Укрощение огня

Свободное время в Форменосе выдавалось разве что вечером, перед ужином. Двое встретились на крыше крепости, кивнули друг другу, полезли в карманы за портсигарами. Рыжий сломал спичку о коробок, выругался. Кано поднес ему огоньку. Табачный дым повис в неподвижном воздухе вместе с насущным вопросом: — Как думаешь, Нэльо, примут сегодня? — Смотря кто будет принимать, — рыжий сплюнул. — Если наш Трехтактный Тулкас, так не видать нам испытаний как своих ушей. Сгнием над кульманами. Сказал и закашлялся от дыма самокрутки с дешевой махоркой. — Что ж ты пакость такую куришь? — упрекнул его Кано. — Ну, заказал бы сигареты поприличнее, чай, не на строительстве каналов нынче. — Отвали, Кано, к Илуватару отвали! — огрызнулся Нэльо. — Без тебя тошно. Лучше бы я в бараке остался, ей-же-Эру! Чем вот тут ждать… Он отвернулся и потому не заметил подошедшего аэродинамика. Тот улыбнулся Кано и хлопнул Нэльо сзади по плечу, заставив подпрыгнуть от неожиданности: — Брось ворчать, примут. Свинья не выдаст, куратор не съест. Вот только сдается мне, что со схемой радиосвязи наш Певец намудрил. Можем в ней не проскочить. Кано хмыкнул и ответил в тон: — Сдается мне, наш Курво начал разбираться в дальней связи, — подумал и добавил: — Ничего страшного, им же положено что-нибудь разнести. Вот пусть разнесут связь, зато двигло оставят. Мне-то что, а Нэльо приятно будет. И Феанаро. — Ох, и нарвется он нынче на Трехтактного. Ох, и полетят перья… — продолжал Курво, затягиваясь. — Уровень проекта не тот, чтобы решал Трехтактный! — обрезал его Нэльо. — А ты у Феанаро научился каркать? Как та ворона — все плохо и будет еще хуже! Лучше скажи, по чьей милости в прошлый раз нас вернули обратно к чертежам?.. Сил моих нет больше — в этой дыре гнить! Размечтались поначалу, а нынче — треск, и опять бумажками шуршим. — Слушай, сколько вы мне будете это вспоминать? — Курво поморщился. — Я еще тогда говорил, что если бы модель делали не из говна, так потянуло бы крыло-то… — Ага, потянуло, как ревматизм в плече, — съязвил Нэльо. — Что тебе Феанаро тогда говорил? — Когда Феанаро говорил что-то хорошее? У него на все одна присказка: «хлопнут без некролога», а вы еще меня вороной называете, — обиделся Курво. — Если все время худое предсказывать, так иногда точно будешь прав. Плюнул в сгущающуюся вечернюю тень. Охранник у лестницы глянул, но вмешиваться не стал. Потихоньку подтянулись остальные. Амбаруссар приволокли обработку результатов последних испытаний залповой установки. Этим теоретикам было глубоко плевать на переговоры, они витали где-то в своих расчетах и даже не думали, что при неудаче Феанаро рискуют вернуться к золотодобыче. А может, им там и нравилось, подумал вдруг Кано. Самое оно работа, начал смывку — думай о высоком, сколько влезет. Впрочем, удача или неудача, Феанаро их не тронет. Он на них вообще редко голос повышает. Да и с теоретиков взятки гладки. Если что-то не понравится кураторам, круче всех придется конструкторскому отделу Нэльо и технологам отдела Турко… Да еще Курво, любимцу Феанаро, лично. Он и переживал сейчас не меньше первых двух начотделов, хоть к его аэродинамике нынешние исправления отношения не имели. То-то с Нэльо едва не сцепились — волнуются! А Турко пришел белый, как меленая стена, и все причитал, что хоть под шнурок обоснуй, крамолу морготовщины найдут, если захотят. Кано переживал за них, но не за себя: подумаешь, переведут в другую бригаду. Связисты во всех проектах нужны, с руками оторвут. Как и вооруженцы: Морьо курил спокойно и даже, кажется, что-то понял в распечатках Амбаруссар. По крайней мере, он достаточно громко произносил слова «Лосгар», «расчетная траектория» и «боевую часть похерить не дам», выразительно косясь в сторону охранников. Кано с трудом сдержал смешок: молодец, Морьо, изобразим дискуссию, прикроем ребят, пусть курят спокойно… Нэльо интегралы в голову явно не лезли, но послушав беседы Кано и Морьо, он махнул рукой и вытащил из кармана факсимиле. Называлась эта штуковина «копытом» и заменяла личную подпись. И по весу была, как копыто, подумал Кано, подставив спину, чтобы Нэльо мог не раскладывать распечатки на грязном парапете, оттискивая свой номер. Сверху было хорошо видно, как перед КПП остановилась машина. Достали еще по сигарете, усердно делая вид, что продолжают обсуждение залповой установки. Ждали Феанаро, а вместе с ним — чего угодно. Самокрутка дрожала в пальцах Нэльо. Курво бессильно присел на парапет, забыв про накрахмаленный чистый халат. Кано делал героические усилия, чтобы не искусать губы до крови. Бригадир Первого Дома влетел на площадку крыши так, будто его толкал испытательный образец их нового двигателя. — Пляши, Нельо! — крикнул он в голос. — Приняли! Турко, дай я тебя расцелую и премию тебе выпишу, золотая твоя голова! Курво! Ух, Курво! — погрозил пальцем. — Припомнили мне твой прокол в аэротрубе-то! Да Илуватар тебя простит, а народ не забудет — отстояли. Уф! Он выхватил у Кано сигаретку, жадно затянулся и тут же отбросил. Окурок прочертил огненную дугу и канул с крыши в черный провал улицы. — Неужели стенд? — осторожно поинтересовался начальник технологического отдела. — Нет. В поле, — ответил бригадир. — Говорят, по стендам шариться нет времени. И это значит, что как оно полетит, так и мы жить будем, ребята. Кано снова прикусил губу, надеясь не привлечь к себе излишнего внимания. Тщетно. — Ты что? — в упор спросил его Феанаро. — Случилось что? — Начинка какая будет? — выдавил Кано. Бригадир сдвинул брови, но не замедлил с ответом: — Любая. Знаю, о чем ты думаешь. Самому страшно. Но я тебе одно скажу: Моргот! Потому что он не ты, интеллигентская твоя душенька, он сомневаться не будет. Если он успеет раньше, то нас всех хлопнут без некролога. Той самой начинкой, что у него есть. У него, а не у нас, потому что наши ядерщики все ковыряются и ищут. Но если не хочешь участвовать… — голос его изменился, стал тише и спокойнее, — меня тут спрашивали про тебя. На бомбардировщики могут перебросить, что-то у них не ладится с дальней связью. Пошел бы, а? Отсюда на бомбардировщики! Кано отвернулся, пряча обиду: — Не пошел бы. Да и какая разница? И то, и то — оружие. И с бомбардировщика можно бомбу скинуть… С «той» начинкой или с любой другой. Сам знаешь, много ли осталось от полигона в Альквалондэ после десятка залпов нашего «Лосгара». — А ведь и правда, — невнятно пробурчал Нэльо, заклеивая самокрутку. — Мир проклянет нас, если когда-нибудь Сильмарилл взлетит с той начинкой. — Про Сильмарилл с той начинкой пусть шпионы думают, — сухо отрезал Феанаро. — Пока мы тут жуем ваши интеллигентские сопли, Моргот времени не теряет… Дай своей отравы, Нэльо, курить хочу аж до визга, — выдержал паузу, раскуривая самокрутку. — Торопят нас, ребята, очень торопят. И с залповой торопят, и с Сильмариллом. Крепко взялись и вряд ли просто так. Знают они что-то. Я вот думаю, не ушли ли чертежи на сторону? И если это так… Мы-то что, нас-то хлопнут без некролога… Конструкторы в ужасе переглянулись, когда Феанаро сбился и замолчал. Он долго курил, выпуская дым сквозь стиснутые губы, потом обвел их непривычно ласковым для этого циника и пессимиста взглядом: — Наше дело — чтобы оно летало. И чтобы взлетело быстрее, чем Анкалагон у Моргота, а ведь знаете, что мы его опережаем ненамного. О том, чтоб о Сильмарилле никто не пронюхал, пусть голова болит у орлов Манвэ нашего Сулимо. И мы, ребята, тут ничего не можем поделать, нам все равно ничего не забудут. Если Моргот нас опередит, нас свои проклянут. Если мы его обойдем — враги словом отметят… Да и свои, может, тоже присоединятся… Но вы о другом подумайте! — он с силой рубанул воздух кулаком. — Долетать оно, конечно, должно до врагов Валар и прочих всяких злобных Балрогов-интервентов, но… — Но? — повторил Кано, невольно улыбаясь, хотя ответ они все знали. — Но это для Трехтактного версия, ребятки, а вы в другую сторону смотрите. От межконтинентальной херовины до выхода за стратосферу — всего ничего. Держите это в голове. Крепко держите! Каждую минуту! И я вместе с вами держать буду. Поэтому я не я буду и шкуру с вас спущу, если вы мне мощность движка не нарастите так, чтобы оно не до Лосгара и даже не до Ангамандо долететь могло, а прямо туда! — он ткнул самокруткой в небо. — Главное, ребятки, что проект приняли. Сильмариллу быть! На другой стороне крыши стоял приехавший с Феанаро куратор проекта. Не Тулкас, прославленный за идею «плавного перехода» от четырехтактного двигателя к двухтактному, а куда более толковый и уважаемый в «шарагах» Намо с партийной кличкой «Мандос». Стоял и смотрел на конструкторов с легкой грустью. Пусть радуются, пока могут. Мир уже проклял их. В грядущей войне мир проклянет их еще не раз. Но Сильмариллу быть и быть на орбите. Нэльо криво улыбнулся, и Феанаро хлопнул его по плечу: — Переживем. Нам уже нечего бояться. Но если хоть часть нашей вины зачтется, когда мы подарим миру космос… Он говорил, и лица конструкторов светлели, глаза их все чаще обращались к ночному небу. В том, что за звезды можно заплатить даже цену проклятия, никто из них не сомневался. Как и в том, что их скорее запомнят по выжженным полям после «Лосгара», по совместной работе с Морготом и по гонке за чуть более мощный движок и чуть более точный прицел. Запомнят по украденным друг у друга чертежам, по всему злу, которое еще принесут в мир их творения. Запомнят и проклянут вместе с системой, лишившей их выбора. Вместе с врагом, уничтожающим их Родину. Вместе со всем, что они сами так яростно отрицали. Намо знал о проекте то, что не было доступно конструкторам. Он знал, что руководитель «шараги» Финвэ погиб от руки шпиона, пусть и списали его гибель на «бытовуху». Знал, что самого Феанаро скоро реабилитируют, дабы он проследил за испытаниями установки залпового огня в боевых условиях. Если ему не повезет погибнуть на испытаниях, потом напишут «умер после неудачной операции», и это не вызовет удивления, благо, здоровье его подорвано кузницами. Остальных, быть может, просто отпустят, когда станет невозможно совмещать развитие проекта с тюремным заключением его же руководителей. Сроки их жизни после этого будут зависеть от сроков запуска. А на орбиту Сильмарилл выведут совсем другие — это знали все присутствующие на крыше. И порой представляли, как какой-нибудь веселый и ни в чем не замешанный парень сверкнет белозубой усмешкой и скажет на весь мир: «Поехали!». И его Звезда взойдет над миром. И ему будет жать руку начальство, осудившее создателей Сильмарилла. И им будет восхищаться весь мир. Веселым, хорошим и наверняка очень чистым парнем, а не этими врагами народа, пораженными в правах… Но заключенные ОКБ-29 «Форменос» сейчас не думали о славе. Они просто смотрели в небо, и им казалось, что до звезд можно дотянуться руками.