ВОЛШЕБНЫЙ ЦВЕТОК

20.12.2014       В жизни много разного приключается. Вы, господа, должно быть, это и так прекрасно знаете… Чего ради вы пришли сюда? Не чай ведь пить, верно? Ах, вот как… Да, я знал, что когда-нибудь поднимут это дело. Сейчас я уже едва могу вспомнить тот ужас, который держал меня в своем кулаке в то время. А вы, молокососы, и представить не можете, насколько сильно я любил ее. Налин Джерадо. Она для меня не человеком была, а ангелом. Прекрасным, недоступным, недостижимым.       С этого дела все и началось.       Не знаю, как вам удачнее подать эту историю. Наверное, я не буду раскрывать вам карты сразу, чтобы вы поняли, что я тогда испытывал. Да и интерес к ней чтобы сразу не выветрился. Ведь, как я понимаю, для вас все события того времени некой мистификацией представляются. А стоит мне все сразу раскрыть, и вы конца даже слушать не станете. Станете? Зачем? Какой протокол? Ах да… Вы ведь вздумали арестовать меня. Зачем стране понадобилось посадить за решетку пятидесятилетнего старика?       Ну, в общем, мне и дела нет. Хотите запереть меня – пожалуйста. Сопротивляться я не стану, за все свои грехи я ответить готов.       Для начала мне надобно сказать, чем я тогда занимался. Предысторию, так сказать, поведать. Был я охранником у старика-Джерадо. Человек он был благодушным, но вел бизнес опасный, темный. Гуляли слухи, что и до убийств дело доходило. Но все прочее время он был улыбающимся добряком.       Я постоянно находился на участке, в его «крепости», как он называл свой дом. Определенных обязанностей, требующих каких-то моих усилий, у меня не имелось. Пара обходов обширных Джерадовских владений не в счет. Платил старик-Джерадо немало, но предполагалось, что за эти деньги я ему весь продавался, любой приказ выполнять обязан был.       Ничего ужасного он мне не поручал, разве что отвезти запечатанные посылки по указанным адресам. Детей у него двое было. Сын и дочь. И, как вы понимаете, в нее, Налин Джерадо, я и влюбился. Была она хорошенькой, точно козочка дикая. Я так ее все время и представлял. Веселая, озорная, прекрасная.       Брат ее отцовским благодушием не отличался, вседозволенность превратила его и без того скверный характер и вовсе в нечто отвратительное. Он постоянно цеплялся к нам, охранникам, ставил на одну доску с прислугой. И мы вынуждены были подчиняться ему, потому что старик-Джерадо приказал нам это.       Была у этого разнотипного семейства и мамаша. Госпожа Джерадо была особой надменной и неприступной, но вполне воспитанной. Она походила на добрую королеву. Радушная, но с невозможно завышенным чувством собственного достоинства, которое нельзя было задевать ни под каким соусом. Взрыв после этого следовал незамедлительно.       Налин меня не чуралась, жизнь в достатке приучила ее не заботиться о деньгах, а потому она и не делала различий между бедными и богатыми кавалерами. Я понимал, что она и не думала о том, скажем, на что мы будем жить, если поженимся. А я был просто влюблен, и потому такие мелочи не касались моего разума. К тому же, жалование охранника было вполне приличным. О том, что, женись я на Налин Джерадо, и я едва ли останусь служить у ее отца, я не задумывался. Я просто был счастлив, и радовался, точно ребенок, каждый раз, когда видел ее.       А потом ее старик внезапно умер. Это случилось очень тихо и мирно, ночью у него случился инфаркт, и утром он уже не проснулся. Всеми его делами стал заправлять Реджи, а, как я говорил, нрав у сынка Джерадовкого был не сахар. В общем, многие постарались уйти из «крепости».       Я, как вы понимаете, имел определенные причины терпеть не только Джерадо-младшего, но и вообще все на свете, а потому меня эти все перемены мало волновали.       После нескольких месяцем буйства этого «принца», дорвавшегося до власти, я даже сумел привыкнуть к ситуации, но неожиданно открылась наша с Налин связь. Связь, надобно отметить, была совершенно невинной, самое откровенное, на что я решился - это взять ее за руку во время прогулки. Она была для меня не человеком, а божеством, непорочным ангелом.       Это вызвало большой скандал, и Реджи потребовал, чтобы я оставил «крепость», а Налин запретил высовываться из усадьбы. В ответ на это мы с Налин сбежали той же ночью.       Да… как давно это было. Почти тридцать лет уже минуло… Вам интересно? О, вы даже записываете. Ну-ну.       Тут я, пожалуй, опущу наши с Налин скитания, потому что это очень важная деталь, и во всех подробностях я ее поведаю вам в самом конце.       Итак, как все было.       Очнулся я резко, точно от кошмара, и сразу открыл глаза. Свет больничного помещения был ослепителен, и вырвал стон из моей груди. Вообще, тело свое я не чувствовал, будто без движения провел очень много времени. Стоило мне пошевелиться, и точно сотни нервных окончаний взорвались в моей голове. Болело все. Он головы до пяток, левый бок жгло, точно мне туда раскаленную железку прикрутили. Ко всему прочему меня мутило.       Внезапно все эти факты заметно померкли перед новым – я не помнил, что привело меня на эту койку. То есть, я помнил, что зовут меня Шедар Кирот, что работаю я охранником, помнил я и старика-Джерадо, с натугой мог вытащить из памяти события из жизни. Но все это было точно в тумане, и никаких хронологических привязок у этих событий не имелось.       К тому же, за левую руку я был прикован к ребру железной кровати наручниками.       Мои копания прервал врач, что уверенно вошел в палату. Полы его халата развивались, так быстро он передвигался.       - Вы уже очнулись, молодой человек? – выглядел он, надо сказать, не особо радостно при этом, точно желал, чтобы я и дальше валялся в беспамятстве.       - Сколько я здесь? – этот вопрос был первым в череде других вопросов, что наполняли теперь мой разум.       Врач посмотрел на меня неодобрительно, точно спросил я нечто бестактное.       - Расскажите, что вы чувствуете, - предложил он и сел на стул подле койки. В руках его появились планшет и ручка.       Я охотно перечислил ему все, что творилось со мной, а так же отметил, что последних событий своей жизни не помню. На это врач никак не отреагировал, только быстро меня покинул, а на смену ему пришел некто в черном пальто.       - Шедар? – тон его был вопросительным, хоть я точно знал, что он владеет всей информацией обо мне, и ни в каких моих ответах не нуждается.       Он принялся напряженно меня оглядывать, а я так же напряженно смотрел на него. Кто он, я не помнил, хоть отрывчатые образы и болтались в моей искалеченной памяти. Так же я хорошо понимал, что видеть его я не рад.       - Ублюдок, - бросил мой гость через некоторое время, - Я любил свою сестру!       От констатации этого факта я растерялся. Всякий любит свою сестру, и я не понимал, какое это отношение имеет ко мне. А затем, точно вспышкой, в голове зажглось воспоминание: прекрасное юное создание в белом платьице стоит на балкончике, ветер треплет ее темные кудрявые волосы, а на лице сияет улыбка. Это воспоминание вмиг сменилось другим, не менее ярким – белое платье испачкано, кудри рассыпаны по земле. Горло девушки перерезано, а я сжимаю в руке окровавленный нож.       Это, господа, самое черное, самое жуткое, что я испытал за всю свою жизнь, а повидал я не мало. Я заметил, что воплю от ужаса только тогда, когда гость мой с силой ударил меня по щеке.       - Кто она?! – крик мой волной раскатывается по палате, в голове у меня звенит.       Гость выглядел теперь не таким уверенным, в молчании он достал планшет врача и принялся напряженно его изучать.       - Не помнишь, значит? – это он цедит зло и как-то бессильно, - Налин влюбилась в тебя, а ты испугался моей мести и убил ее.       Из всего я услышал только Ее имя. Налин… Волшебный цветок…. И я убил Ее? Я не чувствовал в сердце своем ничего, кроме любви. Убить Ее для меня значило бы переступить через себя, свою сущность, уничтожить душу. Как я мог?! А между тем я помнил рукоять ножа, скользкую от крови.       - Что я наделал? – я не обращался к гостю, это мое сердце спрашивало у предавшего его тела.       Воспоминания мои путались, и я не помнил, какое из них было прежде, а какое после. Но я помнил луг, где сидели мы с Ангелом, помнил ее улыбки, ее смех. Помнил и ее брата, что не желал нашего союза. И помнил стену дождя. Ангела не было, только кромешная тьма.       - А ты и впрямь все забыл, - гость мой, ее брат, неожиданно нарушил молчание.       Я почувствовал, как волна ненависти поднимается во мне. Его я ненавидел. Но себя больше. Я убил ее…       - Ты вырвал ее из нашей семьи, - снова он заговорил не скоро, точно обдумал что-то, на что-то решился, - Она была воплощением добра и красоты, а ты отнял у нее жизнь, - я чувствовал, как ненависть плескается в его голосе, но он сдерживал ее, а мне было только больнее от этого.       - Тебя осудят, - он не замолкал, точно злобный змей, - и остаток своих дней ты проведешь за решеткой.       Тюрьма? Я не боялся, приди сейчас инспектор арестовывать меня, и мысли бы у меня не возникло сопротивляться. Я совершил не просто преступление. Это было богохульство. Убей я непорочную Деву Марию, и даже тогда грех мой не был бы столь черен.       Я не видел дальнейшую свою жизнь. Дни мои продляться ровно столько, сколько времени мне потребуется, чтобы изобрести способ их закончить.       - Но ты можешь попытаться искупить это, - он оглядывал меня пронзительными голубыми глазами, точно рентгеном просвечивал.       Как я мог искупить это? Что я должен был сделать, чтобы вина больше не терзала мою душу?       - Не ты один виновен в ее смерти. Есть еще один человек, и только ты можешь привести меня к нему, - он все это время не спускал взгляда с меня, о чем он думает, я понять не мог, да и не пытался.       Он сказал это и поднялся. Уже у дверей он обернулся и бросил на одеяло несколько глянцевых снимков.       Ужас завладел мной прежде, чем я взял бумаги, все во мне кричало, чтобы я не смотрел. Точно я уже знал, что там.       Налин. На фотографиях она лежала на земле. Глаза ее были закрыты, а шея темнела кровью. Я не просто прежде видел эти снимки, я помнил, что сам их делал. Что ж я за человек такой? Отвращение к себе расползалось по груди едкой кислотой.       Я не помнил никакого «еще одного человека», но его я ненавидел теперь также, как и Реджи, так же, как и себя самого. Мы трое виновны были в ее смерти. О да. Я хотел ему отомстить. И я хорошо понимал, что хочу захватить в могилу и Реджи. Все трое мы умрем в один день. Так я решил тогда.       - Я согласен, - я бросил это, как только увидел ее брата снова, - Что я должен сделать?       Реджи долго, не мигая, смотрел на меня, а затем рассмеялся.       - Мы вместе найдем этого подонка, - заявил он так, будто я его лучшим другом был, - и расправимся с ним.       Мне показалось, он почувствовал, что, как только «подонок» перестанет дышать, я попытаюсь убить и его тоже. И, как мне показалось, точно такой же план созрел и у него. Мы были врагами, достойными друг друга.       Вы, господа, что-то заскучали? Я рассказываю вам это так подробно, потому что для меня это было очень важным. Каждое мгновение. Но я могу, разумеется, говорить и более сжато. Не надо? Что ж, как хотите.       Потрепан я был знатно – голова была разбита, а бок продырявлен – а потому в больнице я задержался порядочно. Больше месяца меня нянчили люди в белых халатах, и только потом пришел Реджи и забрал меня.       В машине он дал мне несколько снимков, на которых я преспокойно болтал с «подонком». Выходило, это был мой приятель, или кто-то вроде него. Получалось, я сам надоумил «подонка» на это дело. Что, впрочем, не уменьшало его вины. Как его зовут, Реджи не знал.       Меня привезли в «крепость», и довольно долгое время я маялся без дела, слоняясь по особняку или объезжая знакомые места в надежде, что «подонок» именно в этот момент окажется там. Занимался я этим, разумеется, потому, что «подонка» не помнил, и где его теперь искать не знал. Реджи только бесился и орал на меня, а я успокаивал себя картинами того, как я его убиваю.       Так, незатейливо, прошел еще один месяц. Теперь наступила зима, и Реджи буквально насел на меня, требовал, чтобы я вытащил из памяти хоть что-то.       Жил я в своей прежней комнате. Я помнил ее, но некоторые мелкие детали ставили меня в тупик. Например, цветок на окне. Какого черта я, спрашивается, притащил его в свою комнатушку?       А потом ко мне неожиданно пришла ее мать, миссис Джерадо. Одета она была в черное платье, вид имела не прошибаемо спокойный.       - Вы – тот господин, что лишил жизни мою дочь? – это она сказала мне так, точно я грязью под ее ногтями был.       Чувствовал я себя, надо сказать, примерно так же. У меня только и хватило сил, чтобы кивнуть.       А она неожиданно села на мою узкую кровать и тихонько заплакала. Я настолько растерялся, что продолжал столбом стоять посреди комнаты, что теперь делать я не знал.       - Она была лучше, чем все мы, - прошептала она, и посмотрела на меня красными глазами, - Как вы могли?       А я и сам не знал, как я смог. Я не слышал даже мысли об этом в своей искалеченной голове, никакого вреда я причинить Налин не хотел. Черт, да я готов был жечь себя каленым железом, только бы лишить ее страданий. Что произошло со мной, я не понимал.       - Вы ненавидите меня? – я спросил это намеренно, я хотел это услышать.       Госпожа Джерадо смотрела на меня долго, а потом покачала головой.       - Она никогда не была счастливее, чем с вами, - прошептала она то, к чему я не был готов, - печально, что счастье продлилось так недолго.       С этими словами она поднялась и ушла, а я даже не пошевелился. Смысл ее слов не укладывался в моей голове.       С того момента я стал приглядываться к этой странной женщине. Одно за другим на нее свалились два горя. Сначала ушел муж, потом дочь. А она все еще выглядела, как королева. Несчастная, придавленная потерями, но не сломленная. И я еще отчаяннее принялся разыскивать своего «помощника».       Вы, должно быть, сейчас подумали, что я жил? Искал убийц, строил планы мести, с матерью ее подружился? Но это не так совсем. Я не был несчастен, гнев не пылал во мне, вообще ничего, кроме ненависти к себе я не испытывал. Я точно попал в жерло вулкана, и горел там. Не было мне успокоения ни днем, ни ночью, образ Налин, прекрасный и непорочный, постоянно стоял перед глазами. Смерть свою я рассматривал не как кару за свои деяния, и уж тем более, не как некий пафосный поступок в стиле «умрем в один день». Я просто не видел свою жизнь.       Вы улыбаетесь. Должно быть, вы, ребята, и понять не можете, кем была Налин для меня. Не смыслом жизни. Самой жизнью. А я убил ее. Двойная пытка.       Должно быть, это как-то отражалось на моем внешнем виде. Люди, с которыми прежде я общался на короткой ноге, меня сторонились. Хотя, это возможно было и от того, что каждый знал о моем преступлении. В зеркале я видел землистую физиономию с темными кругами под глазами. Появились морщины, хотя мне тогда только двадцать шесть лет было. Еще совсем мальчишка.       Люди, что встречались мне на пути, смотрели на меня со страхом и жалостью. Даже те, кто ничего обо мне не знал. Всё и так понимали. И Реджи сделался ко мне как-то терпимее. Точно жалел меня.       - А знаешь, я ведь собирался убить тебя, как только завалим твоего дружка, - заявил он мне как-то, после очередной облавы в место, где, как подсказывала мне моя больная память, мог быть «подонок».       Я только кивнул. Разумеется, я знал это. Зачем он сообщил это сейчас, я не понимал.       - А сейчас я смотрю на тебя, и вижу, что рука не поднимется.       С этого странного разговора прошло несколько недель, а его слова не шли у меня из головы. Я вдруг понял, неожиданно для себя как-то понял, что у него тоже сердце есть, и что сестру свою он действительно любил. Как-то по-своему, разумеется.       В общем, докатился я до решения, что, умри один я, и Налин будет отомщена. И не было мне больше дела до ее брата, «поддонка»-друга, и вообще до любых активных действий. Я решил покончить с собой. Выводы мои свелись к тому, что никто, кроме меня, в ее смерти не виноват.       Слишком долго я жил в этом ужасе, о своем конце размышлял не переставая, а потому проблем с изысканием способа самоубийства у меня не возникло. Просто стянул ремень, да перекинул его через перекладину под потолком. Вешаться в таком положении было неудобно, но я был достаточно решительным, чтобы эти неудобства не замечать.       А когда я спрыгнул с кровати и уже начал задыхаться, неожиданно дверь моей коморки распахнулась, и на пороге появилась Налин. Сначала я решил, что мне мерещится это, а затем – что она ангел, пришедшим по мою душу.       Но ангел повел себя странно. Он с совершенно испуганным видом унесся и вызвал прислугу, которая освободила меня из удавки, и откачала.       Я снова попал в больницу, на этот раз с растяжением шейных мышц и отеком легких. Когда я очнулся, подле меня была Налин.       Да, я вижу, господа, что вам не терпится услышать конец этой истории. Мне тоже тогда не терпелось.       Далее я расскажу вам так, как мне поведала моя принцесса.       Мы сбежали из «крепости» ночью, а погнали нас уже через пару часов. Мы останавливались в дешевых мотелях, где не нужно было показывать документы, и это на некоторое время сбило Реджи со следа. Но было понятно, что с деньгами и жаждой мести он когда-нибудь дотянется до нас. И у меня появился «гениальный» план. Подстроить нашу с Налин смерть, передать фотографии наших «трупов» Реджи, а самим уехать из страны.       Я тот час принялся притворять план в жизнь. Сделал я это достаточно простым способом. Велел Налин лечь на землю, разрезал себе запястье своим ножом, который затем так хорошо вспомнил, и измазал ее собственной кровью. С фотографиями я поехал к Тилю, оставил там Налин, сам отправился по каким-то своим делам, и тут меня накрыли люди Реджи. Все телесные повреждения я получил в процессе погони, ну а что было потом, я вам, господа, уже объяснил.       Так что, если желаете предъявить какие-то обвинения, я готов, но за собой я никаких грехов не чувствую.       Я был не просто счастлив видеть. Она заставила мое омертвевшее сердце биться снова. И, что странно во всей этой истории, Реджи как-то смирился с нашим союзом, да и мамаша-королева это приняла достаточно спокойно.       Так что, господа, допивайте свой чай, и проваливайте, мне вам больше сказать нечего. 05.01.2015