Мышонок в пшеничном поле

Год 3011 Т.Э              Эомер поймал себя на мысли, что всё же никогда не сумеет привыкнуть к вкусу собственной крови. Поморщившись скорее от привкуса тёплого железа во рту, нежели от мимолётной обжигающей боли, он оттолкнул Эотайна плечом и стремительно контратаковал, мощным размахом меча навязывая свою тактику. Солнце на чистой лазури сияло ярко, и юноша медленно, не ослабляя натиска, разворачивал противника вправо. Тотчас ослеплённый косыми лучами, Эотайн лишь сощурился, по-прежнему выдерживая яростный напор, но вскоре глаза начали слезиться, силуэт нападающего вырисовывался мельтешением светлых точек, а парирование ударов стало инстинктивным, полагающимся только на ощущения.       Эомер почувствовал ослабление сопротивления мгновенно. Один выпад, сильно выбивающийся своей внезапной резкостью из цепочки однообразных, монотонных движений — и меч новобранца был выброшен вверх, а он сам отправлен на песок. Одобрительные выкрики соратников, которые сидели по кругу на тренировочной площадке, не заставили себя ждать. Эомер взглянул на поверженного, часто моргающего и пытающегося собрать рассеянное зрение юнца с высоты своего роста и довольно ухмыльнулся. Затем, вытерев рот о скрученный до локтя рукав туники, повернулся к тени под тканевым пологом и сердито отбросил деревянный меч в сторону: место конунга всё ещё пустовало. Эовин пожала плечами, когда брат хмуро посмотрел на неё, а Теодред, встретившись с ним взглядом, похвально кивнул и коротко отдал приказ писарю.       Неторопливо размяв шею, Эомер подал Эотайну руку и помог подняться, дружески хлопнув по плечу.       — Добротный выйдет из тебя боец, — твёрдо сказал он. — Сражайся за Марку так же горячо, как в поединке со мной.       — Благодарю, господин. Быть может, однажды я смогу победить.       — Не думаю, — вскинув подбородок, дерзко ответил Эомер и отвернулся, давая понять, что бой окончен.       Он знал наверняка, что являлся самым лучшим из всех молодых воинов, и заведомо ставил себя выше других. Ведь именно его Теодред, Второй маршал Марки, призвал для оценивания новичков, именно схватка с ним определяла их дальнейшую судьбу, а Синхельм, ныне возглавляющий войско покойного Эомунда, уже четвёртую зиму подряд брал его в дозоры и недавно повысил до звания капитана. И даже промах с недооценённым Эотайном, кой всё-таки умудрился пустить ему кровь, не мог подорвать самоуверенность младшего принца. Несомненно, можно было задавить противника силой, но Эомер мечтал стать маршалом, а значит должен был действовать как хитрый стратег, а не обычный вояка; сам Теоден воочию должен был узреть, что его племянник достоин стать преемником своего отца. Вот только конунг пропустил уже третий блестящий поединок, а юноша далеко не по доброте душевной согласился на отбор рекрутов, посему отсутствие дяди заставляло его нетерпеливо вглядываться вдаль.       Из группы новобранцев, стоящих поодаль, вышел невысокий, чуть ниже обычного эорлинга, мужчина, по-мальчишески нескладный и угловатый. Его поступь была неуверенной и боязливой, он нервно теребил ткань своей холщовой куртки, и Эомер надменно хмыкнул, смерив его взором.       — Грима, сын Гальмода, — заговорил тот слабым голосом, встав напротив помоста и поклонившись.       Теодред жестом приказал слугам принести сундук с тренировочным оружием и поднялся со своего кресла, предвкушая славную стычку. Эомер расправил плечи и лениво поигрался с деревянным мечом, наблюдая за нерешительностью своего соперника: Грима не мог определиться с выбором оружия.       — Подайте ему настоящий меч, — нарочито громко произнёс племянник конунга, — разумеется, ежели он сумеет его удержать.       — А вам, господин?       — А я смогу победить его деревянным и даже с закрытыми глазами, — с вызовом ответил юноша и, заслышав насмешливый шёпот своих соратников, не сдержал презрительной усмешки. Грима лишь уязвлённо поджал губы и исподлобья воззрился на обидчика водянистыми, тусклыми глазами.       Покуда слуга бегал за оружием, к брату подошла Эовин, прекрасная и свежая в своём зелёном платье, и подала ему чистую смоченную в воде тряпицу. Её волосы, золотом отливающие в лучах летнего солнца, были собраны у висков и изливали сладкий аромат, какого не почувствуешь даже на всех полях Марки. Сияющие очи одарили добротой каждого воина, но с любовью и почтением посмотрели лишь на одного, который не смог не улыбнуться ей в ответ.       — Иногда твои речи бывают очень жестоки, — осуждающе молвила она. — Ты молод и своеволен, но Теодред лишь одобряет твои насмешки...       — Сестрица, девам не пристало поучать мужей, — строго, однако без гнева пресёк Эомер и, уловив вожделенный интерес Гримы к княжне, грозно выпрямился. Внутри пробудилась жгучая волна ненависти и отвращения к этому червяку, посмевшему поднять на неё глаза и опорочить светлый образ. Стало противно при одной лишь мысли о том, что он прикоснётся к ней. — Эовин, вернись на место сейчас же. Прошу.       Сильный голос и искажённое злобой выражение лица заставили сестру молча повиноваться, а Гриму обратить внимание. Молодой капитан возвышался над ним почти на голову, и тот сжался под его неприязненным суровым взором, становясь ещё более жалким. Быть может, он попятился бы и заскулил, словно дворовый пёс, если бы Теодред не скомандовал начало боя.       — Посмотри на себя, — с презрением процедил Эомер и, перехватив его руку, что потянулась за мечом, грубо притянул ближе, нависая. Сердце, ударяясь о рёбра, билось часто и наливалось неистовой яростью, заставляя пальцы крепче оплетать слабое запястье. — Ты не достоин даже жалости! Я вырву твои глаза, ежели вновь увижу, как ты смотришь на сестру. Её внимание может заслужить только настоящий воин, коим тебе никогда не стать!       Свободной рукою с ожесточением выдернув стальной меч из ладони Гримы и бросив на песок, Эомер высокомерно оглядел его с головы до ног, наслаждаясь унижением пред всеми. Ему было плевать на разницу в возрасте — Грима казался чуть ли не ровесником сына конунга, — и было плевать на озлобление, мелькнувшее в бесцветном невыразительном взоре.       Скривив губы, сын Гальмода коротко взглянул на Теодреда, который с явным любопытством наблюдал за этой перепалкой и даже не пытался пресечь её, и, не дождавшись поддержки, отступил назад.       — Мы потолкуем по-другому, когда я стану намного выше и своим кулаком придавлю тебя, сын Эомунда, словно муравья.       В ответ на это Эомер лишь беспечно расхохотался и, с лёгкостью отразив первую атаку, издевательски спросил:       — Своим хлипким кулачком?       Стараясь скрыть неумение владеть мечом, Грима отчаянно бросался на соперника, который лишь отходил назад и насмехался. Его движения были уверенными, но неверными и неточными, посему Эомер свободно оборонялся, чувствуя, как ему надоедает эта игра. В какой-то миг их мечи с лязгом скрестились — и он оттолкнул мужчину, воспользовавшись преимуществом. Подняв пыль и закашлявшись, тот брякнулся наземь, а принц гордо вскинул голову и торжествующе оглядел своих соратников.       — Твоя сестра любит цветы? Что она скажет насчёт...       Стремительно прыгнув к Гриме, Эомер схватил его за ворот камзола и со всей силы ударил по лицу, не позволив вымолвить до конца, почувствовав, как что-то хрустнуло под костяшками пальцев. Властно выкрикнул Теодред, приказывая остановиться, и юноша, тряхнув обмякшее тело, брезгливо шагнул назад и напоследок прорычал:       — Не стоит пропускать мои угрозы мимо ушей.       Кулак жгло от боли, но он сызнова сжал его.       — Что здесь происходит? — вдруг раздался суровый голос конунга, спешно подошедшего к своему месту в тени полога. Поощрительный гул в рядах воинов, кои наблюдали за дракой, мгновенно стих. Теоден требовательно посмотрел на племянника, затем на человека, утирающего окровавленный нос, и нахмурился. — Что вы не поделили?       — Мое величайшее сокровище, господин, — отозвался Эомер, почтительно склонившись.       Губы короля дрогнули в лёгкой улыбке: он знал рьяное стремление брата защищать сестру, — но всё равно укоризненно качнул головою, думая о наказании за провинность. Юноша был очень вспыльчив и часто задирал неугодных, однако в нём Теоден узнавал и себя, и его отца в молодости.       Эомер сверкнул глазами в сторону поверженного и обратился к помосту:       — Грима, сын Гальмода, жаждет услышать вашу оценку его умениям, владыка.       — К сожалению, я не видел боя, Грима, сын Гальмода. Но опытный маршал, что стоит по правую руку, подсказывает мне, что ты не прошёл отбор.       — Мой повелитель, — рухнув на колени, побледневший мужчина уставился на конунга, — я недостаточно хорошо владею мечом, но позвольте пополнить эоред, и я буду упражняться днями и ночами, дабы самую малую толику походить на одного из ваших доблестных воинов.       — Я одобряю твоё стремление, однако для этого потребуются годы, а ты гораздо старше любого из новобранцев. Отцы уже многому научили их, и ни один из моих капитанов не станет отдельно натаскивать тебя. Не отчаивайся, не принимай этот отказ близко к сердцу. Быть может, в следующем отборе ты покажешь себя куда лучше, ежели станешь самостоятельно оттачивать свои умения. Я не отказываю, а всего лишь прошу повременить. Нашей Марке нужны разные мужи, не только воины, и, возможно, за это время ты отыщешь другое занятие, достойное твоих скрытых навыков, — закончив речь, Теоден опустился на кресло и шёпотом обратился к сыну.       Посмотрев на Гриму, Эомер довольно ухмыльнулся и повелительным жестом попросил удалиться. В сердце статного воина не было ни капли сочувствия, но он мог поклясться, что в глазах мужчины стояли слёзы.

✵ ♞ ✵

      Похрустев пальцами, молодой капитан сжал кулаки и поднял деревянный меч с песка, где алели капли крови. Он возвёл глаза к ясному небу, ища солнце и мысленно рассчитывая предполагаемую тактику, и отошёл назад, вставая напротив конунга. Сейчас он докажет, что готов занять место своего отца во главе эореда.       На поле показался ещё один юноша, и, рассмотрев его, Эомер разочарованно простонал: совсем мальчик, тощий и нескладный, он был одет в свободную подпоясанную тунику, дабы казаться крупнее, чем являлся на самом деле. Лицо скрывал лёгкий кожаный шлем, какие носят обычные дозорные, а в прорезях виднелись большие глаза, чуть приоткрытые губы и узкий подбородок.       — Хунвальд, сын Хунрика, — звонким голосом назвался тот, поклонившись королевской семье, и выбрал из сундука меч.       Эомер устало мотнул головой: дядя не увидит славной битвы его племянника, — лишь то, как он быстро сразит очередного зеленоротого юнца. Только дождавшись мановения руки Второго маршала, Хунвальд бросился на противника. Его удары были резкими и быстрыми, словно он держал кинжал, а не меч, и напоминали повадки дикарей, с которыми младший принц встречался лишь однажды. Боясь пропустить колющий выпад, Эомер поначалу скованно сдерживал натиск, но вскоре попривык к ловким атакам и почувствовал себя увереннее. Он отшатнулся влево, и мальчишка, не успев среагировать, нырнул вперёд и попал в стальное кольцо рук, зажимающее голову между сгибом локтя и подмышкой. Хунвальд забрыкался, запыхтел и заскулил, пытаясь высвободиться, чем вызвал хохот среди воинов и сухой смешок конунга. Подняв глаза на помост, Эомер ослабил крепкую хватку и просто позволил пленнику выскользнуть. Из шлема, который так и остался в его ладонях, выпали длинные чёрные пряди, на солнце отливающие медью — и удивлённый Теодред вскочил со своего кресла.       — Эадкильд! — чувствуя нарастающий гнев, громогласно рыкнул Эомер и, шумно выдохнув, запустил пятерню в волосы, понимая, что всё пропало.       Гнетущая тишина сменилась грянувшим смехом. Темноволосая девчонка поднялась на ноги, низко поклонилась Теодену, широко разведя руки, и, вытянувшись, одарила Эомера победным взглядом.       — Марка истинно славится своими воинами, — хохотнул правитель, стукнув кулаком по подлокотнику, и вытер проступившие на глазах слёзы радости. Эовин тоже улыбнулась, что-то прошептала ему, положив ладонь на плечо, и он крепко стиснул тонкие пальцы.       Эомер же стоял на песке мрачнее тучи. Сдвинув брови так, что на лбу пролегла складка, он поманил двух бойцов из своего отряда, и Эадкильд, подскочив на месте, приготовилась бежать. Она посмотрела на приближающихся к ней с разных сторон юношей, словно зверь, попавший в ловушку, но, прежде чем принц протянул к ней руку, отпрыгнула назад и помчалась прочь. Двое воинов, Эадмунд и Фрома, носились за ней по кругу, зачерпывая воздух в безуспешной попытке поймать. Конунг откровенно веселился, как и все прочие, наблюдающие за погоней, лишь сын Эомунда сжимал кулаки до хруста и сдерживал ярость. Уже к вечеру во всём Эдорасе будет ходить молва о безрассудной выходке Эадкильд и невнимательном глазе капитана, что не сумел отличить деву от мужа. Прикрыв глаза ладонью, Эомер глубоко вдохнул сухой воздух и качнул головою.       — Эомер, — послышался возмущённо-резкий голос Теодена, — прекращай это.       Никто больше не смеялся, все ждали его действий. Юноша обернулся, взглядом нашёл Эадкильд и громко позвал. Будто послушавшись его командного тона, она замерла и тут же угодила в объятья Эадмунда, своего брата, но недовольно оттолкнула и, потупив взор, подошла к Эомеру.       — Идём, — жёстко бросил он, схватив её за запястье, — я отведу тебя домой.       — Прошу, не надо, — взвизгнула она, попытавшись высвободиться.       Рванув на себя, Эомер молча сгреб девчонку в охапку, закинул на плечо, будто мешок, и упрямо зашагал в сторону королевского чертога Медусельд. Ноша была лёгкой и хрупкой, так что справиться с ней не составило особого труда.       — Бабуля выпорет меня, узнав про это!       — Добро. После этого ты становишься послушной. А то, смотрю, мои наказы более ничего не значат: сколько раз тебе говорили, что брать в руки меч – не твоё занятие? Ты дева, а девам не принято устраивать переодевания в мужчину!       — Но ты же сам учил меня сражаться. Ты и Эадмунд! Начто тогда вы позволяли мне играть с вами?       Дойдя до родового поместья её семьи, кое находилось на самой вершине холма, как и чертог, Эомер грубо поставил девчонку на землю и замялся с ответом. В детстве, после того, как дети Фугула поселились в Эдорасе, они втроём часто убегали в поле с деревянными мечами и затевали поединки. Наверное, именно после этого подросшая Эадкильд стремилась сменить платья на штаны, не понимая, что ей никогда не стать воином.       — Лишь защищая свой дом, девы берут оружие, — изрёк он. — Да и то, ежели поблизости не сыщется ни одного мужа! Ты же выставила меня на посмешище пред дядей и сотней воинов! Я всегда старался быть мягче с тобой, но ты...       Вскрикнув, Эадкильд метнулась к двери и закрыла её собой, расставив руки и ноги в стороны. В недоумении юноша отпрянул, сокрушенно покачал головой и нахмурился, чувствуя, как закипает внутри. Вероятно, он выглядел очень грозно, раз она зажмурилась и всё-таки сдвинулась в сторону, открывая проход.       Толкнув дверь и переступив порог, Эомер уловил сдавленный девичий писк за спиной и смекнул, что подруга не вошла следом — не хотела показываться бабушке на глаза после своей выходки. Заглянув в боковую залу, он приказал служанке позвать хозяйку поместья, но Милдгит вдруг спустилась сама, наверняка, расслышав его голос.       — Что она опять натворила, господин?       — Переоделась в мужчину и явилась на сбор рекрутов.       Охнув, женщина приложила ладонь к груди, захлопала глазами и резко поменялась в лице.       — Где эта негодная девица? — сердито спросила она скорее у себя, чем у Эомера, и направилась к выходу. — Найду и выпорю, даже не пожалею! Ну и куда ты подевалась, а?!       Выйдя следом, принц понял причину этого восклицания: Эадкильд не оказалось возле скамьи, у которой он её оставил. Убежала. Не дожидаясь разрешения сей проблемы, он поспешил обратно на тренировочную площадку и невольно усмехнулся, заслышав позади девичий визг и гневные речи старушки. Эадкильд была совершенно неуправляемая и частенько задавала жару бабуле, своевольничая и пренебрегая уроками для леди, но его это отчего-то забавляло. Чем-то она походила на Эовин, и он готов был заботиться о них обеих, какими бы непослушными они ни оказались.       Сделав всего пару шагов, воин с волнением заметил длинную процессию, направляющуюся в Медусельд. Теоден шёл под руку с Эовин и о чём-то оживлённо беседовал, а слуги серым хвостом тянулись за ними. Перейдя на бег, Эомер перерезал им путь.       — Мой король, — обратился он к конунгу, тяжело дыша от предвкушения, — смотра больше не будет?       — Смотр отложен на завтра, — тепло улыбнулся Теоден, оставив племянницу, и крепко сжал его плечо морщинистой ладонью. — Ты отличный воин, мой мальчик, но, чтобы стать маршалом, тебе нужно многому выучиться. Ты ещё молод, а я не хочу губить твои юные годы столь тяжким бременем. Всему свое время. Пойдем, Эовин, — обратился он к деве, любезно подставив руку, согнутую в локте, — и поделись своими переживаниями.       Склонив голову, Эомер угрюмо уставился себе под ноги и не поднял глаз до тех пор, покуда всё шествие не закончилось. Скрипя зубами от негодования — ведь дядя считал его мальчишкой, — он не заметил, как в его поле зрения появились запылённые сапоги.       — От пары лет ещё никто не умирал, — прозвучал хрипловатый юный голос, и принц выпрямился. Перед ним стоял Эадмунд и, важно скрестив руки на груди, широко улыбался. — Конунг позволит тебе занять место Синхельма, даже не сомневайся. Он гордился тобою сегодня, я видел.       Сдерживая довольную усмешку, Эомер задумчиво почесал подбородок и непроизвольно повернулся на крик, который подняла Эадкильд. Милдгит отчитывала её посреди площади, держа за ухо, а та извивалась, стараясь хоть как-нибудь уменьшить боль, и кусала губы. Жители Марки, невольно оказавшиеся свидетелями, неприязненно взирали на нарушительницу спокойствия, некоторые уводили своих детей подальше.       Эадмунд покачал головой.       — И почему она повинуется только тебе? — воскликнул он. — Даже бабуля не может справиться с её дикостью. Она твердит, что Эадкильд характером пошла в отца, но я отчего-то сомневаюсь в правдивости этих слов: она сама-то с ним не зналась.       — Наверное, это участь всех братьев – воспитывать чужих сестёр. Наша беда в том, что мы слишком многое им позволяем. А ты никогда не рассказывал о своём отце, — по-прежнему наблюдая за шумной парой, произнёс Эомер с лёгким упреком и скривился, когда дева попыталась вырваться из рук Милдгит, отчего получила оплеуху.       — Нечего рассказывать, — вздохнул Эадмунд. — Ты сам ведаешь, что он сделал с моей матерью и как отправил её на смерть. Я не знал его и не хочу знать, — он смолчал, потом добавил: — Я души не чаю в своей неукротимой сестрице, но всё же пора ей повзрослеть, как считаешь?       Развернувшись, Эадмунд несильно подтолкнул друга локтем и зашагал на тренировочную площадку. Эомер обернулся ему вослед, но не сдвинулся с места, вновь окидывая взором девчонку с длинными угольными волосами, развевающимися на тёплом летнем ветру, которая ловила косые взгляды и сжималась, чувствуя себя уязвимой. Эадкильд была всего лишь невинным ребенком, чей отец навсегда заклеймил её печатью предательства. Все знали это, но никак не могли принять безобидное дитя, родной народ которого испокон веков оставался давним врагом Марки. А это дитя всего-навсего пыталось казаться сильнее и самоувереннее, чтобы выжить среди неприкрытого презрения.       Погрустнев, Эомер с горечью подумал, что для человека, который хочет бесследно раствориться в толпе, она была слишком заметна, ибо выделялась среди светловолосых эорлингов цветом локонов. «Словно мышонок в пшеничном поле», — подсказало сознание, и он фыркнул от столь странного сравнения, возникшего в его мыслях. Развернувшись, принц быстрым шагом догнал Эадмунда. Статные крепкие юноши, такие похожие, по-братски обнялись за плечи и зашагали в ногу.