***
— Ключ ещё не потерял? — скептически спросил Леви, когда Эрен готовился к ночной полнолунной прогулке. — Нет, — юноша заулыбался и, стянув футболку, указал на ключ, висевший на груди. — Я его берегу как зеницу ока, — он приподнял его и коротко поцеловал, заставляя Леви недовольно поджать губы от проявления такой нежности. — Вернусь как обычно под утро, — пока аптекарь возводил глаза к небу, парень чмокнул его в щёку, а затем выскочил за дверь и запрыгал по ступенькам вниз. Леви, проводив его взглядом до лестничного поворота, закрыл дверь. После ухода Эрена квартира стала какой-то пустой и скучной. Выключив свет в коридоре, хозяин прошёл в спальню и завалился на кровать. Ему больше ничего не оставалось, как уснуть, а с утра проснуться от горячего влажного будильника, коим являлся язык волка, а потом отмывать его несколько минут. Аптекарь только успел провалиться в сон, как звонок в дверь прервал дремоту, и Леви пришлось снова вставать. «Эрен вернулся? — подумал он, открывая дверь. — Но ночь же только наступила…» — Ты? — ошарашено выдохнул хозяин дома, видя перед собой не Эрена, а Эрвина Смита собственной персоной. Тот задыхался и странно стоял, прислонившись к стене, будто был ранен. — Что ты здесь делаешь? Как ты узнал, где я… Не дав ему договорить, Эрвин выпрямился и накинулся на парня, втолкнув его в собственную квартиру. Мужчина был сам не свой: глаза безумным серебром светились во тьме, а руки будто превратились в звериные лапы. — Проследил за тобой в тот день, когда ты потерял сознание перед аптекой, — рычащим шёпотом ответил Смит на вопрос. Он сдавливал плечи Леви с такой силой, что у того начала кружиться голова от боли. Или не от боли… — Да что с тобой? — когда тот чуть не свалил аптекаря на пол, пробираясь в комнату, воскликнул Леви. — Ты же сказал, что мы больше не встретимся. От тебя два месяца не было ни слуху, ни духу, а теперь ты сам заявляешься, да ещё в таком виде? — он попытался избавиться от Смита, но тот, вцепившись в него, толкнул парня на кровать и упал вместе с ним. — Я… держался всё это время, но понял что… не могу без тебя, — уткнувшись ему в плечо, дрожащим голосом выдохнул Смит, прижимая тело аптекаря к кровати. — Эй, ты… — Леви даже шевельнуться под ним не мог, лежал, словно под медведем. — Сейчас у меня есть один парень, и я не хотел бы ему изменять. Так что-либо ты сам уходишь, либо я выношу тебя отсюда по кускам, — чувствуя, как под его телом становится очень жарко, прошелестел он. — Я не собираюсь делать ничего такого, просто… полежи так немного, — глухо ответил Эрвин, начав успокаиваться. Леви замолчал и перестал шевелиться, дожидаясь того момента, когда мужчина полностью придёт в себя. Постепенно дыхание Смита затихло, сердце тоже забилось ровнее, тело перестало сжиматься в напряжении. На разыгранную сцену это не очень было похоже. Ему действительно больно? Однако чем больше улучшалось самочувствие Эрвина, тем больше изменялось состояние Леви. Сначала ему было просто жарко и трудно дышать от веса мужчины. Потом он почувствовал непонятное оцепенение, будто его связали невидимыми нитями. В теле появилась слабость, а органы чувств наоборот обострились, особенно обоняние. Он начал ощущать непривычный запах, который исходил от Смита. Сладкий и горький одновременно, острый и пряный, как смесь восточных специй… Сам того не осознавая, Леви повернул голову ближе к нему и кончиком языка провёл тонкую влажную полоску вдоль шеи, ощущая, как под кожей пульсирует кровь. После этого запах стал ощущаться сильнее и начал одурманивать разум. «Почему я это сделал?» — слабо мелькнуло в голове у Леви, когда Эрвин отстранился и вопросительно посмотрел на него. Аптекарь хотел ответить самому себе и ему, но вместо звуков с губ слетел странный жадный выдох. Тело снова онемело, словно в него влили парализующий яд, парень не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Он просто смотрел на Смита, но не видел его, лишь чувствовал, как бежит кровь по его венам и бьётся сердце. Живое сердце. Губы Леви были расслаблены и приоткрыты, а из правого уголка даже стекала тонкая струйка слюны. Взгляд затуманен внезапно появившимся желанием. Смит видел, как аптекарь изменился буквально за несколько секунд, став безвольной, но подчиняющей жертвой. Глаза Эрвина, только успокоившиеся, вновь озарились жутким блеском, и он набросился на неподвижного Леви, разрывая одежду на его теле. «Нет, я не хочу, у меня же есть Эрен…» — мысли едва достигали сознания, парень словно тонул, всё больше погружаясь на дно, а свет поверхности мерк у него на глазах. Почему он так обессилен, и почему он ощущает это необъяснимое влечение? Они встречались всего несколько раз, даже узнать друг друга толком не успели, а тут его тянет, безумно тянет, со всей страстью, которая есть в его неверном теле. Он хочет его, хочет насытиться этим человеком, будто оголодавший демон, столетиями прикованный цепями к скале. Словно не было воспоминаний и иной жизни до этого момента. Он забыл всё: и Эрена, и Ханджи, и аптеку. Нет прошлого, не будет и будущего. Есть только здесь и сейчас. Есть он, Эрвин и страсть, сводящая с ума. Леви едва слышал, как рвётся одежда на его теле, едва видел, как клочки разлетаются в сторону. Он не чувствовал ни поцелуев, ни ласк, может, потому что их не было, а может, потому что они не были ему нужны. Он хотел лишь Эрвина, получить лишь его, завладеть им, его мыслями, чувствами, его разумом. Похоже, у него это получилось, поскольку Смит, не помня себя, захватил тело Леви словно лев, вонзивший свои клыки в умирающую жертву. Сердце пропустило удар, когда Эрвин вошёл в него, с напором вжимая парня в постель. Аптекарь даже не видел, как тот успел раздеться, но ладони, скользящие по его спине, касались именно кожи. И каким-то образом Леви успел осознать, что кожа на его лопатках не гладкая, а покрыта глубокими рубцами. Их желание было настолько сильным и порочным, что даже и мысли не возникло о каких-то словах или прелюдиях. Леви всегда думал, что единственный зверь среди них — это Эрен, а сейчас они оба были животными гораздо худшими, чем он. В этой дикой страсти и безудержном огне, Леви невольно ощутил что-то знакомое в этих руках и движениях, в этой настойчивости и власти. Эрен не был таким, он действовал инстинктивно, а Эрвин захватывал и даже в таком состоянии чувствовал своё господство. Леви тоже ощущал, что он подчиняется, но не потому, что он слаб, а потому что идти впереди может лишь Эрвин, и никто иной. Тело горело, нет, не просто горело, оно словно превращалось в пепел и возрождалось, чтобы снова оказаться в этом неугасаемом пламени. Когда они на несколько мгновений остановились, Леви не сказал «нет». Он не произнёс ни слова, не подал ни жеста, не попытался ни укрыться, ни защититься. Просто лежал, захваченный этой безумной страстью и ждал, что она, в лице Эрвина, вновь поглотит его. Так и случилось. Он получил то, чего хотел во второй раз. Тела снова соединились, насыщаясь друг другом. На этот раз Эрвин прижимал его грудью к кровати, стискивая руки за спиной и не давая ни на секунду выйти из-под своего контроля. А Леви и не хотел этого делать. Этот контроль, эта власть не были для него чем-то недостойным. Он с лёгкостью мог подчиняться, не чувствуя слабости, и с лёгкостью мог подчинять, ощущая чужую жизнь в своих руках. Вот и сейчас, несмотря на то, что Эрвин доминирует над его телом и разумом, он чувствует его жизнь настолько явно, будто держит её в руках. Стоит ему только подумать — и всё прекратится. Но он не мог думать, не желал, чтобы всё прекращалось, был готов стать настолько покорным, насколько это возможно, лишь бы не отпускать Эрвина от себя, вот только ураган, что уничтожил их рассудки, исчез. Так же внезапно, как и появился. Полностью сгорев в огне со Смитом, Леви внезапно осознал, что лежит посреди кровати один. Сначала у него промелькнула мысль, что это очередной сон: такая резкая и внезапная перемена, будто его бросили из жара в холод. Однако его утомлённое тело и смятая постель подтверждали обратное. Это всё было в реальности, но почему так внезапно прекратилось? И куда делся Эрвин? Кое-как приподнявшись, парень взглянул на часы: скоро рассвет, а Смит пришёл после полуночи. Значит, был здесь несколько часов. И за это время они ни разу не отстранились друг от друга. Аптекарь точно помнил первый, второй, третий раз, помнил, как он стонал, когда Эрвин обнимал его чуть не до удушения, помнил, насколько обжигающим было его тело, когда тот входил, и помнил его глаза. Ещё помнил, что Эрвин сидел на краю кровати, спиной к нему и, развернув голову, спокойно смотрел на него сверху вниз. Леви тогда просто лежал посреди постели, не в силах пошевелиться, но они видели друг друга и опять ничего не сказали. Его взгляд снова скользнул по спине Смита, и аптекарь понял, почему кожа не гладкая: в районе лопаток тело покрывали шрамы от ожогов. Рисунок показался ему очень знакомым, но из-за недостатка сил он не мог вспомнить, где уже видел его. Мужчина лишь ещё раз коснулся его лица, и… «Я потерял сознание», — вдруг осенило аптекаря. Он впервые лишился чувств. Это казалось настолько странным, что Леви не мог поверить в подобное. Тот первый и второй раз с Эреном были намного жёстче и грубее, не обходилось без ран и крови, но даже тогда он держался до последнего, а здесь не смог, хотя не чувствовал и капли боли. Он лишался сил после каждого раза, пока совсем не отключился. Это из-за Эрвина? Или из-за того, что он так слаб? «Как я теперь буду смотреть Эрену в глаза?» — свесив ноги с кровати и сев, Леви подобрал с пола чудом уцелевшую рубашку и накинул её на плечи. Силы ещё не восстановились, он не мог подняться, да и не видел смысла. Даже постель не успеет перестелить: Эрен вернётся с минуты на минуту. Что делать? Рассказать, всё, как было? А какова причина этого ужасного поступка? Ведь он и сам не может понять, а что подумает Эрен? «Если возненавидит, то будет прав», — больную голову наполняли лишь мрачные мысли, а когда входная дверь тихонько открылась, стало ещё тяжелее.Здесь и сейчас
23 февраля 2015 г. в 20:07
Каждый новый день похож на предыдущий. Серые стены, серое небо, серые люди. Каждый день он проживает, как один и тот же: поднимается в шесть утра, завтракает, не чувствуя ни голода, ни вкуса еды, идёт на работу, время на которой длится бесконечно. Вечером вновь возвращается в пустой большой дом, ужинает опять же без удовольствия и ложится спать. Если бы сон настигал его сию же секунду, он был бы только рад такой жизни. Но Эрвин не мог спать. Вообще. Уже несколько дней он не смыкал глаз и чувствовал, как кровь стучит в висках, а мозги словно сжимаются. Если раньше его просто мучила бессонница, которая подавлялась таблетками, то теперь даже препараты не помогали. И головная боль никуда не исчезла, наоборот — с каждым днём усиливалась, становясь всё невыносимей.
Неделю назад он чуть не попал в аварию, поэтому начал добираться до работы на общественном транспорте. В вагонах метро было душно, а большое скопление народа выводило его из себя и нервировало, усиливая оглушённость. Приходя на работу, Смит садился за стол и около получаса ничего не делал, пытаясь прийти в себя. Эта жизнь казалась невыносимой, не просто пустой, а бездарной, бессмысленной, неверной. Он не должен так жить, не чувствуя ни вкуса пищи, ни удовольствия от работы, ни радости от отдыха. Но и не должен больше встречаться с ним, чтобы не навредить ни ему, ни себе. Хотя, куда ещё больше себе вредить?
— Эрвин, сделай что-нибудь с этим, — Майк всё время был рядом с другом, наверное, ожидая того, что Смит когда-нибудь просто рухнет, не дойдя до своего стола. — Так больше не может продолжаться. На тебя жалко смотреть.
— Так не смотри, я же тебя не заставляю, — попытался отшутиться Эрвин, но слова прозвучали очень грубо, из-за чего Майк нахмурился.
— Прости, я не это имел в виду, — тут же добавил Смит, видя замешательство друга. — Я смог продержаться два месяца. Уже рекорд. Может быть, если переборю себя, избавлюсь от привычки видеть его.
— И зачем это надо? Зачем так мучить себя? Если тебе необходимы встречи с ним — встречайся! Ты же… загоняешь себя в могилу.
— Но ведь ты сам советовал держаться от него подальше, — чувствуя одышку, прошелестел Эрвин.
— Если бы знал, что это приведёт к такому, никогда бы не посоветовал. Это ненормально, — он взглянул в бледное лицо Эрвина. — То, что происходит с тобой — ненормально. В этом нужно разобраться, и если тот парень как-то причастен — то вытрясти из него всё. Даже если это будет незаконно, — чуть помедлив, добавил Захариус.
— Предлагаешь мне действовать силой? — удивился Смит.
— Если это будет стоить тебе жизни — то да. Действуй силой. А я тебе помогу.
— Ничего себе. От тебя я такого не ожидал, — Эрвин даже почувствовал, что в нём что-то проснулось. — Но вряд ли я смогу так поступить. Я не такой.
— Нет, Эрвин, ты такой, — Майк, упираясь руками в стол, склонился перед ним. — Ты пожертвуешь скорее другими, чем собой.
— Это не так, — прохладнее возразил исполнительный директор. — Я пожертвую собой, если это принесёт пользу другим. Я никогда ничего не делал лишь для себя.
— Так пора бы начать это делать. Жизнь одна, и ты должен жить, а не существовать, — убеждал его коллега.
— И что же я, по-твоему, должен делать? Связать его и запереть в своём доме? — от безысходности Эрвин уже был готов принять теорию Майка.
— Не обязательно действовать так радикально. Если ты не можешь без его существования, просто будь рядом. Поговори с ним для начала, объясни ситуацию, если он не полный идиот, то поймёт, что ты на самом деле страдаешь, а не прикидываешься, чтобы завладеть его вниманием.
— Я уже говорил ему об этом и о том, о чём бы следовало умолчать, — вспомнив слова о смерти, Эрвин закрыл глаза. Во тьме тут же вспыхнуло лицо Леви, и в голове отразился новый всплеск боли.
— Хорошо, я встречусь с ним ещё раз, — прошептал Эрвин, прижимая основания ладоней к вискам и морщась от боли.
— Найти его адрес?
— Нет, я его знаю, — держась за стол, Смит поднялся на ноги. Он стоял так неуверенно, что Майк засомневался, сможет ли исполнительный директор вообще куда-нибудь дойти.
— Может, мне проводить тебя?
— Я справлюсь, не волнуйся, — Эрвин поднял руку ладонью вверх, останавливая его. — Со стороны всё выглядит гораздо хуже, чем есть на самом деле, — он махнул той же самой рукой и, преодолевая неустойчивость, вышел из офиса.
Адрес Леви он знал. С тех самых пор, как проследил за ним после потери сознания возле аптеки. Эрвин наблюдал за ним, не выходя из тьмы и не попадая в поле зрения парня. Однако на этом всё и закончилось — Смит не смел приближаться к нему до этих самых пор. С учётом своего состояния добрался до дома аптекаря он довольно быстро. На часах было около одиннадцати вечера, поэтому на тёмном небе ярко выделялась круглая луна. Вот уже второе полнолуние проходит без встреч с ним и никакого прогресса, только регресс. Может быть, стоит подождать ещё больше?
Эрвин нерешительно остановился в нескольких метрах от его подъезда. Не торопится ли он с выводами? Два месяца — не такой большой срок. Возможно, стоит перебороть себя, прожить без него больше, чтобы освободиться от этой зависимости, может быть, даже уехать куда-нибудь к морю…
Пока он размышлял — идти ему, или нет, из подъезда выскользнула какая-то странная тёмная тень и очень быстро скрылась на другой стороне улицы, словно бы летела. Эрвин даже не успел разобрать, что это, но оно бежало явно к лесу (дом, в котором жил аптекарь находился метрах в семистах от ближайшего лесопарка). Это происшествие неожиданно склонило Эрвина к первому варианту, и он, больше не раздумывая, решительно направился к подъезду.