Кофе и машинное масло

- Фредриксон! И всё встало на свои места. В этом крике было всё - без лишних слов и лишних сожалений прямо после ночного чтения мемуаров Муми-папа снова вернулся в свою полузабытую и прекрасную молодость. Как может какая-то книжонка описать всю бурю чувств и ощущений, бушевавших когда-то и бушующих сейчас в большом и молодом ещё муми-сердце?! А учитывая, что некоторые моменты мемуарист сознательно опустил, не желая, чтобы о них знал хоть кто-нибудь… Мама Муми-тролля всё равно обо всём догадалась. Даже и раньше, до книги. Она ведь очень догадливая, умеет вычислять настроения мужа и сына. То, как мечтательно вздыхал Муми-папа, вспоминая о молодых временах… Да без слов всё понятно было. Но он молчал. И во вред себе, когда, кажется, одиночество и ожидание становились уж совсем невыносимыми, когда после ужина становилось неконтролируемо-большим количество бокалов яблочного вина, отправленных в пищевод, он молчал и берёг свои воспоминания тщательней драгоценностей. А Муми-маме хотелось сказать, неважно, тихо или громко: «Это о ней ты тоскуешь так сильно, о своей первой любви? Это её ты искал по свету, когда не выдержал, сорвался, уплыл с хатифнаттами?» Просто сказать, чтобы он знал, этот грустный увядший во цвете лет Муми-папа, что его жена догадалась обо всём и не корит, разделяет и понимает печаль. Она не сказала. Она боялась узнать ответ. Пролетели года, и Муми-папа начал свои мемуары. Он писал, зачёркивал, начинал снова, потом, когда оставался доволен словами, читал жене вслух свою работу, и Муми-мама жадно искала в тексте упоминание юной Муми-троллихи, что украла навсегда сердце мемуариста. Но не нашла, нет. Много времени прошло, пожалуй, несколько глав, прежде чем Муми-мама поняла, что не было никакой Муми-дамы, даже просто дамы не было. Дальше вычислить становилось сложнее, ведь Муми-папа прятал свои истинные чувства и описывал всех своих друзей одинаково радостно и немного свысока. Подозрений было много, но Муми-маме оставалось лишь гадать, украл ли сердце её мужа ленивый Юксаре, или Шнырёк спрятал его в голубую кофейную банку вместе с коллекцией пуговиц. Но это всё было вряд ли, и только к концу верная жена наконец увидела между строк тщательно скрываемую печаль. Ночью она прокралась в комнату Муми-папы и взяла полистать мемуары. Уселась в своё старое кресло, открыла тетрадь, нашла нужную главу и перечитала несколько строк. Мемуары закрыла быстро – не то, что бы довольная, скорее растерянная и смущённая своим бесцеремонным проникновением в воспоминания мужа. Тем не менее, у неё была теория, которую оставалось лишь подтвердить. Прежде чем она успела это сделать, раздался знаменательный стук в дверь, и всё разрешилось само. И не зря, не зря Фредриксон и Муми-папа так крепко жмутся друг к другу, а в воздухе танцуют и сливаются в причудливых спиралях запахи кофе и машинного масла, и, может, ещё немножко сожаления с щепоткой обиды. И Муми-мама, кажется, даже слышит, как её муж беззвучно кричит в прикрытое потёртым плащом плечо: «Почему ты так надолго меня забыл?!» Все кусочки мозаики сложились. Это не горько, это прекрасно – теперь, наконец, Муми-папа счастлив, ведь, в самом деле, бывают же Муми-тролли, которым море и запах машинного масла приятнее уютного дома и тёплых ароматов булочек с корицей. А Муми-мама… А что она? Всё уже решено судьбой, а возражений нет, особи её вида вообще не особо часто бросают вызов судьбе. Муми-папа не бросит семью и сына, этого знания и довольно. А как-нибудь вечером, если у них ещё будут спокойные и уютные вечера, Муми-мама скажет, будто между делом, помешивая в стеклянной мисочке салат из свежей зелени: «А ты знаешь, тебя ведь выдал голос…», а Муми-папа притворится, что ничего не услышал, и всё будет по-старому. Ведь будет же? Фредриксон уедет обратно к Самодержцу, строить новые свои изобретения, и в их уютном муми-доме всё останется как встарь, не будет ревности и измен. А пока можно, пусть муж порадуется встрече с милым другом, пусть даст ему тысячу обещаний оставить дом, пусть… Муми-мама знает, что эти двое уже слишком долго были далеко друг от друга, но гонит эту мысль куда подальше, не желая портить праздник себе и близким. От запахов кофе и машинного масла её уже тошнит.