Каюсь, я ждал

Каюсь, я поджидал. Школьный двор заливали лучи смущенно краснеющего солнца; сухие листья надрывно хрустели под ногами школьников, задержавшихся на занятиях и спешивших теперь по домам. Он вышел: блеснули огромные очки. Полгода прошло. — Постой. — Мы знакомы? — он обернулся через плечо, чуть наклонив голову. Губы были недвижимы, серьезным и рассудительным казался взгляд темных глаз из-за стекол. Мы знакомы. Но он не помнит; что ж, так я и знал. Глупо было бы ожидать, что все будет иначе. Что он бросится мне на шею и произнесет, легко улыбнувшись: «Остался после уроков, Гиндзи?» Я полгода ничего от него не ждал и вот, спустя все это время, не выдержал. — Ну да, — я пожал плечами, втиснутыми в школьный пиджак. На мне этот пиджак сидит странно: я, второгодник, уже перерос своих одноклассников, так что первое время ловил на себе странные взгляды. Зуб даю, половина класса считала меня законченным придурком. Шушукалась: «Второгодник, а выглядит таким умным...» Да, Исикава, ты самовлюбленный выдумщик. И таким мне суждено оставаться всегда. Потому что не все меняются... не все меняются так радикально, как изменился он. Мои слова заставили его сузить глаза, но в позе его чудились спокойствие и непринужденность. А на юном лице было полное недоумение. Он ждет вопроса. Или предложения. Чего-нибудь да ждет... Чего же я жду? Что мне говорить? С чего начать? «Ну-ка вспомни, как мы с тобой вместе мотались по всей Японии, притворяясь медиумами», «жаль, что твой дар был утрачен вместе с памятью», «в какой туалет ты ходишь теперь — в мужской или все-таки в женский?» Что за чушь. Ведь он теперь мальчик. От кончиков коротко стриженных волос до кончиков пальцев. Но взгляд совсем девичий. Он мигнул, почуяв во мне перемену. Я стоял в нескольких шагах и, стиснув зубы, лихорадочно вспоминал, что же хотел сказать ему. Ведь он ничего не помнил из своей «той» жизни. У него теперь новая, уютная, мирная — благодаря мне. Длинные волосы шли этому созданию больше. — Семпай? — поторопил он меня, уже нервно переминаясь с ноги на ногу. А я... я не знал, что делать. И зачем я только... Он проговорил: «Мне пора». Повернулся спиной. Я изо всех сил уговаривал себя не верить. Не верить. НЕ ВЕРИТЬ. Ради его радостных дней. — Агэха... — вырвалось у меня. В тот же момент я что-то увидел. Глядел в спину парнишке, но на самом краешке зрения метнулось неясное пятнышко. Словно проступившее на миг видение, воспоминание... Агэха. Она все-таки была девочкой. У нее были длинные волосы и серьезный, рассудительный взгляд. Она носила просто огромные очки в половину лица и улыбалась почти незримо. Когда она закрывала глаза, тени длинных ресниц падали на бледные щеки; она потирала пальцами подбородок, когда глубоко задумывалась. Она брала меня за руку своей маленькой ладонью, так крепко, словно ждала, что я вот-вот исчезну. Вот только исчезла сама Агэха, а Гиндзи Исикава теперь стоял напротив встрепенувшегося мальчишки из младшего класса и всеми силами удерживал каскад воспоминаний в пределах собственной памяти. Легче всего представить, что она была сном. Что есть сон? Только моя фантазия. В реальном мире ее нет. Ее не существует. Ее не было и не будет. Главное — не верить. — Агэха? Странно слышать, как он произносит это несчастное имя. — Тебя как зовут? — спросил я почти убито, уже понимая, что зря поджидал его у школьных ворот. — Это имеет значение? — был почти философский ответ. — Нет бы просто сказать! Я от злости нахмурился, скрестил руки. Парень не сделал ни шагу назад. Лишь ухмыльнулся: — Не стоит, Гиндзи Исикава. Видение снова мелькает перед глазами. Я насилу отгоняю: — Думаешь? — Это не поможет тебе не верить. — ...Ах ты маленькая паршивка. Он, улыбнувшись, бросился мне на шею. — Ты такой доверчивый, Гиндзи. Такой наивный... — Какого черта прикидываешься дурачком? Его запах... от него пахло Агэхой. От него по-прежнему пахло моими счастливыми детскими воспоминаниями. Я обнял; и очень странно не ощущать теперь на его спине гладких локонов. Вот он, призрак из самого реального мира, какой только мог быть придуман... — Ты все-таки помнишь. — Не помнить Агэху было бы скучно, — глаза и очки сияют умиротворением. — И не боишься поверить? Дар воплощать фантазии, чувствовать человеческий страх вокруг и каждый раз отдавать частичку себя — это будет цена за ее возвращение. Поэтому я старался не верить, зная, как просто было убить Агэху в этом юном мальчишке. И зная, как просто ее вернуть. — Я просил у тебя спокойной жизни? — Ну? Я проклинаю все сущее в алфавитном порядке, когда слышу тихий ответ: — Каюсь, я ждал, когда же тебе наскучит твоя.