История шейда для Сторибрука

Мистер Шейдт, врач-анестезиолог и замещающий хирург в больнице Сторибрука, вышел с работы уже за полночь и поспешил к своему автомобилю, оставшемуся на парковке в гордом одиночестве. Теоретически, его рабочий день начинался в восемь часов утра и заканчивался в шесть часов дня, но пациенты не слишком интересовались его личными планами и поэтому попадали в больницу тогда, когда им заблагорассудится, и врач всегда должен был нестись на вызов, даже если его голова недавно коснулась подушки. Спасало только то, что такие случаи в небольшом провинциальном городке случались редко. Но, в минуту недовольства такой жизнью, Шейдт всегда напоминал себе, о том, что главное в его работе – это своевременность помощи. Он сам когда-то давно умирал на больничной койке с пулей в сердце в богом забытой стране. Но тогда ему помогли, помогли также, забросив все, как он теперь должен был приходить на помощь другим. После тяжелого ранения ему пришлось оставить службу по контракту и уйти в бессрочное увольнение из армии. Он вернулся к медицинской практике, добавив к основной специальности хирургии еще и анестезиологию, и приехал в тихий провинциальный городок отдохнуть от насыщенной событиями военной и городской жизни. Он приближался к зрелым годам и уже ощущал пока еще не «потребность», но уже «желание» обрести спокойную, комфортную жизнь без звона от дрожащего автомата, без визга военной техники и без бесконечных людских криков. Сторибрук показался почти идеальным вариантом. Редкостная дыра, где даже воздух казался неподвижным. Дуглас Шейдт сначала решил осмотреться и снял комнату у местного ростовщика, а потом и вовсе устроился на работу в местную больницу, благо пристойных медицинских работников с мало-мальски значительным опытом тут было мало. К нему в качестве интерна определи девушку лет на пятнадцать его младше. Она стажировалась для поступления на должность патологоанатома. Честно говоря, выбор такой профессии для молодой, пышущей жизнью женщины был удивителен, но, как оказалось, она обрела свою профессию в результате неудачного стечения обстоятельств. Она бежала из страны, от семьи, и единственным способом совершить этот побег была учебная виза, а вакансии в вузе, в который она поступила, да еще и со стипендией, были только на этом отделении. Так уж либо привыкай, либо убирайся прочь. Она осталась. А потом притерпелась в процессе обучения и в итоге вполне приняла специальность «доктора умерших». Уже к концу стажировки он стал чувствовать, что между учителем и ученицей есть нечто большее, чем взаимная ответственность. У него была масса опыта общения с женщинами, но здесь было не то. Обычно он выбирал более… Представительных, ярких женщин, с которыми было легче найти общий язык и легче расстаться. А с этой не было легче. Она, несмотря на мрачную профессию, была абсолютно неискушенной, особенно по сравнению с самим Шейдтом, поэтому он боролся с просыпающейся нежностью, надеясь, что сможет «не запачкать» свою подопечную. В жизни она могла найти нечто большее, чем немолодой бывший военный с уродливыми шрамами на лице (а точнее – по всему телу), славившийся среди персонала грубым и ядовитым характером, дни и ночи проводивший в больнице, на которую приходилось всего два хирурга. Чудесная партия для молоденькой и упрямой женщины, одним словом. Но девушка оказалась чертовски настойчивой. Шейдт восхищенно провел по своим огненно-рыжим волосам, вспоминая как он впервые познакомился поближе со своей будущей женой. Скромница, к которой он не знал, как подступиться, устала ждать от него активных действий и сама перешла в наступление, заявив ему, что на его любовь она не претендует, но уж очень хочет доставить им обоим немного удовольствия. И проследствия ее не волнуют, только если он не получит психологическую травму. Казалось бы, откуда такое в домашней провинциальной девочке? Впрочем, победой той ночи было, то, что они дошли-таки до его квартиры, а не предались разврату на больничной койке или в тесном салоне, где высокому Шейдту было бы сложновато. Но Дуглас оценил такой шокирующий энтузиазм и со временем так свыкся с ее присутствием, что уже не мыслил отдельной холостой жизни. В противном случае уже он требовательно обрывал телефон и громко ссорился с ней по каждому пустяку, о чем потом сожалел. Один раз дошло до того, что их соседи вызвали шерифа, решив, что после таких горячих монологов мистер Шейдт собирается как минимум убивать свою Дездемону. Конечно, он никогда не поднимал на жену руку, но выговаривал ей много и не всегда по делу. Иногда ему даже казалось, что в этих случаях их брак спасало только почти бесконечное терпение женщины. Черный автомобиль немного прогрелся и плавно выдвинулся на дорогу в пригород. Дальнейшим логичным шагом стала покупка небольшого дома в гиллиадской роще, куда они переселились из съемного жилья. Если любовником он был не самым внимательным и мало заботился о том, чем заняты его подруги в свободное от их встреч время, то мужем оказался неожиданно ревнивым. Его жене с трудом удалось отстоять право продолжать работать в госпитале, наличие в котором доктора Вейла с его репутацией ужасного бабника теперь делало его Адскими Полями в глазах Дугласа. Но спасало то, что работала она вместе с самим Шейдтом, пусть уже никак его ученица, а как молодой специалист. Никто не мог ему помешать назойливо опекать свою жену. Они прожили три года, как один день. Вполне счастливый день, надо сказать. Пока ему не исполнилось тридцать восемь и, его милой женщине не взбрело в голову то, что он может вот-вот лишиться одной из самых больших радостей жизни, если не поторопиться. Дуглас отбрехивался, как мог, рычал и сопротивлялся самому принятию решения о том, что ему пора подумать об обзаведении детьми. Но в итоге сдался, потому что в глубине души он сам чувствовал, что уже подошел к этому моменту в своей жизни, хотя и мучился опасениями, что не сможет достойно воспитать ребенка. Он лишился родителей в очень юном возрасте и в качестве семьи знал только старичка, решившего на склоне лет усыновить сироту. Гарольд был хорошим отцом и учителем, но его жизнь прервал нож грабителя в переулке, когда тот спокойно брел домой после праведного труда. Спустя сутки, когда министерство по надзору за несовершеннолетними собирало Дугласа для повторной отправки в приют, он решил, что в его профессии будет кровь. Он хотел научиться убивать врагов и вытаскивать с того света друзей. Потому что иначе в этом мире не выжить. Конечно, образование было обязательным и тогда, еще из подростковой гордости, он выбрал самое сложное – хирургию. Военный хирург Дуглас Шейдт реализовался в профессии на практике очень быстро, и, уже тогда не по летам холоднокровный и жесткий, он закалился в этой жизни. Он прослужил в регулярных войсках почти десять лет, иногда выходя в короткий отпуск, чтобы получить недостающие удовольствия холостой жизни, а потом исправно возвращался на службу. За окном мелькнула табличка, возвещающая о том, что он прибывает в пригородный район, хотя на самом деле – последний городской, так как официально гиллиадская роща находилась внутри городской черты, а на практике и по тарифам за коммунальные услуги – самый настоящий пригород. Но спустя еще почти два года, как они отказались от всех средств контрацепции, он вынужден был признать, что… Не получается. Он старался, как мог, но каждый раз проявлялась только одна полоска. Отчаиваясь, он в тайне сдал анализы, чтобы убедиться в становившемся уже очевидным факте. Причина была в нем. Многочисленные травмы пошатнули его здоровье уже почти два десятка лет назад. Он умирал от стыда за свое бессилие, в котором видел полный крах достоинства мужчины, но решил что раз уж причина в нем, то он не имеет права скрывать правду от жены. Шейдт в тот же вечер признался ей, что их мечтам не суждено сбыться, и предложил расстаться миром. Пока она молода, она могла еще найти себе достойного и полноценного мужчину, хотя когда он произносил эти резкие слова, он чувствовал, что и так больное сердце просто разрывается от боли. И поделом. Он не был хорошим парнем до того, как осесть в этом городишке, поэтому идея проводить зрелость и встретить старость в одиночестве казалась закономерным финалом. Но жена просто поцеловала его бледный лоб и уткнулась в рыжую гриву. Она, как гораздо менее упрямая в отношении подобных проблем, сама пошла сдавать анализы первой, еще тогда, когда только предложила ему идею о обзаведением потомством. Чтобы знать, что не разочарует мужа в этом. Но это он ее подвел. Жена уже давно поняла, что может быть не так и почему не получается, но решила отказаться от столь желанного ребенка ради того, чтобы сохранить мужа. Дуглас, при всем его негативном отношении к подобной слабости, просто не мог оставить безответной такую добровольную жертву. И лучшим ответом ей было принести в жертву треклятое мужское упрямство и начать лечение своей деликатной проблемы. К счастью, его случай не был абсолютно безнадежен. Но, увидев сметы счетов за лечение, он не знал, хорошо это или плохо. Такую сумму в Сторибруке они зарабатывали за год, да и то вместе. А это ведь только смета с основными процедурами, цена может вырасти, да и курс лечения должен был протекать согласно плану. То есть нужно было почти в течение одного-двух месяцев внести такую кучу денег, которой, особенно после покупки дома, у них не было. А ведь если на миг предположить, что всё пройдет успешно, то ребенок тоже добавит финансовых проблем. Конечно, был вариант с усыновлением, если просто признать, что в их случае это просто невозможно… Но в ответ на это предложение уже порядком уставший от своего позора и вызванных им проблем и унижений Шейдт получил этими же бланками с предварительными счетами по лицу. «Невозможно – это другое, а в нашем случае это просто дорого. И мы попробуем!» - яростно заявила ему женщина. Словом, дороги назад ему не оставили. Пришлось обратиться к ростовщику, мистеру Голду, который умел решать самые сложные вопросы и выполнял в Сторибруке роль чуть ли не местного волшебника. Тот не выглядел удивленным подобным вопросом, отшутившись тем, что суживать деньги – это его профессия. Поэтому если дело только за этим, то они вполне смогут заключить договор ссуды. Конечно, закладывать в качестве гарантии дом было крайней мерой, но настырная женщина всё-таки убедила его, что риск стоит игры. Правда, Шейдт сомневался, что радость отцовства окупит затраченные усилия, но ему хватило ума не говорить об этом вслух. Вообще все то, что касалось обустройства семейного гнезда в его глазах было неимоверно сложным, но ради любимой женщины он старался кое-как его построить. Любовь вообще давалась тяжело, но за способность выносить характер Шейдта в семейной жизни безумная женщина определенно заслуживала поощрения. Хотя быть должным мистеру Голду было не очень приятно. Помимо денежных отчислений ростовщику часто требовалась медицинская помощь в связи с уже возрастным артритом поврежденного еще в молодости сустава, поэтому и навещать его лично Дугласу приходилось довольно часто, в качестве дополнительно оговоренной услуги. Под колесами зашуршал гравий подъезда. Дуглас устало высунулся из машины и нажал на кнопку, чтобы поднять дверь гаража. Он отработал две смены с небольшим перерывом на двухчасовой сон на больничной койке и был просто счастлив добраться домой. В окне кухни горел свет. Жена обычно старалась дождаться его, если не падала с ног от усталости сама. Шейдт быстро поднялся по низким ступенькам и уже почти вслепую вошел в прихожую. Он ориентировался здесь просто прекрасно. - С возвращением, - жена чмокнула его в сухую от недосыпа щеку и помогла избавиться от черного пальто. – Кушать будешь? Шейдт задумался на мгновенье, прикидывая, сморит ли его сон раньше, чем он успеет утолить голод, который помешает проспать подольше. - Суп разогрей. Суп должен был наличествовать в их доме всегда, потому что это была самая простая и полезная еда, с которой можно было справиться, почти не открывая глаз и не приходя в полное сознание. То есть как раз для такого состояния, в которое впадал Дуглас после двух рабочих смен. Да и с возрастом такие бессонные сутки давались ему тяжелее, чем, скажем, в двадцать пять. Покончив с едой, Шейдт, всё также не размыкая глаз, добрался до спальни, побросал большую часть одежды прямо на пол и сам упал в объятия долгожданной постели. Он подозревал, что ему с утра укажут необходимость чистки зубов и купания, но прекрасно знал, что сейчас жена его беспокоить не будет. Она вообще прощала ему некоторое пренебрежение к личной гигиене, когда он так вырабатывался. В противном случае он вполне мог уснуть на какой-то промежуточной стадии, например, прислонившись головой к чудесно прохладной плитке душа. Краем уха он услышал гул крана на кухне и шум стиральной машинки, в которой закрутилась его брошенная одежда. Теплые мягкие руки жены осторожно обняли Шейдта, который уже почти провалился в глубокий сон. Конечно, он не знал, что этот день, когда ему приходится отрабатывать две смены, длится уже двадцать восемь лет к ряду, и что на самом деле его жизнь выглядела не совсем так, как он ее помнил. Но в своих снах, отделявших друг от друга бесконечно повторяющиеся дни, он был другим. Волосы Шейдта были не просто рыжими, а насыщенно красными. Карие глаза были также красны, как кровь, а человеческие тела подчинялись не его умелым пальцам, а непоколебимой магической силе. Его плоть не была настоящей, а лишь тонко сконструированной оболочкой, имитирующей живое тело. Старый учитель Гарольд был не преподавателем воскресной школы, а черным магом, приютившим у себя сироту и нового ученика, да и его милая жена занималась не совсем той областью своей профессии, которую он помнил. Но день, который шейд Дурза проводил в больнице и дома в гиллиадской роще, был гораздо счастливее, чем та долгая жизнь, которая, как он думал, ему снилась.