[Placebo – Meds]
Неделя без наркотиков и алкоголя. Неделя неподдельной свободы. Акеми неукротимо трясло, ей до колик хотелось восполнить эту жгучую, ломящую всё тело пустоту. Но сейчас, глядя на беснующихся с Такеторой первогодок, кричащего на них Яку, смеющихся с этой картины Куроо и Кая, тихо сидящих в сторонке Козуме и Фукунагу, она знала – это стоило преодолеть. Теперь она не одна. Не проходило ни минуты, чтобы Накамура не думала о том, что всё это — бред и иллюзия. Не проходило ни минуты, чтобы Накамура не решала снова упасть на грабли. Её брат был прав. Оно стоило того, чтобы не потерять это вновь. Вцепиться в своё хрупкое, подобно хрусталю, настоящее, и не отпускать его всеми силами, чтобы получить шанс на будущее. Будущее, что не превратится в мрачную сточную канаву, как ей всегда представлялось. Вот только страх никуда не отступал. Ведь, если всё это – лукавый мираж, то её уже ничего не спасёт. Акеми помнила, чем заканчиваются заблуждения. Она никогда не сможет забыть этот кошмар. Он липкими когтистыми лапами щекотал под рёбрами, отрывал от души кусочек за кусочком, заставлял забывать, что правильно, а что – нет. Из всей зловонной кучи её страхов, которые Накамура никогда не признает, есть лишь один, от которого кончики пальцев покалывало от ноющего озноба. Жестокий и беспощадный бог, которому она поклонялась. Героин. Это началось весной, солнечной и цветущей. Сейчас ей это казалось до безобразия глупым, но тогда она была маленьким, обиженным на весь свет и брошенным всеми ребёнком, который считал себя достаточно взрослым. Другом ей стал героин. Накамура никогда не скрывала своего пристрастия к наркотикам. Ни от близкого друга, ни от человека, которого, кажется, любила. Только обставляла всё так, будто лишь балуется кислотой* по выходным. Фрагментация информации во благо, как Акеми считала. Никакой лжи. Но лишь Ниджимура Тацуя была невольным и немым свидетелем её падения. Её подруга-наркоманка. Она стала её путеводителем. "Детка, ты что, забыла принять свои таблетки?" – говорила Тацуя, укоризненно-криво усмехаясь, каждый раз, когда Накамура впадала в апатичное состояние. Всё, действительно, начиналось с таблеток. Они шли дальше, падая всё ниже. Секс, наркотики и осложнения. Вечером Накамура встречалась с ним. А ночью добровольно отдавалась в объятия дурмана. Считала это правильным, но уже не различала реальность и трипы. Третье сентября. Накамура ожидала очередной встречи, но он не пришёл. Крупные капли разбивались о крышу школы, одежда намокала, тушь расплывалась по лицу уродливыми узорами, а он всё не приходил. "Пора перейти на новый уровень, " – уговаривала Ниджимура, заручившись поддержкой ещё одной девчонки, имя которой всегда выскальзывало из головы. Тогда девушка сказала, что хочет приблизиться к солнцу. Греться у его лучей, пока не сгорит. Акеми была одинока в этом свободном падении. Изо всех сил старалась не позабыть, что же с ней случилось. Она была сбита с толку тем, что было сильнее её. Начала забывать имена и лица, начала слышать голоса. Пыталась вглядываться в запредельность и медленно умирала, когда получалось забыть способность чувствовать обыденное. Это называли "любовью с первой ложки". Кайф на кончике иглы, балансирование на грани – вот, что доставляло ей истинное удовольствие. Уже не замечала, как руки покрылись созвездием синяков и следов инъекций. Становилась более изобретательной, вводя заветное зелье в крупные сосуды на бедрах, стопах, голени, шеи. Белые, безобразные шрамы на теле – уродливое напоминание о её кошмаре. Потому Акеми зачастую прятала руки под тканью одежды днем. Спустя месяц началось самое страшное. Абстинентный синдром*. Так это называли в лечебнице. Её ломало, худое, бледное тело просило новой дозы эйфории. Иногда, когда денег не хватало, приходилось заменять героин на "белого китайца"*. Но сути это не меняло. Всеми словами и эпитетами мира невозможно было описать физическую боль. Ей выкручивало ноги, рвало, поднималась температура, невозможно было даже просто лежать. Акеми не наполняло ощущение нехватки чего-то – лишь невыносимая физическая боль. Ножевые ранения не такие болезненные, как состояние ломки. Психозы, галлюцинации, полная дезориентация, бред, паранойя – жизнь покатилась вниз по касательной. Для Акеми реальность перестала существовать. Только манящие голоса. Они звали за собой, предлагая лучший мир. Её начали считать сумасшедшей и сторониться, но значение имели лишь голоса. Они были повсюду, разные, мягкие и обволакивающие, сплетающиеся в единый поток, цепляющийся за неё. День за днём голоса сгущались и становились страшнее. Превращались в шипящие, змеиные звуки. Её панацея обратилась в змеиный яд. И вот тогда Накамура по-настоящему стала сходить с ума. В одно мгновение, разум ненадолго просветлел и она поняла, что глубже дна просто-напросто не существует. Любой героиновый наркоман, рано или поздно, узнаёт о "золотом уколе"*. Акеми тогда решила в последний раз приблизиться к солнцу и догореть до тла, воссоединившись с матерью. Её нашли. С большим трудом откачали. Девушка этого не помнила. Проснулась в серых стенах больницы и никак не могла понять от чего крыша едет больше: от жажды дозы или белого потолка палаты – единственного, что она видела перед собой. Уже потом стали проявляться лица и душераздирающие крики таких же потерянных душ, дрожь от которых не укротила бы любая доза. – Ты чего залипла? – Акеми вздрогнула и сфокусировала взгляд перед собой. Куроо сидел на корточках, упираясь рукой о скамейку, и пристально вглядывался в лицо менеджера. Привычная толика издёвки в голосе оставалась, но теперь всё было по-другому. Ноты сарказма составляла только одну миллионную искреннего беспокойства. Просто потому что Куроо уже не умел иначе. Просто потому что Накамура уже не воспринимала иначе. Это неделя не осталась бесследной и в их отношениях. Колкости и остроты никуда не исчезли, но теперь они лишь добавляли особенный шарм. Только теперь на смену неприязни пришли подобия заботы и понимания. Тетсуро помогал Акеми стать сносным менеджером, та, в свою очередь, – помогала справиться с его переживаниями. Девушке было достаточно присутствовать в его жизни, заговаривать ему зубы, не давать задумываться ни на минуту, стараться задеть, переключая всё внимание на себя. – Не обращай внимания, – выпалила Акеми раньше, чем успела придумать какую-либо ядовитую колкость. Куроо, воспользовавшись моментом, примостился рядом. – Ты заметила, что Тора принял тебя за свою? – капитан кивнул в сторону Ямамото, который комично рисовался перед Львом. Накамура одарила его озадаченным взглядом, совсем не понимая, к чему он клонит. – Этот гоповатый паренёк, при всех своих понтах, абсолютно не умеет общаться с девушками. Стоит представительнице прекрасного пола появиться в радиусе двух метров, он теряет дар речи напрочь. Заикается, краснеет, бессвязно мычит аки малолетка, делающая признание в любви старшекласснику. Заметь, в разговоре с тобой такого с самого начала не было. Акеми задумалась, переводя взгляд с Тетсуро на площадку. Действительно, с самого первого дня Такетора относился к ней скорее как к "своему парню", чем как девушке. И, вероятнее всего, это было к лучшему. – А Яку? Он проедает мне мозг уже неделю, говоря, чтобы я пошёл тебе на уступки, – Акеми хмыкнула в ответ, закатив в глаза. – Ты даже с Кенмой общий язык нашла. Он говорит тебе больше двух слов, а это – целое достижение! Куроо деловито поднял палец в воздух, рассмешив девушку. Накамура смеялась искренне, без напускной тени пренебрежения. – Что бы ты не думала, ты здесь не чужая, – тяжёлая рука рука скользнула на хрупкое плечо. Акеми снова обернулась к Тетсуро. Всем своим видом он показывал ей одну простую истину. Теперь она не одна. Накамура смущенно потупила взгляд и тихонько кивнула. Прочитал ли Куроо её мысли или просто сказал всё это наугад – признавать свою слабость и зависимость от этих людей было по-прежнему сложно, но уже не так противно. Капитан улыбнулся, аккуратно опустил пальцы в волосы менеджера и склонил лицо, чтобы зарыться носом в мягкие пряди. От волос девушки всё также веяло переплетением лаванды и табачного дыма. Куроо глубоко вдохнул. Это стало его маленьким ритуалом успокоения. Его наркотиком. Теперь каждый раз, когда Тетсуро начинал раздражаться, он просто не мог отлипнуть от Акеми. А Накамура не сопротивлялась только потому, что сие действо дарило ей такой же эффект уюта и тепла. – Эй, котяра, отлипни от своей валерьянки, – с шутливой угрозой прокричал Нобу, приближаясь. – Тренировка окончилась. Пора по домам. Никто и не заметил, что тренировка задержалась до позднего вечера. Уставшие, потные, но до безобразия довольные волейболисты развалились по скамейкам. – Мы обязательно выиграем завтра! – воодушевленно заорал Лев, подскочив к не менее радостному Со. – Я просто размажу их своими атаками! Скомканное полотенце прилетело точно первогодке в лицо. – Хайба, хорош выделываться! – Мориске для полноты картины зарядил Льву по рёбрам. Команда дружно полегла со смеху. – С таким приёмом никто сейчас тебя на площадку не выпустит. – Ну-у-у, Яку-сан! – взмолился было Хайба, но опять же получил смачный удар по рёбрам. Волейболисты никак не могли сдержать очередную волну хохота. – Что же ты, маменька, сынка не бережёшь, – серьёзным, укоризненным тоном проговорила Акеми. – Поломаешь бедолагу ненароком. – Я же просил меня так не называть! – взбесился либеро, разворачиваясь и быстрым шагом направляясь в раздевалку. Остальные просто бились в истерике. Кроме Кенмы, конечно же. Лиловые сумерки, переплетённые с зыбкой прохладой, слегка покалывали щёки. Акеми покорно брела за Куроо, словно за каким-то призрачным маяком. Молча, не сопротивляясь. Даже мысленно. Отчего-то теперь это казалось до колик правильным. С молчаливого согласия Тетсуро было решено завалиться к нему. Домой не хотелось. Не потому, что там ждала тошнотно-горькая и пропитанная безнадёгой атмосфера, которая снова бы сошлась на тонкой шее удавкой, а потому, что больше всего девушке желалось оказаться рядом с этим странным светом её маяка. Накамура посидит там совсем чуть-чуть, тонуть в нём страшно. Только слегка прикоснуться. Они просто чуть-чуть посидят, чуть-чуть выпьют крепкого кофе, чуть-чуть подумают о том, как же это сладостно-приятно – балансировать на острие ножа, которое потом наверняка окажется у кого-то в спине. Ведь счастливы концы бывают только в сказках. Сотлевший песок пережитого уже не позволял в них верить. А потом она снова чуть-чуть останется у Куроо на ночь. Априори. Липкая прохлада напомнила о том странном анорексике, которого Акеми встретила неделю назад. – Эй, Куроо, мы ведь завтра с Академией Нохеби играем? – менеджер внезапно обрушила на капитана вопрос, прибавив шаг. – Ну, – сухо и устало ответил Тетсуро, не желая нарушать волшебную тишину. – Да так, – Накамура немного замешкалась. – Давеча встретила какого-то скользкого придурка, который просил передать тебе "привет". Твоим, якобы, другом представился. Кажется, он был из Нохеби. – Сука, – капитан неожиданно резко затормозил, чем даже напугал девушку. Кулаки сжались, заставив костяшки пальцев побелеть. Желваки напряглись до предела. – Вот змееподобный мудак. – Кто он? – искренне недоумевая, интересовалась Накамура. – Капитан команды противника. Долгая история, – как можно более спокойно ответил Тетсуро. Затем, полностью повернувшись к Акеми, аккуратно, кончиками пальцев, коснулся её руки. Он знал, прекрасно знал стиль и уловки Сугуру. Дайшо бил точно, бил больно и против правил. Он мог подобраться с какой угодно стороны, на то он и змей. И, видимо, болевую точку он уже нашел. Страх заиграл где-то в подкорке. – Духи, Накамура, не связывайся никаким образом. Не подпускай. Прошу. Акеми молча сжала его пальцы в попытке успокоить. И успокоиться самой. Дурное предчувствие поселилось в ней незваным гостем и никак не собиралось покидать. Женская интуиция, чёрт её дери. Завтра произойдёт что-то необратимое. Что-то, что снова перевернёт её мирок к чертям собачьим.to be continued
___________________________________________________________ Кислота – ЛСД Абстинентный синдром – ломка, по-русски говоря. Белый китаец – триметилфентанил. Наркотическое средство, опиоидный анальгетик. Он в 6300 раз активней морфина и в 352 раза сильнее героина. Короче говоря, что-то вроде синтетического героина. Золотой укол – превышение дозы с целью покончить жизнь самоубийством.