурза... - Я так не думаю, - ухмыльнулся старый шейд, и черные когти ударили в остатки деревянного пола, от чего по ним побежали жаркие трещины, обугливающаяся древесина застонала, и увлекла за собой в подпол обоих колдунов. И тонкий стилус, пойманный рукой Дурзы с осколка взметнувшейся половицы, идеально вошел в ту самую хрупкую щель между ребер Миракзэса, бывшего королевского волшебника ближнего круга, променявшего свою человеческую суть на власть, но, как всегда, слишком ей увлекшегося. Дурза же уже устал повторять, что поединок требует не только магии и физической силы, но и внимательности к деталям, а также смекалки. *** Когда раздался грохот, от которого пошатнулось тело мельницы, Ипну, хоть как-то постаравшийся быть полезным и отдавший отцу стилус, не выдержал, и второй раз заглянул в башню. И возле распахнутой двери полушейд оказался нос к носу со своим страшным родителем, тяжело поднимавшимся на ноги возле огромной дыры в полу. Обгоревший плащ зацепился за доски, и Дурза, устало поведя плечом, просто отстегнул его у горла. Тяжелая алая ткань скользнула внутрь полыхающего подвала. Но стоило шейду встретиться глазами с сыном, как ярость дала ему новый прилив сил. Дурза сгреб одной рукой сына за ворот рубашки, а второй поднял с земли девчонку, и толкнул к стене, лишая возможности бежать из-под сильных когтистых рук. Лицо Дурзы кривилось от гнева, шрамы пошли тонкими трещинками, вены на скулах вздулись и потемнели. - Что я сказал тебе, Ярзла?! Что я приказал тебе?! - Не покидать замок... -Ипну, с трудом открыв глаза, почти прошептал свое признание. Нара прижималась к нему плечом с другой стороны, трепеща: Дурза в гневе пугал ее едва ли не сильнее побежденного шейда. - Не покидать замок! – острые зубы клацнули у самого лица Ипну, обдав его запахом крови. – Я сказал тебе не покидать замок, особенно когда меня нет рядом. А ты меня ослушался и навлек на вас обоих неприятности, которые едва не стоили вам обоим жизни! Ты разочаровал меня, сын! Ты невнимателен! Или может быть, ты стал глух?! Дурза осекся и зашипел от боли - у него было недостаточно сил, чтобы выговорить мальчишке все, что было у шейда на языке, поэтому второй взбучки сыну не избежать. Но позже, позже, когда у Дурзы перестанет темнеть в глазах от голода, и бьющийся теплый сосуд на шее девчонки под его рукой перестанет так сильно привлекать взгляд. Ярзла свое получит в полной мере. Шейд выпустил поганцев из рук, пытаясь успокоить боль в разодранной спине, дымившейся от выходящей крови. Ему нужна была Аварис и ее волшебные иголки, чтобы обработать раны и не потерять контроль над собой рядом с собственным же замком. Нельзя есть своих людей. Торнак – хороший мастер над оружием, лояльный шейду человек, и вряд ли его преданность сохранится в полной мере, если шейд подлечит свои раны за счет его дочери...И вообще людей не стоит трогать, они долго растут, больно много от них хлопот... Особенно от этой девчонки. Дурза еще раз шикнул от злости и оттолкнулся руками от земли, поднявшись на ноги. Ипну, успевший заглянуть на рану отца, растерялся, замешкался, но безмолвно предложил ему свое плечо, чтобы опереться. За что получил крепкую затрещину. - Я тебе не калека. Поднимайтесь. Пошли вперёд, оба! – рявкнул старый шейд, которому подобное предложение показалось оскорбительным, и подтолкнул детей к выходу острыми тычками. – И чтобы я видел вас постоянно. – Нара приоткрыла рот, что вызвало неизменное предложение заткнуть его чем-нибудь от обозленного Дурзы. Смола, был, пожалуй, единственным, кто сегодня не взбесил шейда своим поведением. Вороной вместо того, чтобы сорваться к замку во время боя на мельнице из-за отсутствия привязи, дожидался своего седока и нервно пританцовывал на небольшой каменной площадке, поигрывая черными щетками на копытах, и, безусловно, заслужил лишнюю миску сушеных яблок в свои ясли. Дурза, стиснув зубы, забросил в седло девчонку, стукнув ее боком о луку седла, Ипну проскользнул под рукой шейда, чтобы избавить колдуна от необходимости поднимать его, и оказался в седле самостоятельно, взяв уздечку. Смола, при всех его достоинствах, был наизлобнейшим животным, и оставить ему Нару было недальновидно. А брать ее к себе в седло Дурза не собирался: только раздражающих прикосновений от перепуганной человеческой девчонки ему сейчас не хватало. Шейд устало хлопнул вороного по крупу, подтверждая, что рассчитывает на него больше, чем на его седоков. Ипну все же иногда пытался замедлить шаг коня и оглядывался на Дурзу, чтобы предложить ему помощь, но в ответ неизменно получал злобный взгляд отца, и короткий кивок, предлагавший полушейду молча следить за дорогой к замку. И держать свои сожаления при себе. Жалость всегда безмерно раздражала старого шейда, а сил, чтобы сдерживаться, у Дурзы после долгой слежки и раны осталось мало. Весь путь до ворот Гиллида прошел в молчании. Нара боялась шейда, шейд злился на глупых детей, а Ипну подчинился нежеланию отца разговаривать с ним или принимать его помощь, чтобы не провоцировать гнев Дурзы. Смола же, слава духам, разговаривать не умел и просто время от времени всхрапывал в тон общему недовольству. *** - Больно? – сочувственно спросила Аварис, аккуратно скалывая иглой края раны Дурзы. Шейд злобно кивнул. Раны от когтей шейдов всегда заживали плохо и причиняли долгое страдание Теням. Дурза потерял много крови. Почки ныли от нарушенного кровообращения в подпорченном теле, а правый глаз только-только открывался от удара рукой мертвого торговца, тело которого нашли на тракте прошлым утром, куда и сорвался красноволосый колдун. - Откуда здесь взялся еще один шейд? Вы же такие редкие... - Сбежал и пришел по северному тракту. Наследил. Королевские болваны все никак не могут успокоиться от того, что их возможности ограничены сильнее, чем мои. Поэтому я больше не желаю иметь дело с Малым Советом, - Дурза зашипел сквозь зубы, царапая когтями балку кровати, но стараясь не двигаться, чтобы не мешать работе некроманта, - я не стану помогать идиотам, пытающимся создать одержимых, которые потом сбегают. Это не моя работа подчищать за ними дерьмо от их экспериментов над собой. Это дело короля. Ай! Поласковее, женщина. - Уже почти всё, - длинная, тускло светящаяся игла с магическими знаками мерно ходила над спиной шейда, - раны чистые, зашиваю. – голос ведьмы дрогнул. - Твое чутье на магию спасло нашего сына. Снова. - Он ведет себя, как болван. Он неосторожен. – шейд зашипел, когда нитки стянули рану. – Глупый мальчишка! Я запретил ему покидать замок. И более того, видеться с девчонкой Торнака, от нее одни беды, когда они вместе. И что такого я с него прошу?! Слушайся своего отца и мать, не высовывай носа, когда не просят, учись, не разговаривай с незнакомцами и не лазай по чертовым мельницам! Почему магические знаки в его голову входят хорошо, а мои слова пролетают мимо? - Но, Дурза, - попыталась возразить Аварис, аккуратно обрезав нить и покрыв спину мужа чистым отрезом ткани с мазью, чтобы подсушить сочившуюся из-под ниток кровь, - они друзья, и для нашего сына она очень важна... они выросли вместе. - И я запрещаю тебе им потакать! – рявкнул шейд, укладываясь на живот, чтобы не тревожить больше зашитую спину. – Я рад, что Ярзла нашел себе девчонку, но его безопасность важнее детских интрижек. Перетерпит свой всплеск крови, мало ли вокруг других девчонок. Торнак, надо думать, тоже не рад, что он к ней бегает. Некромант лишь устало вздохнула, растирая шейду предплечья: нужно было разгонять Дурзе кровь, особенно когда кровоток нарушался из-за ранения, чтобы он поправился быстрее. Конечно, Дурза мог бы восполнить потерю, пожертвовав кусочком Нары, но шейд предпочел потерпеть до своих покоев и получить несколько массажей, чем внимать рыданиям сына над девчонкой, потому что она была единственным живым человеком рядом. Пусть радуется, что она жива, а его отец – щедр и внимателен. Еще бы только мальчишка это ценил... - Ну? – шейд скосил на Аварис красный глаз, не поднимаясь. Видимо, даже великий Дурза все-таки нуждался в одобрении своего решения от более сведущей в семейных делах жены. Аварис поцеловала старого шейда в сухую щеку. - Я думаю, нам не стоит торопиться, Дурза. Кто знает, может быть однажды мы назовем Нару своей дочерью. Дурза скептически фыркнул: его сын был крайне нерасторопным и трусливым в сердечных делах, да и в чувства у таких незрелых детей он не особенно верил. И, честно говоря, Дурза начинал опасаться, что с мальчишкой что-то не так. Сам шейд помнил свое взросление и созревание более быстрым. Да и девчонка оружейника – не то чтобы та партия, о которой для единственного наследника задумывался гиллидский зверь... Хотя, впрочем, шейдам ли быть такими разборчивыми? Сгодится, если паршивец правда заинтересован. - Она догадалась про него?- Дурза попытался оценить риски того, что итак хрупкое сердце Ипну пострадает от первой неразделенной... привязанности. Что творилось в сердце сына, шейд вообще не понимал, по мнению Дурзы,,у сына был премерзкий период отрочества, и он выкручивал нервы своему родителю лучше местных палачей. Шейд пытался держать сына в строгости, чтобы не дурил, но сегодня он явно решил нарушить все законы логики, решив удрать именно тогда, когда шейд был вынужден охотиться на недавно скованного и сбежавшего Миракзеса. Лучшего время придумать не могли! - Не думаю, - улыбнулась Аварис, укрывая шейда. – Думаю, он сам пока не догадался про себя. Они оба еще очень юные. Дай им время расцвести самим, ведь из вскрытого раньше времени бутона не появится здорового цветка... – голос Аварис посерьезнел. - И не надо торопить события, умоляю, только не вмешивайся сам. Помни, ведь мы почти навек старше их, и мы воспитывались на юге, который сын знает разве что по сказкам. Шейд еще раз вздохнул о мягкотелости нового поколения и нравов Алагейзии: слуги считали, что Дурза силой женился на ведьме, подчинив ее себе, от того она так стелется перед ним, но ведь дело было совершенно в другом – Аварис с удовольствием отдавала Дурзе почет, который он получил бы, как глава дома, оставайся они оба жить в пустыне, и в этом не было никакого принуждения или намеренного злодейства! Просто так выглядело устройство дома там, откуда были родом и Дурза, и Аварис. И ведь даже их паршивец считал отца коварным злодеем по отношению и к матери. Знал бы только, что эта «угнетаемая» творила с шейдом вечерами и с какой инициативой, Ипну раскраснелся бы до цвета первых гиллидских яблок... - Немного больше представления о приличии и послушании этим двоим не помешало бы. Девица и вовсе распущена: бегает с мальчишками в мальчишеской одежде и с острой палкой наперевес. Играет с ним наедине, а если не с ним одним? Какая женщина из нее вырастет? – Но здесь девочки и мальчики играют вместе, ты же замечал. В замке не так много детей. Они родились в другое время и в другой стране, - Аварис беззвучно рассмеялась, - и мы не можем навязывать детям свои порядки, особенно когда они так устарели. - Это ещё почему? Я должен передать сыну свои знания, а жизнь его легкой не будет. Я бы сказал, судьба полушейда крайне тяжела. Его никто не примет, каждый раз ему придется доказывать, что он нормален, и бороться за то, что даже мы получили изначально – свое место в этом мире. Он чужой людям, но и незавершенный... - Но при этом ты не должен отнимать у него жизнь, которую мы с таким трудом ему подарили, правда? Мы так боремся за то, чтобы наш мальчик вырос свободным, и не попал в руки королевских магов, или варденов, которые будут использовать его без оглядки, как бесчувственный инструмент, - Дурза поморщился, - так стоит ли так жестко ограничивать его дома? Ему нужна возможность выбора, что он хочет делать в своей жизни, Дурза. Он боится, что ты принуждаешь его к пути, который ему не нравится. - Я его учу, а не принуждаю. Еще бы он ценил мои подарки! Он даже моё имя, данное ему при рождении, не использует. Благодаря моей строгости Ярзла хотя бы имеет представление о приличиях и имеет шанс вырасти достойным мужчиной, что, знаешь ли, сегодня редкость. Торнак же скверно воспитывает свою последнюю девицу, – шейд немного сочувствовал мастеру над оружием, жена которого одарила его шестью дочерьми, но поскупилась на сыновей, - она своенравная и дерзит. Встревает в разговоры старших, и наш сын ей вторит, и это при том, что опыта у обоих – ни с кончик моего мизинца! Но нет, им виднее, конечно, как жить эту жизнь, и старый Дёрза не смей им ставить палки в колеса, пока их чертова колесница несется в горящий лес! Как эльфы ее растили! Эльфы, в понимании шейда, были из рук вон плохими родителями, раз единственная дочь королевы связалась с варденами и бегала с луком по лесам, рискуя своей остроухой королевской головой, еще и воруя у короля Алагейзии ценные предметы, не говоря уже о том, что стрелять в пограничников вообще-то тоже нехорошо: у них в Гиллиде были семьи и дети, опека над которыми ложилась на замок, а по сути, - на искусность эконома Гиллида накормить всех сирот, и желание шейда подписать эти расходные листы. И шейд искренне предпочитал, чтобы о детях заботились прижившие их отцы, а не замок с его одобрения, шейду хватало головной боли от своего сына. А для того отцов желательно было сохранять живыми и не тратить людей понапрасну. - Не надо тревожиться раньше времени. Они подрастут и наберутся опыта, поумнеют и будут больше ценить то, что ты делаешь для них, свет мой. Дурза ухмыльнулся в подушку, покачав красной головой: как все-таки застит глаза это пресловутая любовь. Перед женщиной на кровати растянулся шейд, Тень, Тьма, создание злобное и темное, но для Аварис он был «свет мой», «солнце и звезды», и вообще ее герой и рыцарь. Впрочем, солнце их родины в пустыне характером как раз походило на скорого на жаркий гнев Дурзу, но до всех остальных эпитетов шейд, мягко говоря, не дотягивал. Если записать все ласковые слова, которыми ведьма баловала самолюбие шейда, на его месте в «Заметках о волшебных существах Алагейзии» придется рисовать картинку палладина в сияющих доспехах. Впрочем, шейды были элитными воинами в армии Алагейзии, и если бы существовал орден паладинов тьмы, то Дурза вполне мог бы быть в него принят. Но как же приятно, когда в море тьмы в его душе жена находила для себя радости, за которые ценила шейда. Аварис наклонилась к шейду. - Не волнуйся. Ты не обязан быть героем для Ипну. Ты его отец и ты спас ему и Наре жизнь, рискуя своей, и уже не в первый раз. Ипну знает, что ты заботишься о нем, он просто пугается, когда ты кричишь. А кричишь ты на него потому, что слишком сильно стараешься быть для него идеальным и контролировать даже то, что никто контролировать не может. - Один шейд пытался его убить, но боится он того, который его пытается его защищать... – проскрипел шейд. - А чем еще я могу ему компенсировать то, что его будет пытаться прибрать к рукам или заколоть любая живая душа в округе, как только почувствует, что я могу не успеть сломать ей череп между своими пальцами и преступление может быть безнаказанным? – черные когти зло клацнули, намекая, что насчет черепа шейд не шутил. - Тебе нужно немного чаще напоминать ему об этом, и не тогда, - женщина ласково убрала прядь красных волос со лба кисло смотрящего вперед шейда, аккуратно положив ее за бледное ухо, - когда ты плохо контролируешь свой гнев. Наш сын плохо переносит твои взрывы ярости, свои эмоции он старается контролировать так сильно, что часто выглядит отстраненным и вялым. Ипну боится, что, если он позволит себе злиться, он также будет пугать тех, кто его окружает. В остальном, я крайне горжусь тем, что именно ты – отец моего сына, шейд Дурза. – мужчина вздохнул, как бы выпуская пар: жена всегда успокаивала его лучше, чем Морзана – бутылка крепкого алкоголя, и мир вокруг не казался таким уж паршивым. - Ты хороший отец. Все-таки он женился на очень умной женщине, к которой пристрастился сильнее, чем другие шейды - к вкусу человечины. Ради нее Дурза изменился, отказавшись от настоящей охоты (охота на животных и духов в счет не шла), и стараясь вести себя «по-человечески». Не в том смысле, что шейд разыгрывал из себя человека, он им уже давно не был, а скорее он старался быть таким, какими, вообще-то, должны были быть честные люди в его понимании. Которых и среди обычных-то людей сам шейд встречал мало. Но Дурза искренне считал, что шейды имели шанс быть чем-то лучше, чем просто люди. Дурза, все еще ворча, подложил под подбородок подушку, и подумал, что от рождения сына радости, конечно, прибавилось, но и хлопот стало много. Все еще не повод пользоваться этим чудовищным приспособлением на завязках, оскорблявшем шейда до глубины его четырех душ, но пока у Ярзлы не вырастут настоящие когти и желание защищать свою шкуру самостоятельно, шейд будет радоваться своей низкой плодовитости. Подари он Аварис шестерых сыновей, как иногда мечтал, к моменту их отрочества Дурза бы сам улегся на погребальный костёр и отказался бы вставать с него. - Аварис... - Да? - У меня деревянная щепа из проклятого пола мельницы запуталась в голове. Вычеши мне голову. Пожалуйста. – шейд помолчал, ища повод прикрыть свою слабость к ранее ненавистной процедуре. – Все равно пару часов не смогу перевернуться, пока нитки не вытащишь. *** - Почему я, волшебник, сына колдуна и ведьмы, уже заслуживший свой посох, должен заниматься этим своими руками? - капризно осведомился Ипну, мелкими шажками перетаскивая тяжелое ведро с водой по ступенькам лазарета. - Потому что ты наказан, милый. - спокойно отозвалась его мать, открывая небольшой шкафчик с принадлежностями для уборки. Ты заставил нас с отцом волноваться, рискуя собой и Нарой. Мы все очень рады, что вы оба уцелели, но это в основном заслуга твоего папы, у которого спина все не ещё зажила до конца. - Я понимаю, я ему благодарен. - буркнул полушейд, вспомнив, как резко отец отказался от его помощи, как будто считал Ипну совершенно негодным лекарем для себя. - Но откуда нам было знать, что там будет шейд?! Сколько их вообще на свете? Наверное, все два с половиной собрались на этой мельнице. - Ипну зло вцепился в крышку горшка с порошком мыльного корня, пытаясь открыть подсохшую резьбу. - Это самое странное, что вообще могло случиться. Этого нельзя было предугадать! - Я не виню тебя. Очень многое нельзя предугадать, но вы оба должны помнить об осмотрительности. - мать была непреклонна. - Вы держите меня взаперти всю жизнь. И ты всегда на его стороне, мама. - Ипну закатал рукава и методично принялся за свою мокрую работу: ему было предписано наводить порядок во всем лазарете в течение тридцати дней каждый вечер. - О, если бы ты знал, как часто твой отец заявляет обратное, - вздохнула Аварис, снимая с пояса запасной ключ от лазарета и аккуратно опустив его в карман сына, чтобы он смог запереть за собой, когда закончит. - Я всегда на стороне вас обоих, милый. И сначала нужно сделать сухую уборку, иначе волокна от перевязочной ткани прилипнут к полу, тебе будет тяжело их снять потом. За дверью послышались шаги, Ипну остановился, раздраженно опираясь на черенок вытащенной им из чулана метлы: ему не очень-то хотелось, чтобы его видели за выполнением этой части наказания. - У меня для вас компания, - хмуро сказал Торнак в свою бороду, открывая дверь и пропуская понуро бредущую перед ним Нару, также же вооруженную несколькими ветошами. - На тебе, попрыгушка, все котлы лазарета, начистить овощей, промыть и замочить крупы для кухарки. И ваше счастье, что лорд Дурза пожалел замковых лошадей и не отправил вас на конюшню. - мастер оружия строго посмотрел на приободрившегося полушейда, который выглядел совершенно необоснованно счастливым, обнимая метлу. - И чтобы без глупостей, понятно? Я вернусь за тобой и отведу домой сам. - Никакого жульничества, Ипну, - ведьма погладила по плечу сына, - всю работу вы оба должны сделать своими руками. И я тоже приду за тобой. - красно-черный мальчишка закатил глаза: теперь ему нельзя было самому выйти из лазарета и спуститься в подвалы. Но полушейд был полностью согласен с такими условиями: во-первых, он достаточно высоко уважал свое искусство, чтобы тратить его на мытье полов замкового лазарета, а во-вторых, если работать руками, то это займет больше времени, в которое они могут переговариваться с Нарой, не опасаясь, что их снова разгонят по разным углам. Для Ипну эта часть наказания стала в большей степени благословением, и он знал, кого нужно было за это благодарить, не преминув коротко поцеловать руку своей любимой, хотя и иногда избыточно заботливой, матери.