Conceiving you

Рицка Я сижу на занятиях, но думаю о чем угодно, только не о согласовании времен в английском языке. Учитывая, что по этой теме обещают контрольную на следующей неделе, это не слишком дальновидное решение, но проваленная контрольная сейчас волнует меня меньше всего. Я машинально переписываю в тетрадь то, что появляется на доске, но если меня сейчас спросят, о чем все эти правила – я вряд ли отвечу. За время, прошедшее со «смерти» Сеймея, я, как оказалось, неплохо наловчился имитировать трудовую деятельность и думать при этом о другом, потому что просто думать в пределах дома, не прикрываясь уроками, было небезопасно – мамин Рицка не мог быть мрачным, только радостным и беззаботным, а улыбку на лицо я приклеивать так и не научился. Зря, наверное. Улыбчивым людям проще живется. Улыбчивым и открытым. Как Кио. К ним все тянутся, потому что такой источник позитива игнорировать просто невозможно. С Кио мои мысли закономерно перескакивают на Соби, и я плотнее сжимаю в руке карандаш, концентрируясь на этом ощущении. Вчерашняя эскапада с ночным побегом не прошла незаметно: весь остаток ночи я вертелся, боясь, что он опять куда-нибудь умчится. А еще боялся уснуть раньше, чем Соби, потому что он, борясь с бессонницей, мог выйти на кухню покурить, потом вернуться и машинально поправить мне одеяло, подоткнуть углы… и наткнуться на еще один повод для настроения ниже абсолютного нуля. Соби. Даже несмотря на то, что, очевидно, Акаме что-то серьезно нарушил, раз он не может загрузить Систему, все вообще-то относительно прекрасно кроме того факта, что за прошедшие сутки я солгал ему дважды. Хотя правильнее будет сказать – умолчал. Впрочем, мне от этого не легче. Потому что теперь у меня есть тайна. Маленькая, неприметная тайна, иероглифами опоясывающая правое запястье. Истинное имя, которое не могло найти лучшего времени проявиться, чем вчера в школе. Это было ужасно. Помню, как мне внезапно стало душно на математике, хотя окно в дальней части класса было приоткрыто. Сначала я стянул через голову свитер, думая, что просто не рассчитал, что сегодня будет теплее, чем передавали в прогнозах. Бывает, не смертельно. Но это не принесло ожидаемых результатов, напротив, мне показалось, что в помещении стало жарче. Промучившись еще с пять минут и решив, что мне поможет только холодная вода, я извинился и вышел в коридор. Добрел до уборной и резко крутанул кран, подставляя под него ладони, чтобы умыться. Умудрился перепутать горячую воду с холодной, закрутил обратно и выбрал другой. Умылся, чувствуя, что неприятное ощущение понемногу отпускает. А когда привычно отряхнул руки, увидел имя. Первой иррациональной реакцией было протереть глаза или же ущипнуть себя за руку, чтобы так или иначе убедиться в том, что все неправда. Второй – смыть эти начертания, как если бы имя было написано ручкой. Ни то, ни другое результатов не принесло, к тому же, пока я лихорадочно пытался стереть это очередное напоминание о том, что на самом деле по системной логике мне предназначен далеко не Соби, изрядно заморозил ладонь, так и не переключив воду с холодной на хотя бы теплую. В класс я возвращался, тщательно одергивая рукава, которые были куда короче, чем у свитера, и думая, что сказать Соби, когда он встретит меня после занятий. Как объяснить, что это для меня – досадная мелочь, а вовсе не знак судьбы? Как, если он не поймет ничего? Отсюда и пришла эта малодушная мысль – молчать. Молчать и искать решение, а еще следить за тем, чтобы запястья были всегда закрыты, оба, для достоверности. Кажется, у меня в шкафу оставались и более разношенные вещи, которые были бы весьма кстати, вот только шкаф был не у Соби в квартире. Вчера я успешно справился с задачей. Еще в школьной раздевалке натянул на себя перчатки, сверху прикрыв старательно вытянутыми рукавами. У меня были для этого целых три часа, и свитер было не жалко, ничуть. Намочить рукава, отжать их и вытягивать было легко – тоже мне, наука, для нее и условий-то особых не надо, раковина в уборной вполне подойдет. Правда, для надежности и закрепления результата неплохо было бы подвесить свитер за рукава и так дать ему высохнуть, но вешалки у меня не было, пришлось сушить рядом с батареей в классе и надеяться, что от этого будет хоть какой-нибудь толк. Толк обнаружился вечером, потому что Соби ничего не заметил. Не заметил он и ночью, правда, исключительно потому, что я в последний момент поменял руку, чтобы дотянуться до его имени. Если бы не это, рукав бы точно задрался. Но это было вчера. Не факт, что сегодня мне так же повезет во всем. Надо придумать что-то получше, чем постоянно следить за рукавами. Я перевожу взгляд на Юико и Яея – она внимательно смотрит на сенсея, очевидно, слушая о закономерностях согласования времен, он – внимательно смотрит на нее. Я не могу попросить у них даже совета, потому что тогда придется объяснять если не все, то почти все. Потому что Яей ни за что не поверит, что это татуировка, а Юико всегда излишне эмоциональна и может невольно сболтнуть что-то в присутствии Соби. Нет, советоваться нельзя. А что тогда можно? Взгляд возвращается к Яею, а в голове формируется какая-то пока еще неясная мысль. Что-то довольно широкое, скрывающее запястье. Часы? Но даже при внушительном циферблате ремень будет узок. Браслет? Я видел, бывают такие массивные браслеты, подошло бы, жаль, их носят только девчонки. А еще есть… Я снова смотрю на Яея и понимаю, почему формировавшаяся мысль интуитивно ассоциировалась именно с ним. Недавно Яей виделся со своим то ли старым другом, то ли давним приятелем, который с ним встретился, наконец, после летней поездки в Италию и который не смог не привести оттуда символические сувениры: магниты на холодильник, открытки, фигурки. И среди прочего там были напульсники с изображением горы «Monte baldo». Вот и выход. Я еле дожидаюсь перерыва и даже не задумываюсь над тем, как бы сформулировать свою просьбу, решив, что импровизировать может не только Соби. Но когда я неуклюже интересуюсь у него, остались ли эти напульсники и не мог бы он одолжить мне один, то понимаю: лучше было не полагаться на импровизацию. Это прозвучало как-то совсем не так, как нужно было. Не непринужденно, а виновато. Однако Яей только удивляется просьбе, странной оттого, что все это добро он приносил в школу месяц назад, и я тогда интереса не проявил, в отличие от Юико, которая восторженно принялась носиться по классу с фигуркой морской звезды, но не отказывает. Я все еще не верю в то, что все так удачно складывается, даже когда с последнего урока нас отпускают за сорок минут до окончания: кажется, там возникли какие-то проблемы с распределением нагрузки учебных часов. Яей предлагает мне заглянуть к нему и забрать то, что нужно, а Юико – обещает какие-то вкусные конфеты, которые вчера принесла его мать. И пока та вертится около коробки, решая для себя, с какой из фигурных конфет начать, Яей окликает меня из соседней комнаты: – Рицка-кун, иди сюда, посмотри. Когда я перемещаюсь из кухни в комнату, он показывает мне два напульсника: черный и темно-бордовый: – Какой тебе? Я выбираю тот, который явно нравится ему меньше, и, поблагодарив, возвращаюсь к школе под предлогом того, что меня ждет Соби. Черная полоска с логотипом надежно скрывает запястье от посторонних глаз, и все же я одергиваю рукава так же, как и вчера. Около школы никого нет. Сначала я думаю, что пришел слишком рано, но нет: гурьба высыпающих из ворот школьников свидетельствует лучше всяких часов, что занятия окончены. Занятия окончены, а Соби нет. И это несмотря на то, что из-за нестыковок учебных расписаний именно он торчит здесь как минимум минут за двадцать. Жду для порядка еще десять минут, мало ли: опаздывает, задержали, автобус не догнал, просто автобуса не было – а потом открываю телефон и набираю номер. Слушать серию коротких гудков приходится недолго: трубку снимают на шестом. – Рицка? Вот зачем спрашивать, если мой номер у него есть? Хотя ладно, к этому я уже привык. Но вопрос все равно как-нибудь задам при случае. – Соби, что-то случилось? Пауза в пять секунд, как будто он не уверен, что ответить, или подбирает формулировку поудачнее, чтобы меня не расстроить. Вот глупости. Я уже понял, что он не приедет. И совсем не расстроен. Если только чуть-чуть. – Извини, меня задержали, но сейчас уже все, – ну вот, как я и думал. Задержали. Только вот что у него с голосом, точнее, с интонацией? И почему я не слышу фонового шума голосов, это же университет, в конце концов, там в коридорах все так же, как и в школьных: тишина понятие относительное. – Понятно, – на самом деле, мне ничего не понятно, но пытаться выяснить это по телефону – бессмысленно. – Ну, тогда я сейчас на автобус и к нам. На это не следует никакой реакции, и я, вдохновившись, продолжаю: – Купить что-нибудь, я же позже приеду? Мне иногда так хочется сделать ему какой-нибудь сюрприз. Именно сюрприз, не подарок: подарков от меня Соби не примет. А вот сюрпризы в виде очередной банки кофе или крекера, который ему нравится, пройдут, особенно если этот крекер изредка буду поедать и я. – Не нужно, Рицка, у нас все есть, – готов поспорить, Соби улыбается в трубку, без труда поняв, о чем я подумал. – Тогда ладно. Хорошо, – я не знаю, как закончить этот разговор, и он, кажется, понимает и это. – Увидимся дома, – вот теперь в голосе – точно улыбка. А то в начале разговора мне казалось, что я со снеговиком разговариваю. Мне везет и с автобусом, который только подъехал к остановке, на которой почти нет народа, и, как следствие, со свободным местом. А вот нужную остановку я чуть не пропускаю: такие поездки навевают дремоту, и рядом нет Соби, чтобы отвлекать меня разговорами. К тому же, вчера я толком не спал, до того полдня носился по школе с несчастным свитером и сегодня все утро решал проблему с именем, так что эмоционально выдохся, а это тоже способствует тому, чтобы клевать носом в транспорте. Выпрыгнув из автобуса, лезу в сумку и достаю оттуда шапку, которую совсем забыл надеть. Сейчас еще даже не зима, но Соби настаивает на том, чтобы я без нее по улице не ходил, а то заболею. Не знаю, с чего он решил, что у меня ослабленный иммунитет, а вот тем не менее. И не переубедишь: в этом вопросе он непривычно тверд, так что не стоит сейчас расстраивать Соби еще и своим непослушанием. У нас и без того проблем хватает. И, к счастью, не о всех он знает. Нахлобучив необходимую деталь ежедневных прогулок, пытаюсь как-то расправить челку: знаю ведь, что опять надел шапку сикось-накось, и она потом топорщиться будет, машинально смотрю на ту сторону дороги – все интереснее, чем себе под ноги. В этом квартале почему-то всегда включают фонари еще в светлое время суток, так что пятачок около ларька с сигаретами виден мне очень хорошо. И на секунду возникает желание протереть глаза: чтобы вот так вот, сейчас, да еще и здесь? Нет, такого просто не может быть! Может, оказывается. На первый взгляд, ничего особенного: полупустынная улица – сейчас еще день, а не вечер, редкие прохожие, торопящиеся по своим делам, около ларька – маленькая, быстро рассасывающаяся очередь. И у окошечка – он. Стоит, сигареты покупает. Взвешивает сдачу, прежде чем кинуть ее в карман, не пересчитывая, мило улыбается продавщице, отходя от палатки и прикуривая на ходу. Тот, из-за кого, собственно, я не знаю, как мне растормошить Соби и вернуть его в Систему, а мне это нужно, очень нужно. Потому что это нужно Соби. Причина того, что мы с ним уже который день играем в молчанку дома, будто и не близкие люди, а соседи, изредка заходящие друг к другу на дежурный чай. Мой, между прочим, шанс найти хоть какие-то, но ответы на вопрос, что делать с последствиями того поединка. Так чего я стою-то тогда? Уйдет же сейчас, и ищи потом, хоть обыщись, я же ни черта не знаю: ни адреса, ни телефона, ни университета или где он там учится, если учится, не Сеймея же спрашивать. Кстати, а что он вообще тут делает? – Нисей! Надо сказать, выдержка у Акаме отменная: даже с шага не сбивается. Оборачивается на звук, находит меня глазами, оценивает ситуацию и то, что добраться до него я сейчас не смогу, легко поднимает ладонь в приветственном жесте и, кажется, в самом деле собирается уходить. Вот же сволочь. Ну, подожди… до перехода, конечно, далеко, даже если бегом, к тому времени он уже успеет смыться, ждать меня явно не станет… а, к черту. Я явно не отдаю себе отчета, что несусь по проезжей части, петляя между машинами, не реагируя ни на возмущенные окрики, ни на визг тормозов. Так я не бегал очень давно, с того момента, как очнулся тогда после сна и не мог найти Соби. Резко поворачивающие машины пролетают мимо меня, по сторонам я тоже не смотрю. Главное сейчас − перебраться на ту сторону. Больше мне ничего не нужно, правда. Только оказаться рядом с Акаме и выяснить, чего он тогда наговорил такого, что мы с Соби больше не чувствуем друг друга. Сейчас я уже на нужной мне стороне дороги, и можно было бы считать, что полдела сделано, но это не так. Осталось куда больше половины, да что там, осталось самое сложное: поговорить, причем по-взрослому, мои истерики тут явно не помогут. Вообще, конечно, то, что я так сиганул через дорогу, идиотство одно, не знаю, как меня в итоге ни одна машина не сбила, и хорошо, кстати, что балкон Соби выходит на другую сторону, тот бы не оценил подобного риска, даже если все это – ради него... Но я же не мог позволить Нисею уйти так, ничего для себя не выяснив. Просто не смог бы стоять там и смотреть, как он исчезает в толпе, а с ним – и мои ответы на незаданные вопросы. Когда я подлетаю к Акаме, торопливо пытаясь отдышаться, он спокойно смотрит в ответ, явно не собираясь первым начинать разговор, будто не я только что у него на глазах перебегал дорогу в неположенном месте. Впрочем, глупо было ожидать от него выговора: я Нисею, собственно, никто, чего напрягаться и время тратить. – Рит-тян, что такое? – наконец, интересуется он, устав ждать, когда я восстановлю контроль над дыханием. Фраза неприятно режет слух. Вот от Кио такое обращение проходит незамеченным и вроде бы даже естественным, но не от Нисея. Впрочем, ни по имени, ни по фамилии он меня явно называть не станет: дружелюбного впечатления не сложится, а Акаме, видимо, привык общаться в легкой манере даже с теми, кто ему неприятен. И что ему ответить, как правильно спросить? Почему-то эта ситуация мимолетно напоминает мне игру в вопросы-ответы с мамой на нашей кухне. Хотя нет, Нисей в меня ничем швыряться не станет, просто развернется и испарится в неизвестном направлении. Или, наоборот, в известном: к брату.. Тут я запоздало понимаю, что поговорить по-взрослому не получится: я уже поддался импульсу и выставил себя дураком с беготней по проезжей части, показав этим, насколько мне важен предполагаемый разговор, да к тому же опять сначала сделал, а потом подумал. Ведь он же не скажет ничего, если брат, конечно, не велел отвечать на мои вопросы, что вряд ли, а раз так, то… – Мне нужно поговорить с Сеймеем, – слова все еще выходят с трудом, я закашливаюсь. Если Нисей и удивлен, что с подобными просьбами я обращаюсь к нему, по его виду этого никак не скажешь. – Так за чем дело стало? Он ведь у вас дома живет, снова к матери вернулся, та и рада так, что до потолка прыгает. Слова о маме меня неожиданным образом задевают. Или во всем виновата это его манера ведения разговора, в которой я не чувствую искренности? – Видел, как прыгает? – он качает головой. – Вот и не говори тогда. – Слушай, не нападай, – Нисей шутливо поднимает ладони вверх, – Не хочешь домой соваться, позвони, уж тебе-то он ответит в любое время дня и ночи, – в его голосе появляются завистливые интонации. Нисей тут же спохватывается, поняв, что я их уловил, и, к моему облегчению, оставляет дружелюбный тон. Его сменяет кривая ухмылка, которую куда проще воспринимать, – Можешь и сообщение написать. Вариантов тьма, было бы желание. Что, пользоваться телефоном разучился? – У меня… нет его номера, – мне не удается скопировать его интонации, только признать факт. И пауза там изначально не предусматривалась. – А-аа, – понимающе тянет Акаме, без сомнения, заметив то, как я замешкался с ответом, – Что, так по брату соскучился? Виделись уже, не особо ты ему был рад. Или за Агацуму переживаешь? – ушки дергаются, и Нисей довольно кивает, сумев подловить меня на таком простом трюке. – Зря, не картонный, не развалится. Оклемается твой Соби, поубивается, конечно, на тему своей дальнейшей профнепригодности, но примет новое положение, куда он денется. Ему итак повезло больше, чем другим чистым бойцам. И со сроком службы, и с отношением… жертвы, – тут даже напрягаться не надо, чтобы понять, кого он имеет в виду. Но меня сейчас интересует другое. – Значит, не поможешь? – С какой стати? – Нисей показательно приподнимает бровь, ухмылка так и не сходит с его лица. – Я номера телефонов налево-направо не раздаю, Сею надо будет – сам с тобой свяжется. Вот как. Ну ладно, с учетом того, что я тут услышал и увидел, можно уже перестать быть вежливым: здесь это явно не значимый фактор. – Какая похвальная преданность. Он её хотя бы ценит, или это так, само собой разумеющийся факт? – я тоже умею ерничать, правда, получается у меня скверно, но это дело практики и желания. Последнего у меня сейчас хоть отбавляй. Акаме задумчиво выдыхает дым, меланхолично затаптывает окурок и молчит. Весь его вид призван донести до меня следующее: на риторические вопросы не отвечаю, на дурацкие – тоже. Ладно. Ладно же. – Хорошо, оставим это. К Соби, – невольно киваю в сторону его дома, – зачем приходил? Я прекрасно знаю, откуда перенял эти навыки по резкой смене темы разговора. Интересно, Акаме тоже не выносит, когда не может контролировать течение беседы? Вот сейчас и проверим. – К Агацуме? Я? – вот теперь Нисей удивляется вроде бы по-настоящему. Только я знаю, что прав, знал, еще когда перебегал дорогу в потоке машин. Откуда бы ему здесь взяться в противном случае? Слишком много для совпадений. – Больно надо. – Видимо, надо, раз ты был у него. Что еще тебе делать в этом районе? – Может, за тобой присматривать? – предлагает Акаме в шутку, только вот глаза при этом серьезные, да и за новой сигаретой он в пачку не лезет. Чудесно. Значит, сначала Сеймей лишает меня бойца, а потом приставляет уже собственного в качестве временной охраны. До появления моего одноименного, надо полагать. А ведь ни брат, ни Нисей не знают, что имя проявилось. Что самое главное, не в курсе Соби, и чем позже он об этом узнает, тем лучше. Потому что для Соби этот факт куда значимее, чем для меня. Только ерунда все это. Мне никто, кроме Соби, не нужен. И мы обязательно найдем, как исправить то, что они вдвоем с моим братом наворотили. Если бы еще этот Акаме так не упирался и дал мне номер, все было бы куда проще. Вытребовать его у меня не получилось, видимо, придется возвращаться ни с чем. Нисей будто читает мои мысли. – Шел бы ты уже к своему Соби. Хотя я бы на твоем месте паковал вещи, чего теперь-то там делать? Он больше не боец, защитить не сможет. – Это не твое дело! – мигом вспыхиваю я от несправедливых слов. И эта выскочка еще Соби ледышкой называет! А сам-то он кто тогда? Монолит? Ничего не трогает, и я никого не трогаю? – Конечно, не мое, – покладисто соглашается Акаме, – Так что не буду больше надоедать тебе своими советами. Счастливо, надеюсь, нескоро увидимся, с братом твоим, и с тем проще: он хотя бы знает, что делает, а не донимает людей на улице почем зря. Да, и не бегай так больше, – я уже собираюсь снова возмутиться, но он меня опережает. – Мне-то все равно, а вот Сеймей не обрадуется, если однажды его братишка попадет под колеса. Любит он тебя, хотя чего тут любить: сплошной комок эмоций, выдержки ноль, самостоятельности никакой, того, что имеешь, не ценишь совершенно, вместо этого путаясь с… Все, все, уже исчезаю. Он разворачивается и в самом деле быстрым шагом скрывается в глубине аллеи. Я же перебираюсь на ту сторону, на этот раз не нарушая правил дорожного движения, поднимаюсь по лестнице, вставляю ключ. Вопрос с дубликатом мы решили давно, когда выяснилось, что если я не могу до него дозвониться, то не гордый: приду и сяду под дверью, так что по упорству Соби мне заметно уступает. Ну, или же по глупости. Впрочем, неважно. В прихожей меня никто не встречает, однако с кухни доносится мерное журчание воды. Соби что, готовит там на ночь глядя? У нас же холодильник битком: и на скорую руку, и на не очень там есть, что перехватить. Быстро стягиваю куртку, шарф и шапка по школьной привычке отправляются в рукав, скидываю ботинки. Один при этом отлетает на приличное расстояние, приходится за ним вернуться и поставить кроссовки уже как положено: около зеркала, рядом со шкафом, а не как попало запихнуть под стул. Топаю на кухню, впрочем, нет, скорее медленно бреду и останавливаюсь в дверях, прислонившись к косяку. Нет, он не готовит, а моет посуду. Учитывая, что Соби, когда один, питается исключительно крепким кофе и наспех сооруженными бутербродами, а по-человечески ест уже со мной, более чем странно. А еще глаз отмечает непривычное оживление на кухонном столе: салфетница сдвинута на бок, скатерть немного съехала, но главное даже не это: там стоит коробка из-под тортика, съеденного едва ли на четверть. Судя по этикетке на откинутой крышке и крупному изображению кокоса, кремовый с несъедобной белой стружкой. И что это чудо кулинарии здесь делает? Я-то фруктовый люблю, Соби, по-моему, вообще все равно, с чем пить чай, но раньше он такую гадость не покупал. Еле слышно вздыхаю и поворачиваюсь к нему. Еще одно заметное отличие, которое теперь приходится брать в расчет: раньше Соби сразу оборачивался, как бы ни задумывался до этого, спиной меня, что ли, чувствовал? Во всяком случае, так долго оставаться на кухне незамеченным всего в каких-то десяти шагах от него, у меня бы не вышло, а теперь приходится довольно шумно опуститься на стул, чтобы Соби, наконец, очнулся. Чашка, которую он ставит на поддон, вздрагивает, но Соби успевает перехватить её за ручку и водрузить на место. – Рицка? Я не слышал, как ты пришел. Пожимаю плечами, зная, что за его «слышал» скрывается это горькое «не почувствовал»: научился читать подтексты, это не так сложно, как кажется. Но сейчас я не хочу обращать на них внимания, не хочу, чтобы он вспоминал прописные истины системы, что боец и жертва всегда чувствуют друг друга, даже на расстоянии, и огорчался, что они не работают. Я заставлю его забыть об этом хоть на сегодняшний вечер. – Ну, – смущенно вожу тапочкой по паркету, – неудивительно, я в прихожей особенно не шумел: вешалки на себя не обрушивал, дверцей шкафа не хлопал. Даже стул не задел, хотя, по-моему, его все-таки надо куда-нибудь переставить уже, в следующий раз непременно навернусь. Этот беспечный тон даётся нелегко: я-то то, от чего хочу его отвлечь, помню прекрасно и сам выкинуть из головы не могу. И пусть я не такой хороший заклинатель слов, как Соби, но надеюсь, мне удалось хоть как-то донести до него то, что собирался. Так бывает, что не слышишь стука двери и поворота ключа в замке. И шарканья ног по паркету, особенно если тапочки мягкие. Бывает, когда уходишь в себя и о чем-то напряженно думаешь. Это не катастрофа, просто не замечаешь ничего вокруг, потому что на настоящий момент у тебя есть вещи поважнее. Это нормально, Соби. – Как скажешь, Рицка, – он отходит от мойки к холодильнику и сосредоточенно там роется. – Ужинать будешь? Смотрю на него из-под начесанной на лоб челки. Нет, не понял. Ну, ничего, мы будем пытаться еще. Я могу и десять, и двадцать раз одно и то же талдонить, даже в разных вариациях, не сразу поймешь, что повтор. Я упорный, Соби, помнишь? Вот теперь мне прекрасно видно раковину. И то, что из оставшейся посуды чашка там одна, ложка тоже, а вот блюдец два. Ну и зачем Соби два блюдца, если только тут не было гостей? А их не было: сам он явно никого не ждал, я бы знал, а Кио к Соби обычно заваливается и вовсе без приглашения, оставляя после себя легко узнаваемый бардак. И я могу точно сказать, что Кайдо здесь сегодня не объявлялся. Равно как и то, что про задержку в университете – блеф. Хотя нет. Он не говорил «в университете», он просто сказал, что его задержали. Теперь очевидно, дома. Так чье тогда второе блюдце? Видимо, того же, кто принес этот ужасный торт. Конечно, откуда ему знать о наших предпочтениях в сладком. Или же это специально? И ведь как грамотно меня переключил на мысли о Соби и том, что без присмотра из-за потери его как бойца я не остался. Так, что я даже не выяснил, какого черта он забыл в этой квартире. Приглядывает за мной, как же. Если только с постоянными перекурами на доставание Соби. – Рицка, так чего тебе хочется? Чтобы он сказал мне сейчас, о чем говорил с Нисеем. И что такого тот ему наговорил, что по лицу Соби опять ничего прочитать невозможно, как во времена нашего знакомства, когда мне казалось, что он и не человек вовсе. Чтобы Соби больше не умалчивал, когда происходит что-то важное, а разговор с бойцом Сеймея явно был не о погоде над Токио. Но ведь это не то, о чем он спрашивает. Соби стоит, почти скрывшись за дверцей холодильника, в одной руке йогурт, в другой – тарелка с салатом. И то, и другое сейчас выглядит одинаково невкусно. Мне все равно. – Йогурт. А ты? – Я уже поел, но, если хочешь, тоже съем йогурт, там еще осталось. – Не стоит. Вижу, ты уже опробовал торт, – киваю на раскрытую коробку. – И как? Чего меня не подождал, вместе бы съели. Кстати, с каких пор ты любишь кокосовый? Если он сейчас скажет, что купил его сам, а в магазине были исключительно такие… – Так получилось. Соби – мастер по уверткам от ответов, следовало об этом помнить. Последний вопрос он просто проигнорировал, да и первый тоже, ответив только на второй. Да, он не врет, он просто недоговаривает, умалчивает или сообщает о чем-то с такой обыденной интонацией, что не заостряешь на этом внимания. И откуда только навыки такие. Единственный способ выяснить что-либо, это задать прямой вопрос, не допускающий трактовок. Видимо, подобному искусству мне еще учиться и учиться. Впрочем, есть шанс, что эту премудрость я со временем освою, благо практика есть. – Нежданные гости? – Нет. Нет? То есть визит Нисея был запланирован, что ли? А Соби… и мне ни полслова. Нашел, с кем чаи распивать. Соби видит мое замешательство, но вряд ли догадывается о причинах. Он же не знает, что Нисея я поймал практически у дома. – Рицка, ничего страшного. Просто визит старого… знакомого. Он должен был когда-нибудь произойти, вот и случился, раз и у меня, и у него нашлось для этого время. Зато у нас теперь есть торт. Тебе положить? У меня просто нет слов. Никаких. И я еще говорил, что Нисей мне искусно мозги запудрил? Вот, пожалуйста. Еще один умник выискался. Вроде и объяснил происхождение торта, в то же время не объяснив ничего. И, если бы не случай, я бы сейчас вообще ничего не понял, отвлекшись на отнекивание от торта и позволив тем самым тему замять. – Соби, я не люблю кокосовую стружку, а тут она везде. Кстати, а чего вы с ним так мало съели? Или ел только он, а ты решил поберечь фигуру? Вроде и шутка, а вот по реакции Соби понятно: он если и съел, так только один кусочек, чтобы с пустой тарелкой перед Нисеем не сидеть. – Просто я тоже не люблю кокосовый торт, – он примиряющее улыбается, почувствовав агрессивность в моем вопросе, которую мне не удалось скрыть. – И твой знакомый об этом не знал? Это что же за приятель такой? Вы с ним когда познакомились? Черт, надо было спрашивать не «когда», а «где». Хотя не факт, что Акаме тоже учился в Лунах. Вариант «кто» тоже отпадает, хотя зуб даю, так или иначе их свел Сеймей. Но ведь Акаме мог и сам инициативу проявить: посмотреть, с кем его жертва ни одного поединка не проиграла. Меж тем мне почему-то кажется, что это все же брат. – Давно, Рицка. Просто мы редко видимся, и ему неоткуда знать, что я люблю, а что нет. А торт все же попробуй, он довольно ничего. Стружку сверху я уберу, будет просто торт. Без кокоса. – Соби, я же сказал, что не хочу этот торт! – Тогда мне его выкинуть? – серьезно спрашивает он. – Или позвонить Кио, он известный сластена, пусть приезжает и утаскивает с собой это сокровище? – Звони, – сдавшись, выдыхаю я. Если сейчас вернуться к теме знакомого, это будет выглядеть неестественно, мы ведь уже про Кайдо говорим. А я не хочу, чтобы у Соби было ощущение, будто я его допрашиваю. Даже если мне очень хочется знать, о чем они говорили на нашей кухне. В конце концов, это и другим путем можно выяснить, – И попроси его захватить что-нибудь к чаю, раз уж торт мы собираемся сплавить. Честный бартер получится. *** Кио Я настойчиво скребусь в дверь к Со-тяну уже через сорок минут после того, как тот позвонил. Как и положено, с радостной улыбкой, всклоченными волосами и коробкой конфет, он мне намекнул, что тортик лучше не тащить, мол, еще и сами отдадут. Ну когда это я отказывался? И от приглашения в гости, и от сладкого? Вообще обычно принято вроде как с чем-то к чаю приходить, но вот чтобы домой возвращаться с тортом подмышкой – нет, не слышал. Впрочем, это же Со-тян. И Рицка. Они как-то очень заметно друг на друга влияют, вот Со-тян стал в детство впадать, а Аояги-младший вроде бы резко повзрослел. Впрочем, в последнее время причин для этого у него более чем достаточно. Вообще-то я ужасно рад, что они наконец-то позвали меня к себе, после того как спешно выпроводили тогда. Я честно не мешался, но еще пара дней, и сам бы с неожиданным визитом заявился. И пусть я знаю, что вряд ли смогу чем-то помочь с их проблемами, замыкаться в себе они явно не собираются. Вот и замечательно. Дверь мне открывает Рицка. Не слушая рассеянных приветствий, хватаю его в охапку, одним движением зашвырнув конфеты на тумбочку под зеркалом, и кружу по квартире. Мальчишка вцепляется в плечи от неожиданности и предсказуемо визжит. Тяжеловат он, конечно, для подобных трюков, но атмосферу лучше создавать с порога. А атмосфера такова: в дверь одной большой рождественской елкой вваливается Кайдо Кио, который всегда всем рад и никогда не унывает, а потому и хозяин квартиры, и его то ли постоянный гость, то ли временный жилец берут и искренне улыбаются ровно по счету три. Соби, встревоженный подозрительными звуками из прихожей, мигом испаряется с кухни и очень живописно застывает на пороге с тряпкой в одной руке и разделочным ножиком в другой. Ситуация – нарочно не придумаешь. Еще и хмурится, готовясь, очевидно, прочитать мне лекцию о том, как правильно ходить в гости. Нет уж. – Все, все, – смеюсь, мигом опуская Рицку на пол, и расшнуровывая ботинки. – Со-тян, ты же не для того меня позвал на ночь глядя, чтобы зарезать в собственной прихожей? Кроме того, это вульгарно и банально, так что давай обойдемся без штампов. Если интересуешься, подкину потом пару книжек на эту тему, когда я тебя окончательно достану. Кажется, у меня точно одна дома валяется, «Синяя борода» называется… Впрочем, судя по твоему лицу и недостаточно воинствующему виду, этот светлый момент настанет еще нескоро, так что пока воспользуюсь предложенным гостеприимством. Конфеты около зеркала, куртку я сам на вешалку повешу, ботинки снять не забыл. И вообще, кто-то обещал мне тортик? Или уже без меня управились? – Кио пришел, – запоздало сообщает Рицка, все еще глядя на меня во все глаза. Ну да, так дурачусь я и впрямь редко, все больше на словах. – Это сложно не заметить, – хмыкает Соби, перекладывая ножик в другую руку и привычно обнимая Рицку за плечи. – Проходи на кухню, сейчас будем пить чай с твоими конфетами. Тортик твой цел и практически невредим, так что можешь не беспокоиться, из-под носа не уведем. – Значит, попробовали уже? – обиженно шмыгаю носом, но эти двое без труда улавливают, что насупился я только для вида. – И как? – Гадость, – пожав плечами, отвечает Соби. – Но тебе понравится. – Ну, спасибо, Со-тян. – Кио, да не слушай ты его, – Рицка пытается хозяйничать на кухне, но Со-тян ему не дает. В результате короткого обмена выразительными взглядами они что-то решают между собой, и Аояги-младшему достается почетная миссия распаковки конфет, в то время как Соби разливает ароматный чай по чашкам. – Просто ни я, ни Соби такой торт не любим, вот и не можем оценить. – Так зачем тогда покупали, умники? – В магазине было людно. Сам понимаешь, толчея, беготня: отходишь от одной кассы, чтобы встать в хвост той очереди, что покороче, так там касса нерабочая, тут еще Рицка позвонил. Я и не заметил, что взял не ту коробку, – помолчав, отвечает Со-тян. Угу. И это – Агацума Соби, один из лучших художников на потоке, всегда тщательно прорисовывающий детали на своих работах. Мог бы что-нибудь и получше придумать за то время, пока я сюда добирался. Вот обиделся бы непременно, если бы не знал, что Со-тяна всегда мало волновало, что о нем думают окружающие и насколько они ему верят. Так что я всего лишь приподнимаю брови, выражая недоверие, а на словах соглашаюсь с предложенной версией: – А обменять коробку, конечно, не догадался? И куда бы ты дел этот божественный торт, если бы сегодня по-соседству не ошивался я? – Выбросил бы, наверное. Это вообще была идея Рицки, я только поддержал. Предполагаемый виновник данного вечернего чаепития разве что рот не открывает в ответ на эту фразу. Кажется, так и брякнет сейчас: «Моя идея?!» Интересно, для чего Соби понадобилось меня вызванивать. Не из-за нежелания выбрасывать торт же, в самом деле. – Рит-тян, ты спас мой вечер! – придвигаю к себе закрытую коробку с тортом и смотрю на нее выразительными глазами. – Теперь голодная смерть от студенческой жизни мне не грозит. – Давайте уже и в самом деле пить чай, – Рицка не принимает мой шутливый тон и с серьезным видом смотрит в свою чашку, будто на ее дне спрятаны ответы на очень важные вопросы. И что у них тут опять без меня приключилось, хотел бы я знать? Вроде растормошил, так нет, опять понурые и в глаза друг другу не смотрят. Явно не обычная ссора: Со-тяна редко когда можно серьезно задеть, а Рицка просто отходчивый. Чай пьем в молчании, которое трудно назвать спокойным. Рицка шуршит обертками из-под слопанных конфет, вряд ли замечая, что его чай остыл и Со-тян просто поменял их чашки, втиснув ему в ладони свою с только что добавленным кипятком. Я машинально поддерживаю разговор со своим другом обо всем и ни о чем, а параллельно пытаюсь понять, что делать дальше. Проблема явно та же, что и несколько дней назад, они ее не решили. Или это усталость от пока что безуспешных попыток изменить ситуацию, или дело посерьезнее. В любом случае, нужно попытаться аккуратно выспросить, в чем загвоздка. Со-тян со мной на эту тему явно разговаривать не станет, остается Рицка. Утащить мелкого подышать на балкон оказывается проще простого. Соби моет посуду и даже не сразу замечает, что я заговорщически подмигиваю мальчишке – и вот мы уже радостно топаем на балкон. То есть я – радостно, он понуро плетется следом, общий фон нейтральный. Вслед мне летит предупреждение: при ребенке не смолить свои ужасные сигареты и без свитера его на воздух не выпускать. Киваю и строго смотрю на Рицку, тот закатывает глаза и сдергивает теплое нечто со спинки стула, натягивая его на ходу и путаясь в рукавах. Я тихо смеюсь, борьба с рукавами возобновляется и оканчивается полной победой обладателя свитера. С растрепанными волосами он выглядит почти на свой возраст и больше не кажется мне старше, чем есть. – Рицка, ну и чего вы опять там с Со-тяном не поделили? – не собираюсь ходить вокруг да около и осторожно клинья подбивать. Мне уже порядком надоело за них дергаться, хоть теперь может узнаю, из-за чего. – Все нормально, – огрызается он, не желая отвечать на вопрос и оттягивая ворот свитера. Колется, наверное. Ну нет, мальчик, так не пойдет. – Это из-за того, что произошло тогда? – Ну… Задумался. Прикидывает, что бы сказать и при этом соврать поменьше. Все-таки ему не нравится меня обманывать. – Да, наверное, – Рицка все еще не смотрит на меня, предпочитая разговаривать с раскидистым деревом, растущим около дома. – Просто у нас образовалась некоторая проблема и пока непонятно, с какого конца за нее браться, – вздыхает и решительно заканчивает. – Но мы справимся. Пожалуй, это – максимально честный ответ, который я могу от него получить. Между прочим, знакомый приемчик: Со-тян тоже иногда так вот пространно поразглагольствует, и не сразу поймешь, что вокруг пальца обвел, не сообщив ничего нового. – Помощь не требуется? – Извини, Кио, но нет. Точно так же он говорил перед тем, как отключиться и сообщить мне про Семь Лун, но теперешняя ситуация явно не в мою пользу, так просто вытрясти из мелкого информацию не получится. Рицка тоже не знает, о чем со мной поговорить, не затрагивая те темы, на которые сам же поставил запрет. Оказывается, или таких тем в принципе много, или у нас с ним кроме Со-тяна чертовски мало общего. Мальчишка прекращает теребить ворот и пытается стянуть свитер через голову, потом смотрит на меня, мол, не выдашь? Ему, очевидно, жарко после выпитого чая, да и вечер сегодня теплый, но на вопросительный взгляд и кивок в сторону свитера я качаю головой: заболеет, а мне потом Со-тян голову оторвет. Рицка раздраженно вздыхает и поддергивает рукава – и у свитера, и у кофты. Молчит, машинально чешет правое запястье. Я скашиваю глаза и удивленно спрашиваю, увидев на руке то, чего совсем не ожидал: – Зачем тебе напульсник? Решил заделаться профессиональным теннисистом? Он кажется ошарашенным таким предположением. Ровно одну секунду. Потом на лицо набегает уже ставшее привычным за этот вечер рассеянное выражение, призванное успокоить окружающих. – Нет, мне Яей подарил. Ему друг из Италии привез. – Из Италии! А откуда именно? Дай посмотреть, а? – я радостно подскакиваю и пытаюсь рассмотреть его получше. Видимо, не все, что связано с теннисом, у меня выветрилось из памяти, хотя времени прошло достаточно, так вот, пожалуйста, непроизвольные реакции и обостренное любопытство на почти забытую тему Рицка уворачивается и пытается натянуть рукав обратно, чтобы закрыть напульсник, но я уже рядом, не даю ему этого сделать. В результате короткой, но непродолжительной борьбы мне удается подтянуть напульсник вверх по запястью и узреть свой второй сюрприз на этот вечер: – Татуировка? – я невольно присвистываю. Офигеть, вот уж чего не ожидал… Да, мне любопытно, что за изображение мог себе сделать мальчишка, да еще и в таком месте. И когда только успел? Тогда ведь не было ничего, я бы заметил. Рицка раздраженно вырывается и, поправив напульсник, принимается с ожесточением натягивать рукав. Несколько поздновато, на мой взгляд. Все, на что я не рассчитывал, я уже увидел. – Да чего ты стесняешься? Смелости сделать хватило, а теперь прятать будешь? Тогда уж надо было на спине изображать, а не на руке, если не хочешь, чтобы тебя постоянно дергали. Ну, давай, покажи. Покажи, а то не отстану, так и будем тут стоять, пока ты окончательно не задрыгнешь, если Со-тян не спасет тебя раньше. Под моим напором его плечи опускаются, и Рицка все так же молча засучивает рукав обратно, снимая напульсник и позволяя рассмотреть то, что у него на запястье. И, видимо, надеясь, что я не пойму. Да, это определено не татуировка. Хотя бы потому, что по цвету не похоже совершенно, но дело даже не в этом. Просто из того короткого разговора с Минами я знаю, что пары связаны именами, данными от рождения. И что они проявляются со временем. Видимо, вот так и проявляются, хорошо хоть не на лбу. Только чего он переживает-то тогда? – Рит-тян, ну и чего ты куксишься? Имечко, конечно, так себе, но, как я понимаю, его не выбирают? У Со-тяна тоже? Вот теперь он вырывает ладонь и вновь опускает рукав, еще и очень недоверчиво интересуясь при этом: – А при чем тут Соби? – Ой, Рит-тян, ну не считаешь же ты, что я совсем ничего не знаю? Все ясно. Видимо, он именно так и считает. Фыркаю: – Ты головой-то подумай. Я с вами в эту вашу школу ездил, правда, меня на входе завернули, но услышать я успел достаточно, так что делать вид, что про пары и «Луны» не в курсе, не буду, уж извини. Хотя вы с Со-тяном, по-моему, пара и без всех этих заморочек, Ну и кроме того, у него на горле весьма приметные начертания, – Рицка морщится, и я киваю в ответ на это, – вот-вот. По-моему, сложить два и два вполне можно. Особенно если хотеть. Мальчишка молчит, и мне ничего не остается, кроме как говорить самому. И почему инициативу вечно должен проявлять я? Нет, то, что кому надо что-то выяснить, тот и ведет в разговоре, это понятно, но все же. Это что, вариация полосы с препятствиями по нарастающей: закончил с одним уровнем, переходи к следующему? Разговори Минами, разговори Рицку, а под конец, чувствую, мне и с Соби придется побеседовать, если сейчас ничего не выясню. – Так что с Со-тяном? Если у вас теперь одно имя, чего такие постные физиономии? Или у него оно где-нибудь в другом месте вылезло? – я понятия не имею, одинаково ли проявляется имя или нет. Но если предположить, что нет, то оно может быть где угодно. Зная удачливость Соби, может, и в таком месте, что стыдно людям показать. Ладно, не будем смущать мелкого и выдадим наиболее безобидный из неудобных вариантов. – Слушай, ну не на лбу же? Постой, я что, угадал? Все, ходить теперь Со-тяну с длинной челкой до скончания веков, иначе вопросов не оберется. Впрочем, челка ему идет, так что не вижу проблемы. – Нет, – мальчишка опять отворачивается. Ну если ему так проще озвучивать свои страхи и страшные тайны… – Что «нет»? Не на лбу? А где тогда? Рицка, не томи уже! – Вообще нигде, – голос звучит глухо. – У него и не могло бы. Так – не могло бы. А по-другому… я не собираюсь. По-другому, это, очевидно, терновничек на горле у Соби с указанием авторства. После него сложно придумать что-то оригинальнее. Да и потом, ясно же, что таким путем Рицка не пойдет, не будет он человека калечить из-за какого-то там имени. Только я что-то не понял, если они пара, почему у Рицки имя есть, а у Со-тяна нет? Минами же упоминал, что оно у них проявится, вот, пожалуйста, ошибся. Хотя нет, он ведь говорил про мальчишку, а не про Соби. И про какого-то его природного бойца, я тогда на этом внимания не заострил. Так, если допустить, что этот термин я понял правильно, где-то по свету уже бродит такой боец с опознавательным знаком «loveless» на запястье. Но… а как же Со-тян? Опять не при делах? Если он не природный боец Рицки, то кто тогда? Чей-то другой природный боец? Тогда явно не Аояги-старшего, иначе имя бы проявилось по-человечески. Или боец ничейный, взявший мелкого под опеку на добровольных началах? Ладно, об этом позже, сейчас до Рицки другое донести надо. – Чушь. Вы же пара, и имена эти ничего не значат, внешние атрибуты, да и только. Не так проявится, так иначе. Так что успокойся и наплюй. Ну что он тебе сказал? Что любить из-за этой ерунды меньше будет? Рицка молчит в ответ на безобидную шутку, и у меня начинает закрадываться нехорошее подозрение. Если все из этой школы так с именами носятся, то, зная Со-тяна, он может опять закопаться в песок, как страус, и делать вид, что его это не касается. А сам переживать и себя накручивать. – Он вообще что-нибудь сказал? Рицка? – Н-нет. Я ему… я еще не обсуждал с ним это, – мальчишка начинает говорить все быстрее и быстрее. – Нам в последнее время не до того было, с одним не разобрались, так теперь еще… И потом оно так внезапно… В общем, он не знает. Пока что, – неловко заканчивает мелкий. И Рицка, конечно, намерен оттягивать с объяснением так долго, как сможет. Все же он еще ребенок, отсюда и детская вера в то, что если проблема есть, ее лучше не трогать. Вдруг да рассосется. – И сколько ты намерен скрывать? Со-тян же все равно увидит, как я сейчас. Место-то приметное. Или напульсник надеть забудешь, или он у тебя просто съедет. Вариантов, на самом деле, множество, – не удивлюсь, если он все это и сам знает. Но все равно отнекиваться от разговора будет до последнего. – А итог будет один: рано или поздно Со-тян имя заметит. Расстроится, конечно, но еще больше ты его расстроишь, когда он выяснит, сколько ты об этом молчал. – Да, ты прав, – Рицка кивает и теперь наконец-то смотрит на меня. И выражение глаз такое… понятное сразу. «Пожалуйста, скажи, что можно как-то ему вообще ничего не говорить, и он не узнает». – Кио, я все понимаю, правда. Но я… Я не могу сейчас. Просто не могу. У меня же есть немного времени? А завтра я ему расскажу, честно. Завтра. Обязательно. Я еле удерживаюсь от того, чтобы не покачать головой. Если я прав, то это «завтра» не наступит никогда. Рицка может с жаром защищать Со-тяна передо мной, в поединках, наверное, тоже они как-то взаимодействуют. Но вот сейчас ему решительности не хватит. – Пожалуйста, не говори Соби, – стушевавшись, тихо просит он таким тоном, будто не сомневается, что я все равно поступлю наоборот. И вот откуда только у Рицки эта уверенность, что если мне что-то известно, так я тут же побегу с этим к Со-тяну? Только потому, что Соби знаю дольше, чем его? – И в мыслях не было. Это ваша кухня, разбирайтесь сами. Я только твоим внутренним голосом могу поработать ну и совет дать. А стучать на тебя Со-тяну, да еще и по такому поводу – уволь. Его плечи заметно расслабляются. – Ну, спасибо тогда. – Не за что, – по-моему, разговор пора заканчивать, сейчас только одну вещь ему «на подумать» скажу, и можно идти домой. – Если замерз, можем вернуться в квартиру. И вот еще что: ты сам об этом что думаешь? – киваю на его запястье, скрытое широкой полоской. – В смысле? – Рицка озадаченно моргает. – В смысле, что это для тебя значит? – Ну, это имя, данное задолго до рождения. Истинное вроде как, – и сколько неуверенности в голосе... Явно не свои умозаключения озвучивает. – Это определение. А я спрашиваю про характеристику, – поскольку он явно пока не понимает, к чему я веду, поясняю. – Из-за того, что оно проявилось, ты чувствуешь себя другим? Ощущаешь его как нечто важное, как знак, предназначение там? Или это просто буквы? Что оно для тебя значит? Для тебя, а не для Соби, – это важное уточнение, мне нужно, чтобы мелкий решил сейчас в первую очередь за себя. Рицка закатывает рукав, сдвигает защиту и долго смотрит на переплетающиеся иероглифы. Потом поднимает взгляд и как-то удивленно говорит: – Ничего. – Тогда помни об этом. И до Со-тяна попытайся донести простую истину, когда решишься, что не собираешься паковать вещи из-за того предопределенного, в которое ты сам толком не веришь. Мне становится чуть легче, когда он серьезно кивает в ответ на это заявление. Понял. И, что гораздо важнее, поверил. В себя, во вселенную, в Со-тяна, в свою счастливую звезду или во что там верят тринадцатилетние мальчики, которые не хотят позволить обстоятельствам, судьбе и тем более кому-то постороннему разрушить свой мир? Неважно, во что он верит. Важен решительный взгляд и уверенность, проявившаяся в чуть распрямленной спине, несмотря на явную сутулость. Потом мы возвращаемся в дом, который через пятнадцать минут я покидаю с непривычно легким сердцем. Будто совершил маленькое чудо. Или просто увидел, как оно сформировалось не без моей помощи. Такое непривычное ощущение эта причастность к событиям... Она как будто автоматически дает тебе право рассчитывать и на свое маленькое чудо тоже.