Зимний охотник

Шла вторая неделя, как он покинул обжитые места. Последнего человека он видел на Западно-Восточном тракте дней девять тому. Чокнутый островитянин поспорил на мешок золота, что пройдет по тракту из конца в конец на лыжах за двадцать дней. Тарс отдал ему запасное кресало и освежеванную тушку беляка. С ним не пошел – необходимо было доставить в укрепление Фергюссона несколько писем и лекарства. С пути сбиться Тарс не боялся: дорога много раз хоженная, намеченная засечками – новые кое-где светились свежим деревом под старыми, кое-где пересекали их. Сломанные сани с оборванными постромками попались к вечеру седьмого дня снегопада. Тарс удивился. Этим путем ходили врачи, святоши и курьеры вроде него самого. Как сюда попали сани? Подойдя ближе, он обнаружил, что об утонувшее в снегу дерево сломался мыс. Полозья разнесло в щепы, но поворотный шест был цел. Тарс ходовой палкой приподнял один постромок – обгрызен. Он огляделся и оглушительно свистнул – раз, другой. Подождал. Затем три коротких свистка вновь взрезали воздух. Позывные погонщиков. Снег продолжал валить – густо и молча. Тарс на всякий случай снова подал сигнал. Глухо. Поправив на плечах мешок с надежными широкими лямками, изготовился уже идти дальше, как вдруг услышал. Хриплый лай с подвывом катился в его сторону. Медленно, очень медленно. Мужчина стоял и ждал. В снегопад на звуки не ходят. Наконец из леса выпросталась черная тень с пропежинами, выметнулась на тропу и, стелясь над нею, ринулась к человеку, захлебываясь от счастья. Добежав, ездовой пес лег к снегоступам, взметнув носом снег. Губы растянуты в мучительной улыбке. Ребра торчат как стиральная доска. Лапы избиты в кровь настом где-то в чаще. Тарс наклонился и коснулся уха, ошейника, медной бляхи с кличкой – Табриз. Тугое кольцо хвоста тут же заходило из стороны в сторону. Назад пес не звал. Один. Курьер сунул руку в карман и бросил собаке кусок косульей сушины. Еда исчезла моментально. – За мной. В укреплении хороший ездовой пригодится. До темноты его ум то и дело занимал вопрос, где остальные одиннадцать собак и где их погонщик. Потом в тепле у костра он вновь поделился со своим неожиданным спутником сушиной, посчитал припасы и спокойно уснул на лапнике, привалившись к теплой мохнатой спине. У собак были определенные плюсы: они были большими, горячими и не надо было самому думать о хищниках. Среди ночи его разбудила вибрация, исходившая от тела пса. Не рычание – предвестник. Тарс встал и подкинул дров в огонь. – Здравствуй, путник. Дозволишь ли погреться? Мужчина перевел взгляд за костер. Молодой парень. Годов двадцать. В чудной какой-то парке, словно многоцветной. А на лицо не разберешь, какого племени. Глаза синие, как лед. Внимательные. Охотник? – Кто будешь, откуда? – Я Стъярну, курьер. С Вольских холмов. За солью послали. Тарс выпрямился. – Ты заблудился, Стъярну. Укрепление к северу отсюда. Тарс не ответил на первый вопрос. Он вдруг все понял. Видел, что Табриз молчит и встал за огнем. Видел и голые руки этого Стъярну. Какой охотник пойдет без варежек? – Чего хочешь, Стъярну, чтобы тебе миром уйти от моего костра? Парень смотрел на него, и тонкие губы медленно двигались, приоткрывая ровные белые зубы – слишком ровные и слишком белые для человека. Острые, как иглы, зубы. Еще бы не злиться – не удался обман. Они втроем медленно двигались теперь вкруг огня. – Его, – кивнул он на пса, – хочу. Он мой. – Сани – твоя работа? Парень мотнул головой. Нет. На шум заглянул. – Значит, и пес не твой, раз до меня дожил. Тарс внимательно следил за гостем. Снежные бродяги, ледяные тати, дети инея, ночные охотники... Зимний народ не любил людей, пришедших на север. Здесь был их дом. Здесь они жили тысячелетиями. Тарс знал, что делать. Ходить вокруг костра до рассвета. И водить за собой собаку. Отдать нельзя – зимний пойдет за ним до смерти. И смерть эта будет очень быстрой – он не сможет идти днем и не спать ночью ту неделю, что ему еще оставалась до укрепления Фергюссона. А из укрепления не выйдет до лета. Дашь зимнему хоть что-то свое – сам будешь его. – Танцевать со мной вздумал? Тарс смолчал. Выдержит три ночи – зимний уйдет. Стъярну оскалился. Интересно, они называют настоящие имена? Наверное, нет. Настоящее имя – это неограниченная власть человека над зимним. Тарс слышал, один смекалистый ловчий себе подчинил целое селение зимних, вызнав имя всего лишь у одного из них. Звезды кружились над ними, далекие и холодные. Звезды? Тарс скосил глаза кверху: тучи расходились. Снег закончился. Плохо. К морозу. Ноги, и без того гудевшие от снегоступов, дрогнули. Мужчина моментально встряхнулся и пошире раскрыл глаза. Подхватил пригоршню снега и растер лицо. Зимний был еще тут. Который час? Который круг? А завтра хуже будет. И далась ему эта собака... – А хочешь, сделку заключим? – почти промурлыкал Стъярну. Ледяные глаза искрились весельем. «Надо же... Весело ему...» Тарс молчал, разглядывая гостя. Все-таки впервые в жизни с легендой встретился. Стъярну был невысок и с виду не больно-то силен. От человека отличали его только эти странно синие глаза да ласочьи зубы. Двигался зимний плавно, словно перетекая из точки в точку. Он не стремился добраться до человека одним прыжком, играл по правилам, которые для этих ночных охотников придумал невесть кто и невесть когда. Тарс даже про себя добрым словом помянул этого неведомого кудесника. А заодно и гостя напротив. Вздумай тот убить, Тарса не стало бы в считанные секунды. Но Стъярну, как видно, поиграть хотелось больше. Еще бы, сожрал совсем недавно погонщика и почти дюжину собак. – Фу. С тобой неинтересно, – Стъярну сморщил нос. – А мог бы спокойно добраться до своих... – Забавный ты. Показалось, или светлеет? Под рукав ткнулось мокрым холодным. Тарс вновь очнулся. Пес теребил рукав. Не давал уснуть. Спасибо тебе, пес со странным южным именем. – Увидимся еще, – зимний сверкнул зубами и растворился в густеющем сумраке рассвета. Тарс некоторое время молча смотрел ему вслед, вслушивался в ночь, крепко держа пса за ошейник. Потом бросил еще дров в огонь и тяжело опустился на лапник. Пес тут же уперся костлявой хребтиной в спину – греть. Возился, выкусывая между пальцев налипший подталый лед, ворчал, но Тарс уже не слышал его, провалившись в тревожный сон, залитый отсветами северного сияния. Проснулся через четыре часа от того, что совершенно оголтелый луч солнца бил прямо в лицо. Сполз, растер щеки снегом и помахал руками, чтобы согреться. Достал из сумки вяленую рыбу и по-братски разделил с Табризом. «Придется сегодня постараться...» Температура стремительно падала. Снег истерично взвизгивал при каждом шаге. Пар дыхания оседал на бровях, ресницах и бороде седыми ошметками. Тарс спешил, подгоняя четвероногого спутника. Если сегодня к вечеру не доберутся до убежища, к утру холод превратит их в хрустящие снеки для зимнего. Холод теперь становился главным врагом. Он гнал курьера вперед, заставлял хлопать друг о друга руками, лупить леденеющую задницу то с одной стороны, то с другой. Он кусался. Он пытался отщипнуть себе хоть кроху плоти, пробираясь в самые незаметные щели. «Хочешь проверить, добротно ли сшили твою одежду, – говорили на севере, – сходи на свиданку с Ледяной Девой». Пес разумно ступал в его следы, берег лапы. Тарс шел. К вечеру снегоступы весили по центнеру каждый, ходовые палки – еще по четверти. Глаза слипались, так что он чуть не прошел мимо пещеры. Лишь беглый взгляд случайно зацепил условный знак: Молот, светящийся оголенным деревом на стволе ели. Какая-то добрая душа оставила в пещере целых три вязанки дров. Тарс наломал свежего лапника, а старый свалил на всякий случай неподалеку от дров. Расчистил от входа снег, чтобы ручьи талой воды не загасили костровище и перегородил огнем весь зев небольшой пещеры. Жарко будет, так то лучше, чем холодно. И зимний не сунется без приглашения. Уснул быстро, обнимая рукой мохнатое горячее тело. Очнулся вовсе не так быстро – сахарные клыки нежно сжимали кисть. Табриз лизнул его в лицо, вскочил и запрятался за спину. Еще ничего не соображая, Тарс толкнул ногой сухой лапник в костер. И моментально проснулся, заслышав ненавидящее шипение. Ночной гость снова был с ним. Курьер проверил везде головешки, подложил еще, бросил взгляд на запас – дров было достаточно, чтобы переждать и больше. Он вдруг понял, что безопаснее будет остаться здесь, в пещере, и переждать и третью ночь. – Ну что, кажется, ты проиграл... – весело усмехнулся он в умные синие глаза. И сам испугался – а что если гостю придет в голову нашвырять снега в огонь? Насмешливая улыбка напротив только укрепила страх. Но вместо того, чтобы пинками завалить костер, зимний присел напротив на корточки – так близко, как мог без приглашения. – А ты забавный, человек. – Да ты тоже ничего. Помолчали. Табриз сидел на хвосте и неспокойно смотрел то на нового хозяина, то на нежить по ту сторону тепла. Лапник догорел, из костра перестало стрелять искрами, и Стъярну подвинулся чуть ближе, разглядывая человека своими странными глазами. Тарсу стало интересно, о чем он думает. О чем вообще может думать нежить? – Я не нежить, – неожиданно обиженно сказал ночной гость. – У меня кровь есть. И мясо. Я почти как ты. – Только людей ешь? – хмыкнул Тарс. – Почему ты решил, что ем? – А что, не ешь? Только надкусываешь? Безумный диалог посреди зимнего леса, в котором деревья скрипят в железных объятиях мороза – и это единственный признак жизни. Зимний насупился, или ему это только показалось, а на деле во всем виновата игра отсветов на темном остром лице? Тарс встал, подбросил дров и вернулся в свою постель. Тут же улегся и Табриз. Собака не даст проспать. Он думал, правда, внимательный взгляд сквозь языки пламени не даст заснуть. Но провалился в сон, стоило только упереться затылком в лохматый черный бок. Ему снились пальцы, перебирающие струны какого-то странного инструмента. И тихий голос напевал на незнакомом языке. К утру Тарсу показалось, что он начал понимать отдельные слова. Вставал ли он, чтобы подбросить еще дров? Судя по тому, что оба они были живы-здоровы, вставал. Незнакомые слова засели в голове крепко. Невозможность понять, о чем песня, сводила с ума. Отчего-то казалось, что это очень важно. Холод превратил деревья в седые скелеты. Ветра не было. Тарс походил вокруг пещеры и нашел по низам елей достаточно сушняка, чтобы восполнить потраченные дрова и навязать еще пару вязанок. Хорошо все-таки, что Бесконечная ночь закончилась еще месяц тому назад. Иначе сгинул бы вместе с псом. Табриз бегал вокруг, резвился. Видно, молод, раз север еще не научил беречь силы. Потом он исчез и через некоторое время послышался его звонкий и куда более уверенный, чем в день знакомства, лай. Тарс поспешил в ту сторону. Лай говорил, что ездовой кого-то поднял или загнал. Спустя несколько минут он добрался до края оврага. Пес кружил по дну, облаивая хрипящего от ужаса оленя, попавшего ногой в рогатину корня. По всей видимости, истощенное животное не пережило бы ночь в таком холоде. Тарс довольно хмыкнул и стал неторопливо спускаться. Любил он свежатину, да чтобы еще сочную и с корочкой... И псу не помешает пожрать жирку. На непривычно сытый желудок спать захотелось не сразу. Тарс лениво нарезал оставшееся мясо тонкими полосами, надевал на прутики и подвешивал рядом с огнем на вбитые в оттаявшую за ночь землю колышки-рогатульки – вялиться. Рядом валялся Табриз с заметно увеличившимся пузом – пес сожрал всю требуху и еще приличный кусок мяса в придачу. Парку курьер снял, как вчера под утро. Огонь надежно преграждал дорогу холоду и нагревал небольшую пещерку до пустынного жара. И что вдруг вспомнилось... – Понравился подарок? Тарс удивленно глянул за языки пламени. Стъярну стоял максимально близко, насколько позволял искрящий огонь. – Подарок? – Олень, спрашиваю, понравился? «Вот гаденыш!» Принявший подарок от ночного охотника должен был отблагодарить в ответ. Тарс невольно оскалился. – Ладно. Слушай. Расскажу историю. Стъярну присел на корточки и уставился на него. Так пристально никто и никогда на Тарса не смотрел. Боялись. Все, кроме странного существа напротив. – Ты бывал на юге? Зимний помотал головой. – А я бывал. Знаешь, есть реки и озера с песком у берега... С этим Стъярну был знаком – кивнул. – Ну вот... Там есть земля во много раз большая, чем север от одного конца Северо-Южного тракта до другого и от одного конца Западно-Восточного тракта до другого. И вся эта земля покрыта песком. – Песком... Тарсу стало немного смешно: Стъярну стал вдруг похож на очарованного мальчишку. – В ней земля из песка, реки песка и берега песка. И посредине вздыбилось песчаное море с песочными волнами. Они называются дюны. – Дюны, – почти про себя проговорил Стъярну, запоминая непривычное жгучее слово. – А есть места, где нельзя остановиться – зыбучие пески засосут тебя и не оставят по тебе даже памяти. Как Гиблые болота. Только хуже. Там нет растений и костры разводят из лепешек, остающихся после того, как прошел караван. – Ка-ра-ван? – Много людей и животных, идущих с товарами через пески, чтобы торговать в городах и селениях по пути. – А что же ты там делал? – Охранял дочь моего господина. – Зачем? Разве ее могли убить? – Чтобы не сбежала. И вышла замуж, как договорился мой господин с другим человеком, отцом ее мужа. – О... – Лицо Стъярну выражало недоумение. – А что же, она не хотела замуж? – Не хотела. Здесь, на севере, у нее остался ладый. – Но почему он не препятствовал браку? – Потому что связан был клятвой с ее отцом, – мрачно ответил Тарс. – Я расплатился за оленя? Зимний кивнул и отвернулся, глядя в ночь. Когда Тарс уже засыпал, думая о том, что запах псины вполне даже приятный, он услышал вопрос по ту сторону костра. – Значит, не так уж она любила своего ладого, раз не смогла уговорить сбежать из каравана. И на грани сна и яви Тарс отчего-то вдруг подумал, что гость не так уж неправ. Перед рассветом он встал подложить дров. Стъярну был еще здесь. Он с любопытством наблюдал за действиями курьера. В руках у зимнего был странный музыкальный инструмент, похожий на ящик с натянутыми поверху струнами. Тарс вспомнил вдруг мелодию и песню вчерашней ночи. Ему захотелось попросить повторить ее. Но он тут же одернул себя. Попросишь ночного охотника об одолжении, и он тебя потом с потрохами сожрет. – Жаль, ты не согласился на сделку... – пожал плечами Стъярну, встал и пошел в убывающую ночь. – Кому жаль? Тебе? – бросил ему в спину Тарс. – Тебе, – донеслось из темноты. Только входя в ворота укрепления несколькими днями позже Тарс понял, что имел в виду Стъярну. Ему было любопытно, что же за сделку такую распрекрасную имел в виду зимний. Он его поймал. Отдых был недолгим – курьеры проводят время в бесконечной дороге. На второй день его попросили отнести новые письма и доставить пару посланий на словах в другие укрепления на востоке, и мужчина засобирался. Набив рюкзак чем положено, мужчина неожиданно для себя попросил у сына Фергюссона короткий охотницкий лук. Тот предложил было на выбор ружья, но Тарс отказался. Он не любил нарушать тишину в царстве белого безмолвия. Вот лук был в самый раз. И в нечисть попасть раскаленным наконечником можно, он слышал. Стал выходить – с псарни послышался устрашающий вой. Курьер оглянулся и остановился. Переполошившиеся собаки лаяли, рычали и скулили. Потом из двери, чуть ли не сорвав ее с петель, кинулся ему в ноги Табриз. За ним бежал мальчишка, потрясая в воздухе оборванным сыромятным ремнем. Тарс усмехнулся. Махнул рукой. – Оставь. Пусть идет. Губы пса растянулись в дурацкой улыбке, словно что понимал. А может, и понимал... Ворота закрылись. Они направились навстречу восходящему солнцу. Тарс смутно надеялся и в то же время страшился, что по дороге им вновь встретится ночной охотник. Но, видно, тот крепко чтил правила: сумел уйти – иди. Лишь в следующем укрытии курьер понял, что ему в самом деле жаль. Шанс поговорить с одним из этих загадочных существ, узнать все не с искаженных чужих слов, не из легенд, выпадает раз в жизни. И в этот самый раз он, выходит, слишком испугался, чтобы думать. Настолько, что даже нес всякую ерунду. О Варуссе вон рассказал ни с того ни с сего – в жизни никому не рассказывал. «Но, может, – затеплилась вдруг мысль, – у них свои территории, как у волков?» Тогда надо-то всего – вернуться в те места да попетлять там как следует. Приняв решение, он тут же выкинул лишние мысли из головы и продолжил обход укреплений и поселений. Встречая изредка курьеров, идущих в обратную сторону, спрашивал новости, собирал информацию, с кем ночевал у костра, а с кем только сухо перекидывался словечком. Так шел он по условному круговому маршруту, которым ходил уже восьмой год. Теперь только с ним был пес и путешествовать стало веселее и спокойнее. Когда уже повернул вновь к северу, заторопился – понял вдруг, что не успеет. Весна наступала на пятки, дышала мокрыми капельными ветрами в затылок, обгоняла ручьями. Тарс оставил снегоступы в каком-то поселении, сменил свои унты на высокие сапоги, парку – на легкую куртку. Он не замечал, что спешит изо всех сил, задерживаясь лишь для того, чтобы передать очередное письмо или еще какую-нибудь мелочь. Отчего-то казалось важным поскорее вернуться. Они догнали волочащую за собой изорванный подол зиму в том месте, где Тарс повстречал Табриза. Сани оттаяли и торчали у обочины бессмысленным остовом. Постромки сглодало какое-то лесное зверье. На этот раз Табриз потянул его в сторону, в лес, и Тарс послушно пошел следом, проваливаясь в талый снег, хрустя валежником, матеря собаку, когда с веток сползал припозднившийся комок снега и валился на плечи или за шиворот. Пес привел его в падь. Там, окруженный одиннадцатью собаками, лежал погонщик. Лесная мелочь изглодала с них мерзлое мясо везде, куда смогла пробраться. Тарс сжал пальцы на ошейнике и почтительно поклонился путнику, недоумевая, зачем нужно было сходить с тропы на верную смерть от холода и голода. – Пойдем, мы тут уже не поможем. Они оба попятились из пади. Окружавшие заснеженное болотце деревья делали это место похожим на святилище. Страшную жертву забрал себе неведомый северный бог... Тарс долго еще блуждал в тех местах в безрезультатных поисках, пока не вспомнил о Вольских холмах. Нежить, конечно, наверняка врет во всем. Но почему бы нет? Тарс взял запас соли в укреплении, временно сложил с себя обязанности и направился к холмам, в душе все еще недоумевая, на кой черт ему сдалось это бестолковое путешествие, за каким лешим ему непременно втемяшилось узнать, что предлагал этот зимний, и зачем ему своими руками совать голову в петлю. Но ноги сами несли вперед. Места через пару дней сделались совершенно глухими, стали все чаще попадаться огромные валуны – замшелые, сгорбленные, напоминающие сказочных троллей. Спустя три дня исчезла тропа, и Тарс двинулся вперед по солнцу и звездам. Весна и здесь начала прибирать все к рукам. Несмотря на осторожность, они едва не провалились под лед, переходя небольшое озерцо. А потом путь преградил мощный ревущий поток, катавший камни как пушинки и несущий вниз бревна и коряги. Мужчина глянул вверх по течению. В синей дымке вдали виднелись Вольские холмы. Они стали подниматься вдоль течения. Постепенно река делалась уже, поднимались вверх берега. Потом вновь появилась тропа и привела их к висячему мосту, едва заметно покачивавшемуся на ветру. Тарс шагнул было вперед, но пес ухватил зубами за подол и уперся лапами в землю. – Эй, ну что с тобой? Пусти. – А о людях жалеть не будешь? – послышался насмешливый знакомый голос за спиной. Тарс вздрогнул и потянулся за луком. Опустил руки. Если бы Стъярну хотел его убить, он сделал бы это еще зимой. Все-таки дошел... Нашел. И теперь не знал, что сказать. Как есть идиот. Охотник поманил за собой – прочь от загадочного моста. – Не бойся. Весной и летом мы не имеем силы. Табриз в этом явно сомневался. Всю дорогу шел боком, подозрительно принюхивался к зимнему. Даже когда уселись у маленького костерка и сытно поели – и тогда продолжал сторониться. «Да, брат, ты умнее меня», – подумал Тарс. – Ну что же... Шел ты долго, – с прищуром глянул Стъярну. – Теперь рассказывай, зачем.