Кружка глинтвейна

Хруст снега резал слух, до того противным он казался Элиоту. Скрипел под ногами, как стекло, а небо все темнело – юному Найтрею это совсем не нравилось. Он знал: места здесь неспокойные, и, пусть волков и не было, наткнуться на бродячую собаку было вполне реально, а ничем хорошим такая встреча закончиться не могла. Элиот даже не за себя беспокоился – сам-то он сжимал в руке своей меч, как и всегда, а вот Лео… Эрнест неправильно направил Лео, и тот, похоже, заблудился. Если, если бы еще пару часов… Если бы наступила ночь… Элиоту не хотелось думать о таком – его и настоящее-то не радовало. Впереди уже заблестел лед вставшей реки, и сердце юного Найтрея дрогнуло: Лео стоял перед ним, замерзший, окоченевший, но живой и по крайней мере целый. – Л-лео! – окликнул его Элиот, стуча зубами, и подавился холодным воздухом. Совсем не хотелось выныривать из теплого шарфа, но нужно было – в такой ветер он бы даже сам себя не услышал. – Лео, отойди оттуда! – Я уже час тут стою, – пробормотал тот, кутаясь в свой не слишком-то новый плащ, и поежился. – Можно подумать, что-то плохое может произойти. – Я имею в в-виду… Иди ко мне, – протянул руку слуге Элиот, зубами все так же отстукивая дробь, и вжал голову в плечи. – Скоро стемнеет. – А, конечно, – неловко переступил с ноги на ногу тот, вздыхая, и медленно подошел к господину, проваливаясь в снег чуть ли не по колено. – Я просто не знал, куда идти… Твой брат ничего не говорил про реку. – И хорошо, он неправильно тебе дор-рогу указал, – схватил его за запястье Элиот. – Поверить не могу, что Эрн-нест ошиб-бся, он же сюда с р-рождения ездит… Элиот вздохнул, чувствуя, что и его ноги промокли, и прикрыл глаза на мгновение. Воздух, что сорвался с его губ, тут же осыпался мелким снежком под ноги – нет, это с неба снег начал падать… О, Бездна, только не это. – Пойдем быстрее, пока следы не з-замело, – сказал он Лео. Тот кивнул, вцепляясь в рукав господина другой рукой, той, что Элиот не держал, и тот вздрогнул. У Лео даже перчаток не было, он же их еще в академии забыл. Дрожащими губами ухватился Элиот за перчатку, стягивая ее со своей руки, и протянул ее Лео. Вторую спрятал в карман; Лео поступил точно так же, а потом громко чихнул, поднимая воротник пальто повыше. – Нужно п-поскорее дойти до ос-собняка, – пряча нос в шарф, пробормотал Элиот, и тряхнул головой. Кажется, снег начал падать и за шиворот; это было очень, очень плохо, они оба могли слечь с болезнью на пару месяцев, а ведь скоро начиналась учеба… Опять. Лео неразборчиво буркнул позади, и Элиот сощурился, чтобы хоть что-то разглядеть в снегопаде. Шли они долго. Элиот уже всеми словами успел брата обложить, буквально всеми – и пристойными, и непристойными. Как, вот как Эрнест так мог ошибиться? Он, конечно, в этом году не собирался праздновать с семьей, уехал к любимой – вероятно – девушке, но должен же был Лео довезти. Они же договаривались! А Эрнест высадил его на развилке, просто показав направление. Неправильное. Вернулся, конечно, из-за того, что у повозки сломалась колесная ось, но и слова о Лео не проронил, пока Элиот не спросил… Да как он вообще мог быть таким безответственным?! Стемнело. Кажется, Элиот смог разглядеть пару сов, пока они с Лео добирались до особняка; это не было важно, на самом-то деле, но хоть немного приободряло. Чего нельзя было сказать о семье – Найтреи буквально оторвали его от слуги, того, разумеется, забрали горничные и дворецкий, чтобы привести в порядок, но, но… Да все в порядке было с Элиотом! Уже через четверть часа у камина он оттаял настолько, что еще чуть-чуть – и вообще соображать бы перестал, а такого он даже в праздник ощутить не хотел. Эрнест тоже был хорош: вместо извинений преподнес брату кружку с глинтвейном, конечно же, вызвав только злость. А когда Элиот появился на этаже прислуги, на него начали странно коситься. Он пару раз постучал в дверь, а потом приоткрыл ее; Лео лежал у себя в кровати, сто раз уже переодетый, согретый, но наверняка голодный. Элиот неловко сжал в руке булочку, что дала ему кухарка, и закрыл за собой дверь, медленно к постели слуги подходя. – Ты же с семьей должен праздновать, – оторвал взгляд от книги тот, закрывая томик, и отложил его в сторону. Неловко подмял под себя подушку, садясь, подвинулся – Элиот пристроился рядом, осторожно ставя кружку с горячим глинтвейном на тумбу, туда же положил и булочку. – Там не очень-то весело, – покачал головой он, вздыхая, и неловко опустил взгляд на свои же бледные руки. – Прости за то, что так вышло. Мой брат не хотел. Лео качнул головой, а потом чихнул, прикрывая рот ладонями. Дернулся; он хотел сказать, что, вообще-то, если бы Эрнест сожалел об этом, он пришел бы извиниться лично, но… Не успел. Просто Элиот его руки перехватил и осторожно губами к пальцам тонким прижался, застывая. Прикрыл глаза на мгновение. – Ты же ледяной, – пробормотал он, отпуская Лео, и тот неловко место поцелуя потер. – Ты не заболел? – Надеюсь, нет. – Выпей и съешь, – сунул ему в руки теплую кружку и булочку Элиот, еле сдерживая свой уже чих, и добавил: – Тебе больше горячего надо. Лео поднес кружку к губам, вдыхая запах глинтвейна; Элиот знал, что пах он божественно – ягодами, корицей, а вот вином – совсем чуть-чуть, и Лео должно было понравиться. Элиот был в этом уверен. – Давай. – Кто бы ради меня стал делать глинтвейн? Это твой, – пихнул ему обратно кружку слуга, и булочка в его руке хрустнула. Он повертел ее, а потом откусил кусочек, тут же, правда, получая глинтвейн обратно. – Это – единственное горячее, что сейчас есть в доме. Пей, – фыркнул Элиот. – Не… – Еще пневмонии тебе не хватает, идиот? – нахмурился Найтрей, а потом слабо кивнул, когда прикосновение холодных пальцев почувствовал. Даже улыбнулся почти – а вот Лео улыбнулся, улыбнулся довольно и немного лукаво, теплое отпивая. Он был рад, что его господин так заботится о… нем, простом слуге. Это трогало; хотелось сделать для Элиота что-то хорошее, настолько благодарным себя чувствовал Лео, но на сегодняшний вечер у него сил уже не было. Он молча откусил булочку, все так же молча допил глинтвейн, отставляя на тумбу пустую кружку, а Элиот все смотрел за ним. Казалось, если Лео хоть крошку проронит – разозлится. Такой сосредоточенный Элиот напоминал Лео хмурого кота, и было в этом что-то действительно милое. Лео улыбнулся своим же мыслям. Он знал, что сейчас ему можно даже чуточку больше. – Элиот, я есть хочу. И, конечно же, услышал: – Одевайся и пошли вниз тогда, болезный.