Долгожданная встреча

Около ста лет назад

Мужчина с кроваво-ржавыми волосами устало толкнул тяжелые двери, и ему открылись его новые господские покои. Это была просторная комната, занимавшая собой последний, верхний ярус единственной башни Гиллида, и ее потолок состоял из уходящих вверх опор крыши и перекрытий, потемневших от времени. Каменный пол был чисто выметен, но пах сыростью и пылью: комнату спешно готовили к приезду нового господина после многих лет, когда в ней не было ничего, кроме пыли и паутины. Камин угрюмо шипел и трещал в углу. В затхлом воздухе от него было больше запаха гари и смолы, чем тепла. Дурза поежился, когда прошел в комнату: в его покоях было еще холоднее, чем в промозглом коридоре башни. Грубое мутное стекло окна треснуло под напором морозов, и сквозь отверстие между осколками в комнату медленно падали снежинки, мелькая в свете камина. За окном снег также лениво падал на обветшалые оборонительные сооружения, забирался в провал крыши сторожевой башни и летел мелкой крупой к одиноким огонькам утлых домиков, в которых ютились прибывшие с ним солдаты и слуги. На широкой господской постели с поднятым веревками балдахином была разложена его одежда, то, что он взял с собой из столицы: пара плащей, длинная мантия с вышивкой, рубашки из темно-бордового сукна и такие же штаны. Вещи, тепло которых он еще вчера помнил кожей, за один вечер на дорогом покрывале отсырели, пропитавшись запахом плесени. Гиллид высасывал тепло из всего, что сюда попадало. Сил на то, чтобы найти слугу и сказать ему закрыть окно хотя бы доской, или идей чар, которые могли бы починить окно, не было. Кроме разве что мысли спалить этот чертов замок дотла, может быть тогда здесь станет теплее. Завтра. Завтра он откроет отсыревшие и полные ошибок книги экономов и ужаснется, во сколько обойдется восстановление хотя бы основных построек замка. И сравнит это с гораздо меньшими столбиками цифр о доходах с этих земель. Поля вдоль тракта были заброшены так, что новый лорд с тоской думал, что ему нужно будет дать солдатам не мечи, а мотыги. Но это будет завтра. Шейд, впервые ступивший в свой новый замок и уставший после дальней дороги по раскисшему тракту сквозь смесь дождя и снега, поднял покрывала и лег прямо так, в одежде, поджав под себя ноги, чтобы сохранить хотя бы немного тепла: пространство между простыней и одеялом оказалось еще холоднее самой комнаты. Дурза дернулся и одним движением затащил свою одежду под одеяло, накрывшись всем, что у него было, как собака прячется от холода в стоге сена. Была бы на каменном полу циновка или хотя бы овечья шкура, он бы не постеснялся поднять ее и накинуть сверху. Слуги почистили, выбили ему постель, и затопили камин, но он с трудом помог оттаять лишь верхнему слою постели. Подушку, неприятно пахнущую старым гусиным пухом, он выдернул из-под головы и бросил сверху, чтобы укрыть торчавший из-под красных волос кончик уха. Пряча лицо в воротник камзола под слоями одежд и сжимая ставшие совершенно белыми пальцы, Дурза мог думать только о том, чтобы теплоты его дыхания, вырывавшегося между тонких посиневших губ, хватило до конца этой первой ночи на постели, в которой ему предстояло лежать сколько... десятилетия? Столетия? Шейд проживет до тех пор, пока его сердце не разрушит удар клинка, и навсегда будет прикован к пожалованному ему Его Величеством "замку". А это может быть очень долго. Дурза терпеть не мог холод, даже в южной части Алагейзии для него было прохладно. Шейд рассчитывал, что надоел королю достаточно, чтобы его отпустили обратно в пески, в нору среди белых и таких теплых скал, и только иногда выдергивали для исполнения службы. Это было ... наивно. Да и он никогда не был силен в дворцовых интригах, чтобы суметь выторговать себе место лучше. Шейд просил возможности уехать, и на него свалили обязательства по присмотру за королевскими темницами. И здесь ему вверили не только особо важных заключенных, которых должно было охранять прирученное королем волшебное чудовище, но и военный гарнизон. Гарнизон! Дурза никогда не стремился руководить людьми, он честно пытался избавиться от их общества в силу вполне взаимной неприязни. И теперь эти люди зависят от него. А он - от них, потому что теперь он отвечает за эту землю перед королем. Сотня человек и все крестьянские, сколько их тут наплодилось, которым надо не дать передо*хнуть в первую же зиму. Люди нужны ему здесь живыми. Без них замок не сможет выполнять свои функции. А значит их надо кормить, согревать, обустраивать. Узнать, как. И найти на это деньги. И дрова, дрова будут важнее всего. Средства, накопленные им за время службы в столице, нужно потратить на дрова, провизию, фураж и... накидку с мехом. Пожалуй, одну лишнюю трату он себе позволит. Легкое дыхание вырывалось облачками пара. Шейд, повернувшись в ворохе своих одежд, издал хриплый смешок. Эти люди уже считали его жестоким, хотя Дурза провел в Гиллиде сколько... меньше половины суток? Новоприбывших военных, посланных со слугами вперед, шейд велел разбить по крестьянским избам, пока они не построят новое жилье, и проблемы начались сразу же. Солдату понравилась жена пекаря, что неудивительно при такой концентрации мужчин, набитых в домах, как соленые рыбины в бочку. За жену вступился муж, и ранил солдата. Черного коня шейда, как только Дурза появился на тракте, окружила взбудораженная толпа крестьянских, требующих от нового лорда правосудия. Правда, увидев, какой им достался лорд, у которого белки красных глаз едва не посинели от холода в поездке, мужики занервничали еще больше. Дурза, не спешиваясь и с легкой тоской глядя на уже возникший перед ним в виде махины Гиллида ночлег, спокойно выслушал старосту, комкавшего шерстяную шапку в руках. И также спокойно приказал повесить и крестьянина, и солдата немедленно. Солдаты не должны трогать крестьян, крестьяне не должны поднимать руку на солдатов, оба преступления теперь караются смертью. Пришлось сцепить острые зубы и мерзнуть дальше, наблюдая за тем, как крепят веревку к перекладине у ворот, как несут лавку, и как на нее загоняют виновников этой задержки. Люди роптали. Им не понравилась жестокость шейда, да и сам шейд, вероятно, тоже. Дурза бесстрастно наблюдал за толпой из седла. Толпой крестьян и солдат, больше напоминавшей ему стадо разномастной скотины. С победой Гальбаторикса мир этих людей изменился. Они должны были наставлять косы и вилы на шейда, у которого верхняя губа приподнималась в непроизвольном оскале, а не он, давно не человек, должен был решать, жить этим людям или нет, и как именно. Сначала они просили о наказании, теперь - о снисхождении. Дурза, не желая тянуть время, щелкнул белыми пальцами, и лавка сама с треском сломалась под ногами казненных. Толпа отшатнулась, ощетиниваясь острогами и вилами: новый лорд был не только жесток и похож на мертвеца, но и оказался колдуном. Вероятно, люди только сегодня поняли, что те сказки, которыми они пугали детей, стали явью, и теперь эти страшные сказки станут их повседневной жизнью. Люди должны понимать, что они не увидят здесь милосердия. И впредь будут охлаждать свои головы, прежде чем беспокоить шейда своими проблемами или нарушать установленный порядок. Неповиновение будет стоить в Гиллиде очень дорого. А чтобы пример не забылся скоро, тела с поселковых ворот он приказал не снимать, оставив их каменеть на морозе на глазах у людей. Гиллид - это не просто развалины из песчаника на вересковой пустоши. Это место, откуда не возвращаются. Его пленники были виновны в том, что их невыгодно или рано было убить, но и нельзя было отпустить, и избавить от мучений их должны были холод и время. Вечная ссылка, как для гостей тюремных камер, так и для того, кто теперь должен был здесь править. Но для этого шейду, свернувшемуся под ворохом разноцветных тканей в своих новых покоях, самому надо не испустить здесь дух от проклятого холода.